В анфиладах на втором этаже Российской академии художеств открылась ретроспектива Олега Ланга «Сумма живописи». Самобытного и неистового в своей продуктивности живописца не стало в 2013 году. Внушительный массив его работ еще при жизни закрепился в музейных собраниях, однако по печальному обыкновению широкий зритель только начинает проникаться его творчеством, и этот процесс разворачивается особенно активно в последние два года. Так и данная выставка стала определенным жестом признания: она объединяет произведения разных периодов и масштабов из собрания Московского музея современного искусства и семьи художника в попытке охватить весь творческий путь. Несмотря на то что заявленный объем – сто произведений был сокращен, выставка в Академии художеств производит сильное впечатление: прилив крови к голове от бурления красок, буйства форм и фактур, своеобразный остаточный постланговский эффект.

Изобразительный язык Олега Ланга при первой встрече часто подвергается сравнению с «новыми дикими», примитивистами и неоэкспрессионистами вроде Баския, но именно ближайшее знакомство с полным спектром работ позволяет понять, что даже поправка на «русского» Баския тут неуместна. Эта живопись неклассифицируема, и ее надо переживать так же сильно, как художник переживал свои работы, беспощадно уничтожая и переписывая их, кидаясь из абстракции в фигуратив и обратно, неустанно коммуницируя, общаясь со своим порою гипотетическим зрителем простым и оттого наиболее искренним языком. Возможно, необходимость сообщать пластике переживаемое роднит произведения Ланга с наивным искусством, однако переживания эти скорее в пульсации неуемной созидательной энергии, нежели в трудностях попыток выражения. Каким бы причудливым ни был изобразительный мир этих картин, сквозь гущу цветовых и фактурных перипетий его композиции выстреливают точные и пронзительные детали из мира наблюдаемой реальности. Выпученные глаза соседа по коммуналке, глядящие из-за стенки, темнота и угловатость в фигуре мужика, всклокоченный и скореженный Веничка Ерофеев, ехидный прищур Ленина, быт, мечтательность и бешеная динамика – картина мира художника преломляется и пляшет, не теряя подсознательной общечеловеческой правдивости.

«Сумма живописи» – название, позаимстованное из заголовка открывающей выставку статьи Александра Якимовича, одного из самых преданных исследователей творчества Ланга. Текст впервые опубликован в каталоге к ретроспективе «Прямая живопись» (2009) в Московском музее современного искусства на Петровке, куратором которой выступал основатель галереи pop/off/art Сергей Попов. Это и структура текущей выставки невольно отсылают к опыту шестилетней давности. Работы, за редким исключением, не объединяются в залах единым нарративом или стилистикой: портреты зловещих фигур российской истории соседствуют с поэтами и их лирикой, аккуратные цветовые пятна камерных работ – с экспрессивными монументальными сценами в лесных чащах, полотна – с живописью на цветной ткани и наматрасниках. Порою обозначенный сюжет прочитывается только при помощи лаконичных названий, иронично отсылающих к обыденности изображенного: «Жуки и корабль», «Две бабы на зеленой траве», «Пленница в лесу». Подобное построение экспозиции не только исключает монотонность последовательного повествования, но и позволяет осмыслить необычайно подвижный процесс.

По анфиладе зритель переходит из первого зала с ранними картинами – пейзажами русской глубинки – к работам среднего и позднего периодов, ахронологично распределенных по залам. Подобное решение подчеркивает, пожалуй, единственный существенный разрыв за всю практику художника. От простых, мрачновато-охристых наблюдений за бытом и природой к бурному процессу, под которым мы сейчас понимаем творчество Олега Ланга. В его наследии не стоит пытаться углядеть четкую перспективу, что и подчеркивает экспозиция, где перемежаются работы разных лет. Абстракция 1990-х годов, хотя и номинально отделена от последующего за ней периода условного фигуративизма, неминуемо становится пространством внутри картины, вселяет в себя характерного ланговского «человечка». Так, в пятом зале работа «Лодки», представляющая собою волны холодных цветовых пластов с коллажными вкраплениями газетных вырезок, соседствует с написанной в последний день жизни «Игрой в мяч». На этикетке точно указан день создания. Это символично и настолько же грустно: неутомимый самокритичный живописец, писавший подобно тому, как льется человеческая речь, обильно и экспрессивно, был прерван в процессе. Работа «Игра в мяч», безусловно, одно из самых зрелых творений автора, но ее совсем не хочется называть венцом. Возможно, именно поэтому она встречает зрителя в центре экспозиции, а не в ее завершении. Организаторы выставки отказываются позиционировать ее как сугубо посмертную, а предлагают скорее полноценную подборку, пышущую живостью и энергией покинувшего нас художника.

ДИ №6/2015