×
Город как символ
Олег Кошкин

В последнее время с большей, чем прежде, силой возобновилась дискуссия о судьбе исторического наследия городов и о допустимых пределах их обновления. С резкостью были высказаны позиции тех, кто хотел бы сохранить все или почти все памятники зодчества, имеющие и не имеющие официальный статус, но важные для образа города, и тех, кто настаивает на их «реконструкции». Последняя оказывается обычно или строительством старых зданий заново, или включением их в современные комплексы.

Репетиция Первого Московского международного фестиваля «Круг света» на Красной площади. 2011. Фото ИТАР-ТАСС/ Марина Лысцева

Вопрос об историческом образе города не есть лишь профессиональная проблема зодчих. Они могут только предложить способы реализации принципиальных решений, принятых либо политиками, либо всем обществом в целом. Речь, конечно, не идет о социологических опросах и референдумах. Выработка же отношения к истории своей страны и своего города не может решаться подобными способами. Она требует много более сложного и обязательно долгого пути формирования нового понимания наследия предшествующих поколений, его роли в национальной культуре. Только после этого может с успехом формироваться художественный образ древней столицы.

На протяжении всей истории сохранялись только те сооружения и пространства (площади, священные рощи, холмы, источники вод), которые объявляли религиозными или государственными реликвиями, а также те, которые считались достойными для подражания. Часто функции сооружения совпадали: афинский Парфенон был и наиболее чтимым храмом богини Афины Паллады, и самой совершенной из построек, на него ориентировались многие поколения античных зодчих. Собор Св. Петра в Риме прославлял место захоронения апостола Петра и в то же время был образцовым сооружением для архитекторов Возрождения и последующих эпох.

В советское время старая Москва имела в идеологическом смысле неопределенный статус. В коммунистическое будущее она вписывалась с трудом, слишком много в ней заключено воспоминаний и символов истории царской эпохи. Практические потребности советской идеологии тем не менее требовали наглядных свидетельств вековой устойчивости государства и средств для воспитания патриотизма, кроме того, доказательств высокого уровня культуры, причем таких, что они несомненно признавались бы во всем мире. Московские архитектурные памятники с их яркими, выразительными художественными образами и связью с основными событиями российской истории удовлетворяли этим критериям. Однако для большинства москвичей город был не государственным, идеологизированным пространством, а местом привычной, обыденной жизни, вызывающим привязанность и любовное чувство.

После советской власти образовался вакуум в представлениях об исторических ценностях города. Сохранившиеся подлинные памятники продолжали выполнять свою историческую роль. Они не приобрели смысла новых символов города и государства. Статус Кремля, например, практически не изменился в глазах общества.

Авангардом новой архитектурной идеологии города после распада СССР стали уничтоженные коммунистами сооружения прошлого, обладавшие в дореволюционное время значительной смысловой наполненностью. Идеологический вакуум в столице стал заполняться «новым» прошлым, «сверхсовременной древностью» — реконструкциями исторических московских зданий в натуральную величину.

Началось это скромно — с небольшой церкви Казанской иконы Божьей Матери на Красной площади. Восстановление расположенных рядом с ней Иверских ворот Китай­города и часовни при них, в прежние века одной из самых почитаемых в Москве в силу обладания чудотворной Иверской иконой, привлекло уже много больше внимания. Тут произошло «столкновение интересов» древних и советских исторических пластов. Иверские ворота затруднили привычный проезд техники во время парадов на Красной площади. Сначала это вызывало ностальгию по ушедшей военной мощи, но в конце концов все сошлись на том, что таким образом подчеркивается наше миролюбие. После того как была застроена Манежная площадь, где в коммунистические годы военная техника накапливалась, вопрос и вовсе отпал.

Возведение заново храма Христа Спасителя стало кульминацией нового историзма в современном преобразовании Москвы. И сегодня остается немало противников этой масштабной реконструкции. Однако представьте, что на том же месте возвели бы торговый центр или элитный жилой комплекс, что непременно бы случилось, если бы не появился храм. Законченный к двухтысячелетию Рождества Христова, которому посвящен собор, он стал одним из самых ярких памятников в мире, отметивших смену тысячелетий.

Сколько всего ни было сделано во всех странах мира, никто и нигде не создал столь грандиозного монумента академической традиции в изобразительном искусстве. Причем для России это было естественно. Нельзя не признать, что именно данная традиция доминировала в художественной культуре императорской России, по крайней мере триста лет. В храме Христа Спасителя была аккумулирована сумма наших воспоминаний о ней.

Храм проявил себя с еще одной неожиданной стороны. Его грандиозный силуэт, высоко поставленный купол оказались способными мобилизовать то, что осталось в городе от пространства XIX столетия. Улицы, переулки, мосты вновь получили ориентир, к которому они когда-то были направлены, что возродило их смысл в городской структуре. Если идти по Бородинскому мосту от Министерства иностранных дел на Смоленской площади, появляется огромный золоченый купол. Становится ясно, что мост, кстати, посвященный, как и собор, победе в войне с Наполеоном, был ориентирован на купол храма, на стенах которого начертаны имена всех российских офицеров, погибших в Наполеоновских войнах.

Новый историзм потерял в Москве свою силу по завершении храма Христа Спасителя. Наверное, прежде всего вследствие дороговизны, но и не только. Если бы строительство уничтоженных в прежние времена зданий продолжилось, то идея города стала бы подчеркнуто ретроспективной. Это явно не соответствовало намерениям ни государственной, ни муниципальной власти.

Идея восстановления утраченных символов прошлого в середине 1990­х сменилась новым представлением о Москве, как о городе европейской цивилизации, современном мегаполисе, рожденном новой Россией. Преобразование дорожной сети, создание современных развязок, строительство «третьего кольца» добавило образу Москвы непременные черты современного западного урбанистического центра, хотя до окончательного решения транспортных проблем еще далеко.

Наконец, почти европейские магазины заняли советские торговые площади. Среди великого множества роскошных модных бутиков, в которых не часто встретишь большое число покупателей, они кажутся скорее символами, чем реальными коммерческими предприятиями.

Основные архитектурные усилия в последние годы были сконцентрированы на создании элитного жилья и строительстве банковских зданий. Несмотря на различные функции, в стилистическом отношении эти здания почти одного интернационального стиля. Для жилых построек вошли в моду неоклассицизм и неомодерн, апеллирующие к московской архитектуре начала XX века или советскому ампиру, но очень редко приближающиеся к художественному уровню своих образов.

Плоские фасады с колоннами скрывают за собой очень похожие строительные технологии со стальным каркасом и стенами из многослойных материалов.

Новая архитектура Москвы мало кого удивляет своим качеством. Она поражает другим — соотношением с историческим наследием города. С удивительной быстротой исчезают старые скромные здания по всему историческому центру столицы.

Выдающиеся памятники старины постоянно реставрируют, и все большее их число начинает выглядеть «с иголочки». Постепенно они потускнеют и станут смотреться благороднее, московская погода и экология быстро вернут постройкам патину старины. Трудность заключена в другом. Сохранение исторического архитектурного наследия начинается с признания шедевров, объявленных памятниками общенационального федерального значения.

Однако чаще всего забывают об окружении выдающихся сооружений прошлого, о рядовой застройке, создававшей необходимый фон для восприятия прославленных зданий. Даже в советское время много говорили об «охранных зонах» памятников, в генплане Москвы 1970-х годов в центре был выделен ряд крупных районов, начиная с арбатских переулков, наименованных заповедными зонами, где историческая ткань города должна была сохраняться полностью. Эти идеи, по крайней мере на практике, ушли в прошлое.

Что же нам делать? Принимать город, в котором мы живем, таким, каков он есть, и спокойно отмечать его постоянные перемены, или сражаться за каждый старинный дом и всякий раз в этой борьбе терпеть поражение?

В идеале нужна не техническая концепция города, рассчитанная на те или иные транспортные потоки, на потребность в жилье и необходимость решения инженерных и других бесчисленных проблем Москвы. Нужна и художественная концепция столицы. Пусть даже утопическая, пусть это будет мечта, осуществимая или нет, покажет будущее, но концепция, в которой Москва будет считаться тем, чем она является, — цельным выдающимся памятником архитектуры и градостроительства.

ДИ №6/2011

26 декабря 2011
Поделиться: