Дягилев начинал как критик. В середине 1890-х он стал печататься в солидном издании «Новости и биржевая газета», опубликовав там 11 статей. Так он оказался соседом по газетной полосе с главным передвижником в критике В.В. Стасовым. Владимир Васильевич юношу долгое время не замечал, пока тот не осмелился высказаться не только против передвижничества, но и его трубадура1. Открытое письмо маститому критику так и осталось не опубликованным, но классик его прочитал. Дягилев сам принес текст оппоненту с просьбой помочь с его публикацией. Стасов опешил, но какие-то усилия все же предпринял. Поговорил, в частности, с редактором «Новостей и биржевой газеты»: «Я стал упрашивать Нотовича, чтоб он напечатал статью Дягилева и с моими коротенькими (но сильными) на нее ответами: он ни за что не хотел. Говорил, что и публике, и газете, и мне это было бы вредно! Я не соглашался, упрашивая снова, говоря, что у меня от того не тронется даже и волосок, а Дягилева я растопчу — нет, ничто не помогало», — пишет он брату Дмитрию 3 февраля 1898 года2. Понятно, почему Стасов решился помочь своему противнику: коллизия была близка к ситуации с его собственной публикацией в 1861 году. Он безуспешно пытался тогда напечатать статью «Господину адвокату Академии художеств», где отвечал ректору академии Ф.А. Бруни.

В другом письме критик жалуется, что никак не может решиться начать «качать в печати» Дягилева: все же он племянник его близкой знакомой Анны Васильевны Философовой, да и «лезет всегда с такими почтениями и превенансами». Но вскоре ситуация переменилась: Стасов не упускал случая «проехаться» по взглядам молодого оппонента, которого называл декадентским старостой. Его статьи считал «погаными», их автора — «паршивым поросенком», а людей, перешедших «на сторону декадентов», подозревал в корыстных интересах: дескать, Дягилев их банально перекупил.

Поводы для нападок Дягилев предоставлял регулярно, его активность в художественном пространстве Петербурга не знала себе равных. Выставки организовывались одна за другой, появление журнала «Мир искусства» радикально изменило художественный ландшафт: затхлый воздух передвижничества сменил ветер модерна. Стасов воспринимал начинания молодого поколения как вызов, если не личное оскорбление: как критик он долгие годы не знал серьезной конкуренции, гегемонии его идей, казалось, ничто не угрожало. Появление новых людей было ему в радость, но это была радость особого толка: она скорее сродни настроению бойца перед очередной схваткой, чья цель — подтвердить свое превосходство. Летом 1898 года Стасов в письме к архитектору Ивану Ропету уже предвкушает грядущую зиму: она будет «самая трудная, тревожная и полная сражений и боев — Вы понимаете, что речь идет о двух художественных газетах — декадентской, Дягилева и Ко, и нашей. Как-то я в состоянии буду с этим справиться? На кого опираться, с кем советоваться в беседах и совещаниях на бои?»3.

Стасов не стеснялся в выражениях, когда писал о «Мире искусства», его авторах и выставках. Названия некоторых статей в газете Нотовича за 1898 год провоцируют вызов на дуэль, они свидетельство войны не на жизнь, а на смерть. «Нищие духом» в № 5 — это о сдвоенном номере дягилевского журнала. «Пачкуны» в № 303 — «О новом отряде людей у нас: о тех критиках искусства, которые ужасно бедно, ужасно скудно одарены от природы и понимательной способностью, но не довольствуются тем, что просто выразят в своих статьях всю степень своего непонимания, а тотчас принимаются от глубины души ненавидеть то, то им недоступно, принимаются гнать его, как враг. Но этого им мало: они умышленно искажают его на все манеры, что есть хорошего и важного у этого врага, — то скрывают, чего нет, то выдумывают; наконец, не довольствуясь даже и недостойной этой небывальщиной, употребляют свои плохие силенки на то, чтобы по крайней мере испачкать и перемарать ненавистный им объект».

А в следующей статье, опубликованной 8 февраля под хлестким названием «Подворье прокаженных», Стасов не удерживается от выпадов в адрес ближайших друзей (впрочем, Левитана он скорее недооценивал). Ругая в целом выставку, устроенную «мирискусниками» в музее барона Штиглица, он вдруг замечает: «Есть, правда, на выставке по какой-то странности несколько произведений русских художников, не декадентов, и потому их надо выделить в особую группу. Это: Репин, Серов и Левитан. Но на этот раз картины этих замечательных русских художников одни недостаточны, другие неудовлетворительные, и потому я считаю за лучшее о них промолчать»4. Здесь проявляется типичная стасовская черта — мигом отдаляться от тех, кого он еще недавно считал своими единомышленниками, как только критик чувствует у былых соратников попытку самостоятельного и независимого суждения. Именно по этой причине он подверг обструкции творчество Е.Д. Поленовой: художница стала сотрудничать с «Миром искусства».

Дягилев использовал схожую лексику затяжной борьбы, устраивая с товарищами «конспиративные» завтраки и обеды. Приемы, к которым он прибегал, не всегда выглядели безукоризненно. Так, он издал объемный труд «Русская живопись в XVIII веке. Д.Г. Левицкий. 1735–1822», который стал прорывом в художественной критике, изменив отношение академической среды к веку Екатерины. Помимо дягилевского описания наследия Левицкого том содержал и статью В. Горленко «Жизнь Д.Г. Левицкого», не преминувшего напасть на Стасова, назвав его «своеобразным историком нашей живописи». В качестве мишени для критической стрелы использовался повод настолько давний, что даже странно было читать о нем 40 лет спустя: полемика велась со стасовской статьей о лондонской выставке, опубликованной в пятой книжке «Современника» за 1863 год («После всемирной выставки»).

Но в дягилевском отношении к Стасову не было личного неприятия, разве что понимание, что одну эстетику в истории всегда сменяет другая (это понимание текучести жизни, быстрой смены эпох сильно облегчит ему существование в 1920-е годы, когда он станет заказывать музыку и декорации для «Русских сезонов» молодому европейскому авангарду).

Отчасти как дягилевскую можно рассматривать позицию Дмитрия Философова (тем более что он был, вероятнее всего, автором программной статьи «Мира искусства» «Сложные вопросы», подписанной Дягилевым). В статье по случаю смерти Стасова он хоть и отмечает «некоторую узость умственного горизонта» критика, но пишет о нем с симпатией: «Резкость, даже грубость тона иногда раздражала его собеседников. Но это раздражение быстро проходило. Не хотелось сердиться на это доброе, наивное дитя. В конце концов, его жизнерадостноcть всегда заражала. Нельзя было не удивляться его огромной жизненной силе. Он «воевал» до самой смерти»5.

В обоюдном неприятии Стасова и Дягилева многое определяла их внутренняя схожесть. Современники пишут о близости двух антагонистов: в середине 1890-х оба в живописи ценили Ленбаха и Либермана, недооценивали французский импрессионизм и ненавидели брюлловщину. Да и внешние проявления их эмоций были схожи. Вот как современник описывает приезд эстета в «столицу мира»: «Он привскакивал на сиденье извозчичьей пролетки, особенно его восхищали кружева, как называл он решетки балконов, оглядывался во все стороны, вскрикивал, вздыхал и не переставал говорить, громко выражая свою радость, со слезами восторга. Париж он знал давно и в совершенстве»6. Можно подумать, написано о Дягилеве, но нет, это его главный противник по эстетическим спорам, Владимир Васильевич Стасов.

А самое удивительное — это триумф «кучкистов»7 в Париже, прежде всего Мусоргского, которого Дягилев благодаря Шаляпину сделал героем парижской публики и за что Репин в 1910 году публично славил самого Дягилева. Подобного развития событий Стасов не мог и вообразить, утверждал Репин8. «Однако близость не возникла — слишком различны были сущностные эстетические позиции. Идее гражданского долга и воспитательной, социальной миссии искусства противопоставлялась альтернативная»9.

Насколько важной в противостоянии Стасова и Дягилева стала борьба за печатный рынок? Единственным конкурентом «Мира искусства» в ту пору был журнал «Искусство и художественная промышленность», выходивший под редакцией близкого знакомого Стасова, историка искусств Н.П. Собко. Исследователь утверждает, что этот «журнал Общества поощрения художеств получил настолько солидную субсидию казны, что мог ассигновать 100 тысяч рублей для обновления оборудования типографии Р. Голике с целью повышения качества репродукций, печатаемых в журнале»10. То есть Собко получал субсидий не меньше, чем Дягилев, тем более что источником благополучия последнего было решение императора Николая II выдавать «Миру искусства» ежегодно 15 тысяч, а затем 10 тысяч рублей в год из личного бюджета, то есть финансовым интересам Собко и вдохновлявшего его идейно Стасова это никак не угрожало.

Борьба могла идти скорее за рынок идей, но здесь обе стороны оказывались в неравных весовых категориях. Кризис передвижничества, метко названный Сергеем Маковским тупиком, хорошо осознавали в самих передвижнических кругах, модерну же принадлежало будущее.

После недолго забвения наследие Стасова превратилось в шаблон для советского искусствознания. Дягилев же пространство печатной критики покинул, изобретя для себя уникальный жанр продюсера-соавтора. Сам он слово «продюсер» ненавидел, а «соавтором» его не называли даже те, кто охотно прислушивался к его советам, от Стравинского до Пикассо. Но любопытнее всего не трудности с обнаружением слова, способного описать роль Дягилева в искусстве, но то, какую роль сыграла в его жизни полемика в молодости. Чтобы обрести собственную эстетику, полезно вовремя встретить учителя или противника. Повезет, если учителем станет противник. Дягилев встретил Стасова.

1 Дягилев объявлял между делом, что время Стасова ушло: «Подумайте над советом молодежи умолкнуть и перестать бить в набат» — Стасов приписал рядом: «Нет, не подумаю» (об этой приписке упоминал Д.В. Философов).

2 Стасов В.В. Письма к родным. М., 1962. Т. III. Ч.1. С. 207.

3 Цит. по: Сергей Дягилев и русское искусство: в 2 т / сост. И.С. Зильберштейн и В.А. Самков. Т. 2. С .159.

4 Стасов В.В. Избранные сочинения. М.., 1952. Т. 3. С. 261.

5 Философов Д.В. Слова и жизнь. СПб., 1909. С. 320.

6 Репин И. Далекое и близкое. М., 1961. С. 289.

7 Речь о композиторах, входивших в творческое содружество «Могучая кучка».

8 См.: В. Серов в воспоминаниях, дневниках, переписке современников. Л., 1971. Т.1. С. 494.

9 Леняшин Владимир. «Мир искусства» — миссия искусства // Дягилев и его эпоха. СПб., 2001. С. 9.

10 Кауфман Р.С. Очерки истории русской художественной критики. М.: Искусство. С. 278.

ДИ №2/2012