Еврейский музей и центр толерантности при поддержке Lisson Gallery (Лондон) в рамках 6-й Московской биеннале современного искусства представил первую в России персональную выставку Аниша Капура. Один из самых влиятельных художников, он изменил представление о современной скульптуре и способах ее репрезентации. Капур родился в Бомбее, с 1970-х живет и работает в Лондоне. В 1990 году скульптор представлял Великобританию на Венецианской биеннале, где был отмечен премией «Premio Duemila», а через год премией Тернера. В 2009 году Аниш Капур стал первым из ныне живущих художников, чья выставка прошла в лондонской Королевской академии художеств.

В программе выставки состоялась встреча со зрителями директора Государственной Третьяковской галереи Зельфиры Трегуловой и главного куратора Королевской академии художеств Великобритании сэра Нормана Розенталя (public talk «Аниш Капур – объект толерантности»).

Норман Розенталь. Выставка «Моя алая родина» названа по одной из представленных на ней работ. Красный цвет очень значим для художника, как и зеркала, отражающие пространство экспозиции. Они создают образы пустоты и бесконечности. Русский авангард тоже работал с этими темами. В этом смысле можно говорить о международном языке современного искусства, поскольку его язык универсален, хотя национальные темы и стили по-прежнему играют определенную роль. Так, Русский музей был создан в девятнадцатом столетии в эпоху национализма, тогда национализм имел более положительные коннотации, чем сегодня, но как с этими темами работать искусству в двадцать первом веке?

Зельфира Трегулова. Это интересный вопрос. Мы действительно живем в глобалистском мире, искусство разных стран сообщает людям одно и то же, оно является глобальным посланием, но в разных контекстах возникают дополнительные значения, как, например, в зеркальных работах Аниша Капура или его саморазвивающихся скульптурах, таких как «Моя алая Родина».

Основатель Третьяковской галереи видел свою цель в создании музея национального искусства, которое стало бы воплощением национальной культуры и служило народу, нации. Эту идею он понял и сформулировал еще до того, как она была осознана государством. Считается, что Третьякова вдохновила Национальная галерея в Лондоне, где он неоднократно бывал.

Достоевский на открытии памятника Пушкину в Москве говорил о специфике русского гения, который абсорбирует все, что есть интересного в мире, и создает нечто совершенно иное. Мне кажется, искусство сегодня должно быть национальным, потому что мы все продолжаем жить в своих национальных государствах. Все мы – продукты нашего времени, нашей страны, однако нам необходимо понимать не только то, что сегодня представляет собой Россия или Турция, но и весь мир. С моей точки зрения, должно быть сочетание этих вещей, я за искусство, которое обращается ко всему миру, а не ограничено рамками избранной аудитории или узким мышлением.

Н.Р. Проблема национализма сложна и многогранна. По происхождению Аниш Капур индийский еврей, в Англию он приехал в конце шестидесятых годов в возрасте двадцати одного года. Жил в Канаде, Израиле, всегда очень много путешествовал. Таким образом, он впитал в себя очень разные культуры, в этом ему повезло. Я мечтаю о мире, где люди смогли бы перемещаться туда, куда им захочется, возможно, тогда множество проблем просто бы исчезло. Понимаю, что этого не случится, по крайней мере при нашей жизни. Но мы живем в эпоху неизбежной миграции, и в связи с этим возникают огромные проблемы. Мне кажется, что Аниш Капур в своих произведениях постоянно к ним обращается. Конечно, он не дает никаких ответов, потому что искусство призвано задавать вопросы, а не отвечать на них. Но эти вопросы обращены к каждому человеку.

Мне представляется, что национализм в чистом виде должен остаться в определенном контексте, как Третьяковская галерея, как Лондонская национальная галерея, но отойти от ортодоксального национализма, конечно, придется. Думаю, есть большое различие между национальной критичностью и национализмом. Очень важно сочетание универсального и национальной идентичности, которая выражается посредством национального искусства.

З.Т. Перед открытием выставки в Москве Аниш Капур посетил Третьяковскую галерею, у него было только полчаса, и он хотел посмотреть средневековые русские иконы, то, что невозможно увидеть больше нигде в мире.

Я всегда считала, что Капур – индус, который приехал в Лондон и стал британским художником. Но когда я смотрю его работы, для меня совершенно не важно, индус он или еврей, британец или турок. Редко встречается художник такого масштаба, как Аниш Капур. Я сама – пример сочетания десяти разных кровей. Национализм – очень опасная вещь, он никак не связан с искусством. И это подтверждает то, что случилось во Франции с работой Аниша Капура «Грязный угол». Не думаю, что вандалы исходили из того, что их чувства, взгляды, понимание мира были как-то травмированы этой работой. Так же как и события в Манеже, когда искусство использовалось для выражения очень опасной тенденции современной политики, но не искусство стало причиной проявления вандализма. Произо шедшее в Париже и Москве показывает, что искусство в опасности. Эти произведения передают очень сильные идеи, и они никак не связаны ни с порнографией, ни с чем-то близким к ней. Ужасно, что сегодня искусство используется экстремистами, и абсолютно все может стать объектом нападения.

Н.Р. Например, ныняшняя ситуация в Сирии. Но это происходило и в середине шестнадцатого века, и в Германии и России в тридцатые годы. Всегда были вещи, которые выталкивали, изгоняли, подвергали цензуре. Настоящее искусство всегда обращено к универсальным категориям и трансцендентальным вопросам.

Реплика из зала. Конечно, у искусства много целей, но есть и социальная функция – создавать идентичность. Именно поэтому в девятнадцатом веке, когда страны конструировали свои идентичности, было важно стимулировать национальное искусство. Может быть, эти идеи сегодня несколько старомодны, но многие по-прежнему придерживаются именно такого понимания. Думаю, это актуально как в России, так и в Китае, Индии или на Ближнем Востоке. Когда Аниш Капур был здесь, я задал ему вопрос об инциденте в Версале, и он ответил, что не знает, почему люди это делают. Я спросил: может, потому, что люди видят идеологический аспект искусства, которого может и не быть в конкретной работе. Аниш говорит на языке тонкого взаимодействия между формой и пространством, его язык не политический, не идеологический. Но мне кажется, мы не можем изъять искусство из политического контекста. И его работа, находящаяся в центре Версаля, имеет политический аспект, отражает ситуацию в Европе и ближневосточный конфликт. Она стала символом раздражения, которое ищет выход и готово обрушиться на любые проявления инакомыслия.

Н.Р. Да, большие произведения искусства чаще всего связаны с политикой. И Версаль политически окрашен, и работа Капура оказалась политически окрашена. Некоторых оскорбило то, что брошен вызов классическому Версалю, для них это священное место французской мифологии. Необходимо понимать, что и выставка, и работа Капура, представленная в Версале, призваны не нести радость и гармонию, а скорее помогать ставить вопросы самим себе. Представьте эту работу на Красной площади. Наверное, она изменила бы восприятие привычного пространства, а это одна из основных задач искусства – изменение восприятия. Искусство необходимо для того, чтобы люди освобождались от стереотипов. Для меня искусство – это наука свободы.

Реплика из зала. Толлерантность – это еще и административная проблема. Ведь представлять новое слово в искусстве в институциях с уже сложившимися традициями тоже трудно.

Н.Р. Как профессионалу мне очень повезло организовать в залах Королевской академии две-три выставки, изменившие сложившиеся иерархии в искусстве. Самой важной для меня стала выставка «Новый дух живописи», куда впервые приехали немецкие художники, до этого показывавшие свои работы только в немецкоязычных странах. На ней также было продемонстрировано, что поздний Пикассо достаточно значим, потому что до того момента в мире считалось, что если бы Пикассо умер в пятидесятом году, то он был бы великим художником, а более поздние работы дискредитируют его. Такого же мнения придерживались двое моих коллег, курировавших со мной эту выставку. Особенно важно, что это происходило в Королевской академии. Если бы речь шла о галерее Тейт, это была бы одна из многих выставок.

З.Т. Сегодня после ряда выставок великих художников, наших современников в Королевской академии уже сложно представить, насколько они были радикальны. В две тысячи девятом году, когда в Королевской академии шла ретроспектива Аниша Капура, во дворе была представлена наиболее привычная для меня и моих российских коллег скульптура из стекла и зеркал. А вот залитое красной смесью вазелина и воска пространство галереи вызывало удивление. Казалось, что это только портит стены и двери прекрасной Королевской академии. Как это можно было допустить?

Н.Р. Королевская академия – это академия художников, они ее создали, и свою роль академия воспринимает очень серьезно. Когда кто-то из семидесяти академиков умирает или доходит до определенного возраста, выбирают нового. Интересно, что, когда я работал над «Новым духом живописи», именно прогрессивные художники и искусствоведы, а вовсе не консервативные были против выставки, считая, что я предаю иерархию британского искусства, и даже пытались не допустить некоторые работы на выставку. Меня обвиняли в коррупции, в сговоре с арт-дилерами. Мне кажется, единственное, что может сделать администратор музея для будущего искусства, это дать возможность будущему случиться, а большинство музеев слишком перестраховываются. Они исходят не из того, что происходит в культуре. Делать что-то необходимо сердцем и душой, я искренне верю, что нужно быть безумцем, чтобы идти впереди искусства. Мой герой – Дягилев. Его основная заслуга в том, что он помог музыкантам и художникам создать новое искусство сцены. Наша свобода зависит прежде всего от нас самих. В этом меня убедили члены Королевской академии, поддержавшие мои проекты.

З.Т. Сейчас стало своего рода брендом Королевской академии делать большие выставки культовых фигур современного искусства. Но, конечно же, существует огромная разница между Лондоном восьмидесятых и девяностых годов и современной Москвой. Наш музей во многих вопросах, и прежде всего финансирования, зависит от государства, и это означает ежедневный контроль. Но, думаю, что последние назначения директоров музеев говорят о необходимости перемен, сейчас разрабатываются проекты развития, чтобы наши музеи стали в ряду лучших в мире.

Полагаю, что такие музеи, как Королевская академия или Третья-ковская галерея, не могут делать выставки начинающих художников. Статус требует выставок крупных, серьезных авторов. Мы хотим пригласить современных художников, чтобы они создавали проекты специально для Третьяковской галереи, связанные с нашей классической и современной коллекциями. Мне было бы очень приятно если бы мы могли представлять у нас работы таких художников, как Аниш Капур.

Н.Р. Музей должен быть в том числе и посредником между современным российским искусством и миром.

З.Т. Я согласна с тем, что российское искусство недооценено и что немногие наши современные художники известны на международном уровне. Биеннале не очень помогают. Грустно, когда приезжаешь на «Арт-Базель» и не видишь ни одной российской галереи. Но современное российское искусство есть, и оно очень высокого уровня. Хочу обратиться к недавней выставке Владислава Мамышева-Монро в Московском музее современного искусства. Я очень хорошо его знала. Мне кажется, мы потеряли одного из величайших художников.

Н.Р. Россия – удивительная страна, для меня огромная честь представлять в Москве произведения Аниша Капура, и, конечно, хотелось бы показать его творчество здесь в большем объеме.

Фото предоставлены Еврейским музеем и Центром толерантности.

ДИ №6/2015