«Red Square» – новое некоммерческое пространство, открытое молодыми кураторами Марией Дудко и Натальей Протассеней, помещение для которого они арендовали за собственные средства на электрозаводе. Последний уже несколько лет стремительно превращается в новый арт-кластер, но открытие именно этого проекта привлекло наибольшее внимание публики. Кураторы накануне вернисажа активно раздавали интервью и опубликовали манифест галереи, окрестив собственную стратегию как new vulnerability («новая уязвимость»), а близких им художников – «новыми ранимыми». Этот намек на хрупкость положения не только деятелей искусства в условиях арт-системы, к тому же стремительно сжимающейся, но и общую уязвимость современного человека. Тему агрессии – военной, бытовой, сексуальной – кураторы развивали на своей первой выставке. Фильм «Интервью» выпускника школы Родченко Андрея Качаляна посвящен социально-у неравенству (в том числе и в арт-среде): кого-то оно толкает к необходимости выживать (в самых разных смыслах и отношениях), а кто-то пользуется всеми благами, но едва ли продуктивно задействует ресурсы. Алексей Ванюшкин смонтировал видео из нескольких найденных в Сети фрагментов, посвященных теме смерти. В самом начале писатель Терри Пратчетт рассказывает о недавно появившейся услуге assisted death: людям, обреченным на смерть, помогают организовать остаток жизни так, чтобы прийти к финальной точке наиболее желанным для них образом. За этим следуют хроники современных войн, которые кажутся снятыми на телефон, и завершается все сентиментальными песнями, похожими на музыку к боевикам. Дмитрий Федоров сфотографировался в образе своей матери и записал монолог о том, как мать, мечтавшая родить не сына, а дочь, с детства культивировала в мальчике женские привычки и черты характера. Мария Дудко сняла себя на камеру в магазине, где она примеряла мужские спортивные костюмы с патриотической символикой. Делая выставку об агрессии (понятой в первую очередь как агрессия мужская), кураторы проявили невероятный авторитаризм. Экспозиционное пространство выставки было усыпано листовками и флагами российских националистических объединений. Проходя по ним зрители сами совершали метафорический акт насилия. На вернисаж гостей пускали с условием, что они дадут «проштамповать» свои лица российским триколором. Насилия на выставке было много, деконструкция или разоблачение его скрытых форм (в любом обществе они существуют всегда) заменялась его реинактментом почти что в игровой форме. Оно превращалось в символическийжест, искусственно спровоцированный в специально отведенном месте (галерее), и потому едва ли становилось предметом критической рефлексии. Работы в галерее, лишенные этикеток (от подписей кураторы отказались намеренно) и объединенные общим решением выставочного пространства, сливались в единую инсталляцию. Видео Ванюшкина, стык в стык экспонированное рядом с фильмом Дудко, выглядело как одна многоэкранная проекция. А портрет Федорова висел напротив фотоработы Юлии Спиридоновой, также посвященной гендерной проблематике. Кураторы, пожелав очистить выставку от «шума» и «помех», лишили ее элементарной читаемости и внятности. Просмотр экспозиции стал зависимым от физического присутствия организаторов, только они были способны все разъяснить.

В подобной «ангажированной» среде, активно населенной эмблемами насилия, голос каждой работы неизбежно искажался и мутировал. Изначальное решение не предлагать зрителю никаких текстов и дать его восприятию полную свободу обернулось гипервыраженным присутствием кураторских директив. Работы «читались» исключительно в рамках изначальной концепции самого пространства, и все остальное в них невольно выносилось за скобки. Например, фильм Ванюшкина, хоть и был посвящен войне как «игре мужчин», но в большей степени исследовал способы репрезентации милитантных событий в медиа, или – шире – «записи» войны на определенный носитель. Репрезентация зачастую игнорирует контекст, в котором война происходит. Кто-то, как напоминает художник словами Пратчетта, долго и обдуманно организует собственную смерть, а кто-то лишен возможности элементарно распоряжаться самим собой.

Осознать, кто, как и зачем создает такие ситуации, какие механизмы власти за этим стоят и какова может быть твоя собственная позиция по этому поводу, – первостепенная задача любого, кто смотрит видео или фотографии, посвященные войне. Дмитрий Федоров в своей работе исследует собственную гендерную идентичность, которая формировалась отнюдь не ожидаемо обществом. Нет сомнений, что не отвечающий «мужским» стереотипам молодой человек легко может стать объектом агрессивных нападок. Но в работе нет ни слова о подавлении или дискриминации – такие идеи могут возникать здесь разве что в качестве «послемыслия» Авторская биография подверглась купюрам, репутационные «котировки» автора затмевают сами работы. Едва ли такой взгляд оправдан, если участники выставки молоды и в их багаже лишь пара проектов. Биография – это контекст, придающий смысл произведению, которое неизбежно воспринимается в рамках некоторого «творческого пути». «Искусство работает по таким же правилам, как и общество, – гласит манифест «Red Square». – И система современного искусства не просто комментирует и обнажает насилие, но воспроизводит его». На выставке собраны работы, авторам которых, очевидно, есть что сказать. В этой ситуации важно было бы не акцентировать стратегию выставочной площадки, чем увлеклись кураторы, а создать обстоятельства, в которых работы смогли бы раскрыться, послания авторов были бы услышаны, и авторский голос не становился бы «непрожеванным криком», как в стихотворении Маяковского. Это один из ключевых способов противостояния насилию. И именно такие задачи в ближайшее время придется решать практически всем нам.