Графические приемы художника удивляют поистине виртуозным разнообразием: то раскрывающиеся в воздушной легкости линии или острая молниеносность штриха, то обостренная выразительность деталей, тоновая игра или острота композиции… Возможно, так проявлялась неистощимая жизненная энергия этого обаятельного и щедро одаренного человека.

Его штрихи напористы и ломки, линия звучна и экспрессивна, тоновые пятна уверенны и равновесны, а вкупе они словно захватывающая оркестровка течений и событий жизни, ее волнующего водоворота. Убедительны и достоверны его работы, пронизанные зорким внутренним чувством, точностью наблюдений, вдумчивым, пытливым, бесконечно любящим взглядом, обращенным к человеку. Эти свойства наполняют графику Виталия Горяева сложным содержанием, свидетельствующим о яркой и глубокой личности художника.

Еще будучи школьником, Виталий Горяев рисовал карикатуры для читинской газеты, но он был разносторонне одарен и в юности пробовал проявить себя даже в качестве актера в оперетте и цирке, писал стихи, потом приехал в Москву, поступил в Бауманское, мечтая в дальнейшем посвятить себя строительству мостов.

Жизнь всегда сближала Горяева с талантливыми, неординарными людьми, под стать ему самому, выразителями своего времени, с теми, кто формировал историю и культуру эпохи. Так и его художественное призвание определилось почти неожиданно благодаря одной из ключевых фигур ХХ века — Владимиру Маяковскому. Однажды юный Горяев принес поэту свои стихи, и тот был поражен сопутствующими стихам зарисовками на полях рукописи. С безошибочным чутьем он определил заложенный в них колоссальный творческий потенциал. Маяковский настоял на том, чтобы В. Горяев поступил во ВХУТЕИН и даже добился для него персонального экзамена. Вскоре Горяев был зачислен. Так начался его долгий путь в искусстве.

Замечательно, что это происходило в пору расцвета русской графики, стремительно обретавшей себя в открывающихся технических и культурно обусловленных возможностях. Его сильный и свободный выразительный стиль в чем-то даже опередил свое время, когда авторитет сдержанного академического рисунка для многих оставался неоспоримым, а стандарты время диктовало особенно жестко. Горяев же, будучи человеком волевым, всегда решительно выстраивал свою линию в искусстве, был верен себе и никогда не поддавался лукавым обстоятельствам.

Жанры, в которых работал художник были многочисленны. Это и остро сатирический рисунок, и карикатуры в ряде советских журналов, в том числе в легендарном «Крокодиле», и газетно-журнальная графика, и политическая сатира плаката в ИЗОГИЗе и московских «Окнах ТАСС». Жанр художественно-документальной зарисовки и особый тип фронтового рисунка (в журнале «Фронтовой юмор»). Станковая графика и жанр путевых зарисовок, складывавшийся в бесчисленные серии документально точных и в то же время удивительно живых повествований о повседневной жизни людей, живущих во всех уголках света, и, конечно, жанр книжной иллюстрации, утвердившей за ним славу одного из величайших русских графиков ХХ века.

Книжной графике он посвятил себя с послевоенных лет, работая с большим числом отечественных и зарубежных произведений, таких сложных и разных, но оживающих под рукой В. Горяева, обретающих неповторимую визуальную форму и жизненную убедительность.

В творчестве Виталия Горяева есть и другая, сокровенная сторона, ставшая «скрытым сокровищем» российского и европейского искусства. Это его живопись. Она пронизана тем же глубоким чувством трепетного постижения жизни и человека. В ней есть особенная хрупкость запечатленного момента, ускользающего, но будто перенесенного на холст в полноте своей реальности. Бесценные фрагменты жизни уберегаются. Не подвласт­ные времени, не знающие утрат, они обретают себя в линии, форме и цвете.

Как и в графике, путь в живописи Вита­лия Горяева, был столь же долог и в той же степени самостоятелен. Тогда же, в 1929 году, когда девятнадцатилетний Виталий Горяев приехал учится в Москву, он впервые увидел работу Сезанна — небольшую картину

«Утро на Марне». Впечатления были волнующими, сильными и, больше того, по признанию художника, тогда он осознал, что в современном ему искусстве происходят необратимые процессы, в которые в скором времени оказался вовлечен и он сам. А сезанновское «Утро на Марне», так и осталось для Горяева «эталоном совершенного произведения живописи». И эта верность Сезанну многое может объяснить в искусстве Виталия Горяева в целом. Кажется, что он, уловил в живописи Сезанна ту особенность, которую прежде никто из сезанновских эпигонов так явственно не осознавал и не актуализировал. Многие его последователи опирались на внешние свойства его живописи, редуцируя его художественные особенности и подчиняя их в конечном счете своим требованиям. Так, и кубисты, занятые геометрией пространства, на что вдохновил их Сезанн, все стремитель­нее удалялись от него в процесе оформления своего стиля. Так и русские сезаннисты, вдохновенно перепевая сезанновскую игру цвета, со временем переплавляли ее в совершенно иные формы.

Горяев же воспринял от Сезанна особое видение, основанное на соположении устойчивости и равновестности, свойственной видимой реальности со свободой художественной мысли. В пластическом отношении они выражали это видение за счет отчетливой линии, эмоциональной и содержательной, и за счет подчеркнутой организации пространства, выстроенного благодаря цветовым и тоновым соотношениям. Акцентировка на линии и пространстве становятся основными выразительными средствами сроднившими двух художников. Вероятнее всего, интуитивно Горяеву удалось открыть близкую им обоим художественную формулу, отражая глубокое и точное видение действительности посредством своих ощущений. Их интересовала реальность, само существо жизни, а в живописи они видели средство выразить свое отношение к происходящему. Через линию — певучую и виртуозную у Горяева, нервную и острую у Сезанна. Через пространство, гармонию и целостность которого они достигали разными путями. Если у Сезанна это напряженное, драматичное и беспокойное движение, то горяевские работы по большей части умиротворенны и теплы. Их пространнства насыщенны и многомерны, но у Сезанна они порой включают в себя многозначный характер каждого элемента и остраненность, у Горяева же, напротив, пространство будто овладевает зрителем, поглощает его, позволяя быть не сторонним наблюдателем, а участником происходящего. И в этом отношении их произведения остаются сугубо индиви­дульными, не схожими между собой. Каждый из них шел своим особенным путем, основанном на собственном постижении жизни, но их равно интересовало не преходящее, а вечное, таимое в каждом мгновении, целостность и единственость каждого события, которое они проживают и о котором повествуют.

Горяев выбирал свой путь в искусстве свободно, повинуясь лишь внутренним требованиям души. Сколь живопись Горяева была удивительно созвучна своему времени, столь же «неуместна» она была в советском пространстве, пропитанном идеологией соцреализма. Поэтому живопись для художника оставалась особым приватным жанром, с которым были знакомы лишь немногие близкие ему люди. И только в 1980 году небольшая часть живописных работ впервые была представлена на выставке художника. Сегодня же благодаря неустанным усилиям семьи Виталия Николаевича Горяева у нас появилась возможность видеть его творчество во всей полноте проявлений и заново прочувствовать размах его таланта и глубину человеческих качеств.

«Линия художника, — говорил Виталий Горяев, — это линия мысли, его сосредоточенности, предвзятости, которая соприкоснулась с живой линией». ...Малыш, только что перешедший нейтральную полосу и с восторгом уплетающий солдатскую кашу. Безымянная юная американка, увлеченно воркующая с подругой. Скучающие итальянские лодочники. Пушкин и Гоголь, идущие, по впечатлению Горяева, по разные стороны Невского проспекта («Пушкин по солнечной стороне, толкаясь среди фланирующих, а Гоголь по теневой, наблюдая со стороны») и сотни других неповторимых лиц, историй, судеб, характеров. Что между ними общего? Пространство и время, замысел и реальность сливаются в одной судьбе всегда удивляющегося, не равнодушного, любящего людей и жизнь человека, чья профессия стала его призванием и судьбой. Его герои становятся частью нашей жизни, частью наших личных переживаний, воспоминаний, накрепко запечатлеваясь в нашей памяти.

Выставка произведений Виталия Горяева откроется в Центральном доме художника в январе. 

ДИ №6/2011