Произведения Олега Ланга напоминают силки, в которые попались бесплотные контурные персонажи, являющиеся частью хитроумно сплетенной снасти. Угодивший в эту ловушку взгляд зрителя обречен метаться в ней в поисках разгадки случившегося, все более увязая, подчиняясь игре ритмов, фактур, колористических созвучий, многомерной прозрачности пространств, которые, как губка, впитали время — время сюжетной истории и большое время бытия, из которого Ланг вылавливает впечатления, образы, горькую и смешную житейскую мудрость. Картинная плоскость у Ланга расслаивается, чтобы увяз глаз, чтобы застряли события. Так и торчат в этой хитрой снасти куски минувшего, которое мы с удивлением узнаем и вспоминаем. Невод картины Ланга плетется из тентовой ткани, всегда проглядывающей сквозь красочные слои, из мешковины, из других материалов, а бесплотные персонажи, заявив о себе контуром и сопровождающими их жизнь текстами, охотно пропускают взгляд вглубь многослойного картинного пространства. Многослойная прозрачность иногда подвергается топологическим превращениям; пространство замыкается в объектах, приобретает внутреннюю таинственную сторону. Так появляется живопись на шкатулках, внутри которых скрытая для внешнего наблюдателя творится неведомая жизнь. Персонажи, населяющие поверхности этих открытых и замкнутых пространств, забавны, брутальны, несчастны, часто подвергаются насилию, вынуждены спать под забором, но всегда переживают, созерцают текущее время своей жизни. Выставка в Санкт-Петербурге в период угасания белых ночей позволила остро почувствовать эту драматургию времени, всегда и везде текущего в одну сторону, как вода, едва задерживающаяся в наших сетях.

Фото: ДИ/ Константин Чубанов, Ирина Сосновская

ДИ №5/2011