Ольга Турчина. Настя, представим, что про студию в Санкт-Петербурге на проспекте Непокорённых, 17, нужно рассказать все с нуля. Кто эти художники, почему они объединились?

Анастасия Шавлохова. Момента, когда мы образовались как группа, сочинили манифест или устав, не было. Я, Иван Плющ и Илья Гапонов учились в «Мухе», ребята – на отделении монументальной живописи, я на искусствоведении, и мы очень дружили. Ваня, идейный вдохновитель, все время говорил: «Настя, нам не хватает сообществ, не хватает мест, где можно было бы встречаться, объединяться, общаться». Свое комьюнити в Питере сложилось вокруг института «ПроАрте», но мы там не учились. Была Пушкинская, 10. «Новой Академии» уже практически не существовало, остались отдельные личности вокруг которых собирались – Оля Тобрелутс и Георгий Гурьянов, мы и туда не входили, были слишком маленькие. В какой-то момент мне с Иваном Плющом и Ильей Гапоновым предложили участвовать в ежегодном фестивале петербургского искусства «Диалоги» в Манеже. Мы сделали свою первую совместную выставку «Сказка умерла». Ваня показал объект, а Илья Гапонов с Кириллом Котяшовым – большую картину с Микки-Маусами. В Манеж пришел Сергей Африка и говорит: «Ребята, вы сумели объединиться как-то! Вам надо дальше». 

О.Т. Когда возникло пространство на Непокорённых, 17?
А.Ш. Мой приятель Эдуард Пичугин в 2007 году предложил занять помещение в здании бизнес-центра, которое раньше было частью ракетного завода и НИИ. Всего десять этажей, а на последнем очень узкий, длинный аппендикс, около 800 квадратных метров. Коридор-«кишка», по-другому не назвать, без окон, практически без отопления, с протекающий крышей, заваленный хламом. Эдуард стал, по сути, нашим меценатом, потому что с момента, как мы заняли это помещение, и до сегодня мы не платим аренду, и бизнес-центр помогает нам.

В тот момент мы с Ваней и Ильей занимались монументальной живописью для интерьеров. Заработали денег и подумали, что, наверное, осилим это пространство. За месяц вывезли из него весь мусор, вставили часть окон. Получилось 12 мастерских. Мы, конечно, сначала пригласили своих друзей. Илья Гапонов из Кемерова, и вокруг него, как мы часто между собой это называем, образовался кемеровский круг. Он позвал Таню Подмаркову, которая до сих пор в студии, и Андрея Горбунова. Вообще, была идея, что в студии каждый работает по шесть месяцев, а дальше она переходит к другим художникам. Самым сложным оказалось сделать так, чтобы художник съехал. Во-первых, шесть месяцев мало. Чтобы освоиться, нужно месяца три, потом сделать проект. Мы решили: хорошо, пусть будет год. А после начиналось: ой, я не могу выехать, мне негде работать, еще что-то. Так или иначе в мае 2007 года мы открылись.

О.Т. Как арт-сообщество узнало о вас?
А.Ш. Летом 2007 года, сразу через несколько месяцев после открытия нашей студии, к нам приехал Коля Палажченко, он же Спайдер, вместе с Савелием Архипенко. Савелий примерно одновременно с нами открыл в Петербурге «Лофт Проект Этажи». На протяжении многих лет это была главная площадка в Петербурге, задававшая тренды в современном искусстве. Также мы часто бывали в Москве, дружили с молодыми художниками, которые были связаны с ИПСИ. Это Арсений Жиляев, Саша Повзнер, Илья Трушевский. Еще до официального открытия «Непокоренных» ездили в Москву на биеннале, и тогда для нас главным потрясением была выставка «Верю».

О.Т. В то же время вы пробовали работать как куратор?
А.Ш. Савелий Архипенко в октябре 2007 предложил мне сделать большую выставку в «Этажах». «Память полей» – мой первый кураторский опыт. Выставка получилась очень насыщенной, может излишне, потому что хотелось позвать всех, кто на тот момент составлял нашу творческую среду. Поэтому помимо основного состава группы «Непокоренные» в проекте приняли участие человек тридцать. Если же говорить о мероприятиях в студии, наша жизнь была очень активной. Раз в месяц мы проводили дни открытых дверей, открытые мастерские, концерты на крыше, лекции. Два раза с Викой Илюшкиной сделали фестиваль видеоарта «Видеозахват». За время моей работы в студии нашими резидентами были саунд-артист Тимур Куянов (недолго пробыл, потом уехал в Финляндию, а сейчас в Берлине), Ян Форман попал к нам по немецкой стипендии, Татьяна Ахметгалиева, группа «Милк энд водка». То есть мы были референтной точкой для многих молодых художников. В какой-то момент мы сумели купить станок для шелкографской печати. Сейчас им никто не пользуется, но тогда всем так нравилось, что можно прийти и бесплатно что-то напечатать. Выставка «Память полей» стала поворотной точкой в карьере для многих молодых художников, было очень много участников, больше тридцати.

О.Т. Ничего себе! Сколько человек у вас основной костяк?
А.Ш. Как такового костяка нет, за десять лет через студию прошел 31 человек. Среди них те, кто был с самого начала: Илья Гапонов, Иван Плющ, Ира Дрозд, Таня Подмаркова, Андрей Горбунов. Мы – объединенное пространство, а не союз на основе каких-то идейных принципов. Наступал момент, когда кто-то переставал нуждаться в мастерской или нам хотелось поменять состав участников. В 2011 году мы получили помещение на этаже под нами, открыли там свое некоммерческое пространство-галерею, где Настя Скворцова, которая была после меня куратором студии, делала выставочные проекты. Но это отдельная история. 

В 2009 году я курировала выставку «Пространство тишины» на фабрике «Красное Знамя». Этой выставкой я горжусь, потому что ее сделали вопреки многим обстоятельствам. Когда к нам обратились с фабрики, она находилась на капитальном ремонте, который все никак не начинался. Помещения фабрики «Красное Знамя» в первый раз, когда я туда попала, походили на пространство, подвешенное в безвременье. В шкафах лежали одежда, бутылки с лимонадом, остатки еды, записки. Ткацкие станки были остановлены будто только вчера. И все это вместе, покрытое слоем пыли, заброшенное, но как бы еще вчера кипевшее жизнью, произвело на меня огромное впечатление. Пространство стало соавтором выставки, от этого, наверное, проект «Пространство тишины» был про sitespecific инсталляции.

О.Т. Как вы работали с этим памятником ЮНЕСКО?
А.Ш. Фабрика «Красное Знамя» – совершенно уникальное место на карте Петербурга. Здание ее подстанции проектировал Эрих Мендельсон. К сожалению, именно оно вызывает самые большие проблемы, так как Мендельсон при строительстве экспериментировал с разными видами бетонной заливки. Подстанция постепенно осыпается, реставрировать ее практически невозможно. Выставка «Пространство тишины» проходила в соседних ткацких цехах площадью примерно 3500 квадратных метров. Самое главное, что, несмотря на отсутствие бюджета и многие другие сложности, в выставке приняли участие многие друзья студии и художники, чье творчество и присутствие в проекте имело для нас огромное значение: Арсений Жиляев, Аня Титова, Женя Антуфьев, Петр Белый, Саша Сухарева, Алина Гуткина, Петр Швецов, Ростан Тавасиев, Сергей Огурцов, Виталий Пушницкий, Володя Логутов и многие другие.

О.Т. Сейчас студия существует?
А.Ш. Работает в очень тихом режиме. Я писала в статье для каталога выставки в ММОМА, что это естественный процесс. Когда что-то новое появляется, происходит выброс пассионарности: мы сейчас все изменим, все докажем, покажем… Потом наступает естественный откат, когда люди…

О.Т. ...встречаются с реальностью?
А.Ш. Плюс обрастают связями, контактами, им не очень хочется делать групповые выставки. Они заняты, у них столько проектов, что просто нет времени. Мы были свободнее, и хотелось делать что-то вместе, потому что выставок мало и всем нужно было заявить о себе. Когда у каждого начинает складываться собственная карьера, все тихонько сидят себе в студии, производят работы. Это тоже естественный процесс.

О.Т. Есть какие-то планы развития?
А.Ш. Сейчас набираем новых участников, но больших проектов не планируем, хотя все художники открыты к предложениям. Должен появиться куратор или арт-директор студии, который сможет перезапустить процессы. В Петербурге вообще мало что происходит, среда очень «болотистая».

О.Т. Так происходит давно. Многие общаются Москва – Питер, потом в Москву переезжают, потом куда-то за границу.
А.Ш. Петербург удивительным образом будто погребен под Эрмитажем.

О.Т. Под Эрмитажем и под Русским музеем, потому что это два таких пространства…
А.Ш. Да. Вообще под мифом культурной столицы. Потому что Эрмитаж – один в поле воин. В Петербурге современному искусству намного сложнее, чем в Москве. Я как-то чувствую этот дух города, мне кажется, он еще даже революцию не пережил.

О.Т. Может, застыл в «до революции»?
А.Ш. Слой – до революции, слой – немножко после, в 1930-х и 1970-х. Культурное наследие такое. Даже Тимур Новиков начинал с дикого искусства, а закончил «Новой академией». Здесь часто все заканчивается академией. Когда все время находишься в таких декорациях, они начинают формировать сознание. Петр Белый с галереей «Люда» просто совершает подвиг, при отсутствии рынка и внешнего бюджета ему удается показывать яркие экспериментальные проекты и нетривиальную программу. (Когда готовилось это интервью, галерея «Люда» закрылась. – Ред.)

О.Т. То, что делала Марина Мараева в «Интимном месте», тоже очень важно и интересно…
А.Ш. Да, но их в Москве просто не знают, как и «Новых тупых». Мне кажется, Петербург такой герметичный и нецентрированный. В нем много отдельных центров, он разбросан по мастерским, где происходит активная жизнь, дебаты, дискуссии, не то чтобы подпольные, но очень локальные. Для нас, «Непокоренных», было очень важно объединить вокруг себя свое поколение, хотелось что-то большое сделать.

О.Т. Поговорим о готовящейся выставке в Московском музее современного искусства. О чем она?
А.Ш. Десять лет студии, что называется, отчетно-юбилейный проект, в котором соберется большая часть участников. Будут и старые, и новые работы, по одному проекту от каждого.

О.Т. Сколько художников?
А.Ш. Мы не смогли собрать всех, поэтому человек двадцать пять. Выставка будет о пространстве. Идея родилась из фразы экофилософа Тимоти Мортона: «Сontact becomes content» («Контакт становится контентом»): контакт порождает смыслы, человек не обособленно крутится в своем мире, а создается прецедент, эмоциональный, физический, любой. С одной стороны, хотя художники старались не влиять друг на друга, но, когда в течение года, двух, трех постоянно общаешься с несколькими людьми, невольно возникают конкуренция, сравнения, принятие или непринятие. Вот эту многосложную структуру мы и покажем на выставке. Нам важны внутренние связи. Еще будет много хорошей монументальной живописи, при этом не академичной, и которую не так часто встретишь в Москве.

О.Т. Питер очень отличается от Москвы, если понимать историю его искусства.
А.Ш. Мы хотим поговорить о Петербурге, о «ПроАрте», об Академии художеств, о «Мухе». Помню, в студенческие годы я Ване Плющу все время говорила: «Сейчас мы найдем столько интересных художников в Академии художеств! Мы же с тобой общаемся только в “Мухе”, а мы сейчас пойдем и найдем такое…» Приходим на защиту дипломов, и шок. Четыре темы: «Сын вернулся с войны», «Пушкин в Михайловском», «Осень» и еще натюрморт… Похоже на «Левый МОСХ».

О.Т. Это не ХХI век.
А.Ш. Бесконечные 1960–1970-е! Можно было сразу догадаться, кто у кого учился.

О.Т. Так же и в Москве, в МГАХИ приходишь на диплом, и ощущение, что 1960–1970-е на дворе, причем в худшем исполнении. И в Строгановке (я там преподавала) тоже все не очень здорово.
А.Ш. Мы были настоящими самоучками. К нам в 2008 году приехала делегация из Америки (много кто приезжал), говорят: «Вы что-то плохо знаете американских художников. Мы и правда мало кого знали, кроме Уорхола, Раушенберга. Тогда они подарили подписку на «Артфорум» и уже десять лет нам журнал присылают. Все номера засмотрены до дыр. Я очень хорошо знаю новую лейпцигскую школу, живописцев вокруг Клужа-Напоки, была много раз в мастерской у Нео Рауха, общаюсь с его учениками. Раух как-то сказал: «Россия – это страна между репрессией и анархией». Все время идет сложный выбор между ними. Очень жаль, что у нас так мало художников, которых можно поставить в один ряд с Люком Тюймансом, Нео Раухом, Герхардом Рихтером.

О.Т. Это вообще тема для очередного исследования.
А.Ш. Очень важна игра с контекстом, я хотела бы сделать большую, сложную выставку про контексты. Для меня это единая история искусства. Выставка «Европа лицом к будущему» была также о том, что Россия развивается в своем темпе, немножко отстала от всего мира, но есть общие тенденции. И выставка «Непокорённых» на своем микроуровне будет задавать вопрос, что такое живопись в России сегодня.