Основанный мной фонд SDV Arts & Science Foundation совместно с музеем «Гараж» запускает программу поддержки технологического и science art. К сожалению, даже в художественной среде иногда высказывается мнение, что такого искусства вообще не существует. Я категорически с этим не согласен и считаю science art очень перспективным направлением. 

Science art – это искусство, которое в качестве объекта выбирает научную теорию или технологию. Художники, как и ученые, исследуют мир, но их исследования  носят субъективный характер. Ученые пытаются выявить в природных явлениях общие закономерности, тогда как художники находят субъективное, индивидуальное, эстетическое измерение. Одни ищут объяснения явлениям с помощью теорий, другие – улавливают их эстетическую, эмоциональную, моральную значимость. Лучший способ объяснить это направление искусства – представить характерные произведения и самих авторов. 

Первым вспоминается американский художник, профессор Чикагского института искусств Эдуардо Кац, один из основателей биоарта, направления искусства, связанного с биологическими исследованиями, молекулярной биологией и генной инженерией. «Произведения искусства будут живыми, как вы и я,– убежден Эдуардо Кац. – Это предопределено всей историей творчества». Действительно, каких только существ не создано   – кентавры, пегасы, драконы, горгульи, минотавры, химеры. Они населили литературные произведения, живопись, скульптурные композиции, архитектурные ансамбли. Логично, что следующий шаг – реальный мир. «Временная капсула» (1997) Каца – как раз об этом: перформанс и мобильная инсталляция одновременно. Художник ввел в собственный организм чип памяти, заключенный в биостеклянную капсулу, после ее введения в тело художника любой желающий мог через Интернет получить доступ к файлам, размещенным на чипе памяти. В  пространстве, где проходил перформанс, были развешены фото графии семьи Каца, которые отсылали к его прошлому, выражали его идентичность. Суть перформанса в том, чтобы разрушить представление о границах между цифровой памятью и аналоговой, между приватностью человеческого тела и общедоступным информационным пространством, субъективным личностным и объективным публичным, между биологическим и механическим. На своем теле Кац продемонстрировал прототип киборга, биологическо-механического кентавра с миром воспоминаний, доступных каждому. 

В качестве материала для следующего проекта «Генезис» художник использовал бактерии. «Генезис» впервые был показан на международном фестивале Ars Electronica в австрийском городе Линц, крупнейшей выставке научного и технологического искусства. В 1999 году на Ars Electronica Кац представил бактерии E.сoli, кишечные палочки с закодированным в них ДНК-текстом. Это был стих из библейской Книги Бытия, в котором Бог благословляет человека: «плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими (и над зверями,) и над птицами небесными, (и над всяким скотом, и над всею землею,) и над всяким животным, пресмыкающимся по земле». Текст сначала был переведен на азбуку Морзе, потом на алфавит, построенный на названиях четырех типов азотистых оснований нуклеотидов (аденин, гуанин, тимин и цитозин), затем реализован в биологическом материале в лаборатории, синтезирующей нуклеотиды, и, наконец, вмонтирован автором в состав ДНК живых размножающихся бактерий. Эти бактерии стали не только носителями биологической информации, но и распространителями дополнительного философского содержания. Они превратились в живые множащиеся утверждения-мемы, воплотили идею контроля человека не только над поведением, но и над материальной структурой природы. «Генезис» стал одним из важнейших экспонатов Ars Electronica в 1999 году. 

Но, пожалуй, самое известное и обсуждаемое произведение  Каца – флуоресцентный кролик. В отличие от работ с бактериями, где Кац изменял части ДНК, не влияющие на физические характеристики, работал с так называемым генетическим мусором, в этом произведении художник преобразовал функциональные части генотипа живого организма.

Это произошло в 2000 году в лаборатории генной инженерии под Парижем. В зиготу беременной крольчихи художник вмонитровал часть ДНК, заимствованной у медуз, – ген, отвечающий за зеленое свечение. Этот кусочек генетического кода смог прижиться у новорожденного. В итоге появился кролик с необычным физическим свойством – способностью светиться зеленым цветом в темноте. Особенно удивительно светились его зеленые глаза. Художник назвал кролика Альба, а саму работу – GFP Bunny. В принципе, подсвечивание отдельных органов с помощью этого гена уже не было новостью для ученых: с помощью подобных изменений отслеживаются изменения опухолей у животных. Однако выращивание целиком светящегося животного – необычная задача. Эксперимент превратился в творческий жест. Кац так объяснял свой замысел: «Мы вступили в новую эру. Требуется новое искусство. Не имеет смысла использовать краски так же, как их использовали в пещерах». В 2000 году кролик был представлен на выставке в Авиньоне. Своим появлением кролик Альба вызвал много концептуальных вопросов: о границах творчества, об ответственности художника за произведение, о связи между объектом и субъектом искусства, о будущем человечества и природы. Спор об этом продолжился на страницах газет. Событие всколыхнуло интерес как к науке, так и к новой эстетике. 

Кролик Альба вызвал много вопросов:

о границах творчества, об ответственности 

художника, о будущем человечества и природы

О новой эстетике говорят и в связи с другой областью научно-технологического искусства – робоарт (от robotic art. – Прим. ред.) «Исследования в области робототехники уже по своей сути  – искусство, – считает теоретик и арт-критик Джек Бернхэм. – Искусство всегда было отражением человека. Роботы являются естественным продолжением этих поисков». Например, робот «Недомогание», сконструированный австралийским художником, теоретиком,  преподавателем Калифорнийского университета Саймоном Пенни. Он содержит минимальный набор характеристик личности: спонтанность, восприимчивость к окружающему миру, социальность, автономность и уязвимость. Робот состоит из недорогих легких деталей. Это неустойчивый алюминиевый штатив с сенсорами и процессором наверху, закрепленный между двумя велосипедными колесами. Сенсоры и батарейки в качестве балласта позволяют штативу удерживаться в вертикальном положении, в то время как робот передвигается на колесах. Пироэлектрические датчики и аудиосенсоры обнаруживают приближение людей. Сигналы от этих сенсоров передаются двум моторам, так что робот реагирует и взаимодействует с окружающими его объектами. При этом немного неустойчивое, нестабильное движение вызывает ощущение, будто робот «слега недомогает», будто он «немного не в себе». Зрители невольно проникаются симпатией к этому теряющему равновесие роботу. Кажется, нехитрому механизму свойственно что-то сущностно человеческое, по определению недоступное машинам. Он мил, прост и парадоксально антитехнологичен. 

Зрители симпатизируют роботу, теряющему 

 равновесие.  Кажется, нехитрому механизму  

 свойственно что-то человеческое

Совсем другое впечатление производят роботы художников группы «Лаборатория по исследованиям выживания». Они провели более 50 перформансов с участием скрежещущих, пилящих, рубящих, извергающих пламя гигантских механических монстров. Зачастую перформансы проводятся нелегально, так как власти не уверены в их безопасности для публики. Это не отрицают и сами авторы, рекламируя их как «Самые опасные шоу на Земле», и тем не менее проекты «Лаборатории» собирают толпы зрителей. «Я бы хотел, чтобы мои шоу были последними воспоминаниями у людей на смертном одре. Если они вспомнили мои шоу в последнюю минуту, значит, я достиг цели», – говорит основатель «Лаборатории» Марк Поулин. Впрочем, образ созидателя техногенной анархии, по-моему, больше маска, чем реальное лицо художника. Чтобы понять идеи автора, нужно читать между строк. Поулин с юного возраста глубоко озабочен преступлениями, совершаемыми людьми по команде, в рамках системы: «Военные убивают и избегают ответственности. У них это получается, так как они являются частью машины». Перформансы «Лаборатории» – это скорее метафора работы бесчеловечной государственной машины, способной размозжить голову любому, вставшему на ее пути. Мне кажется, робоарт – лучший способ реализовать этот образ в художественном пространстве. 

Что бы на это сказали те, кто отказывают science art в праве называться искусством?  Имеют ли робоарт и биоарт право называться искусством? И если это не искусство, то что? Границы искусства расширялись на протяжении всей истории. Вряд ли можно считать, что эти новые формы не подходят для выражения эстетического и эмоционального содержания. 

SDV Arts & Science Foundation выступил патроном ежегодной степендии музея «Гараж», в рамкой которой учредил собственный грант для художников в области science art. Отбор состоялся из более чем 450 заявок. Троим из них достались гранты и возможность работать над своими проектами в арт-резиденции SDVentures в Риге. Выбирать было крайне трудно, так как заявки оказались самые разные и фантастические. Имена победителей – Наталья Егорова, Сергей Касич, Ипполит Маркелов. Теперь за этими талантливыми молодыми людьми слово: является ли science art настоящим искусством? Будет ли оно развиваться в России? И чем станет для новых поколений?