Про Такаси Муракам и принято сообщать, что он художник-предприниматель. Живет на два города – Токио и Нью-Йорк. Виртуозно жонглирует культурами – восточной и западной. Имеет фабрику по производству искусства а-ля Уорхол. Любители Мураками при виде его произведений хором кричат «кавай». Хулители возмущены эксплуатацией чужого труда, стоимостью работ, а также откровенно сексуальным содержанием некоторых из них. В 2010 году во время подготовки выставки Мураками в Версале одиннадцать тысяч человек подписали петицию с требованием не пускать во дворец порочное современное искусство.

Первая выставка Мураками в Москве не шокирует и не наполняет организм чувством щенячьего восторга. Она заставляет проникнуться к художнику уважением и человеческим состраданием. Благодаря кропотливой кураторской работе стало очевидно, что за дорогостоящим продакшеном стоят культовые японские изобразительные традиции – от цветной гравюры Угава Куниеси и ксилографий Хокусая до манги. Мощная культура американского масс-маркета. Трепетное и благодарное отношение к людям (многие работы выставлены с открытым задником, на котором можно прочесть имена всех, кто трудился над произведением). Понятные любому зрителю человеческие страхи (бомбардировок, радиации, смерти).

Алена Долецкая. Когда я работала в Vogue Russia, мне досталась сумка Louis Vuitton с дарственной надписью: Алене от Такаси Мураками. Храню, как произведение искусства. Вы сделали десять таких для главных редакторов ваших любимых изданий, помните? А сегодня я беру интервью как журналист. Мой первый вопрос буддистский: кто такой Такаси Мураками?
Такаси Мураками. (Смеется). Ну, мне 55 лет. Я усталый человек, управляющий одной маленькой компанией. Каждый мой день – борьба. А еще я настоящий фанат Инстраграма. Пожалуй, это все.

А.Д. Неплохо! Кстати, как правильно говорить – Такаси или Такаши?
Т.М. Как хотите. Но пусть будет Такаши.

А.Д. Я так и думала! Вы дали миллион интервью, прочитали кучу лекций. Какой вопрос ненавидите больше всего?
Т.М. Что бы вы сделали, если оказались бы на необитаемом острове.

А.Д. А вот и джин-тоник. Нужен лимон? Выставка в «Гараже» называется как рассказ Рэя Брэдбери – «Будет ласковый дождь». Что вас связывает с этим американским антиутопистом?

(Такаси шепотом говорит на японском с переводчиком – ДИ.)

Т.М. Такой вариант русского перевода предложил «Гараж». По-японски выставка называется «Под радиопадами» или «Под водопадами радиации». Английский вариант названия «Under the Radiation Falls». А в русском появились дополнительные аллюзии.

А.Д. Так значит, Рэй Брэдбери ни при чем? Понятно. Тем не менее название драматичное. А сама выставка радостная, милая. Ваше искусство не заставляет плакать и грустить. Это потому, что японцы выражают печаль по-особенному?
Т.М. Не поэтому. Эта выставка – кураторский микс из старых и новых работ. Когда диджей подкладывает танцевальный бит на проверенные шлягеры или протестные песни, получается танцевальный сет. Катя (куратор выставки Екатерина Иноземцева – ДИ.) перемешала мои старые, более жесткие работы с менее серьезными. В результате возник новый баланс.

А.Д. Считаете ли вы себя последователем какой-либо философии?
Т.М. Философией как таковой не увлекаюсь. Зато всерьез исследовал учение Сэнно Рикю – создателя и великого мастера чайной церемонии. А еще историю японской керамики и ее связь с чайной культурой. В основе чайной традиции лежит дзен-буддизм.

А.Д. О! А говорите, не увлекаетесь. Еще я прочитала в американском Interview о человеке, кажется, он родом с Тайваня, который благословляет ваши работы и следит за тем, чтобы все в вашей жизни и искусстве было гармонично. Он еще с вами?
Т.М. Да, он здесь.

А.Д. Ничего себе! Благословил выставку?
Т.М. Он прилетел только вчера, так что еще не успел – пока все проверяет.

А.Д. Я мечтаю с ним познакомиться! Интересно, он одобряет высокие цены? (Смеется). Европейские арт-критики часто разделяют современное искусство на высокое и низкое, интеллектуальное и коммерческое. Согласны с такой классификацией?
Т.М. Да. Но я особенный! (Смеется). Очень особенный! Взять, к примеру компанию Louis Vuitton, с которой я сотрудничал 12 лет. Недавно они открыли собственный музей – Фонд Луи Виттон. Но с самого начала эта компания выполняла исключительно заказы богатых людей. Однажды какой-то клиент, отправляясь в путешествие, попросил дизайнеров бренда сделать красивую сумку. Так компания стала специализироваться на сумках и чемоданах. В 1980-е в мире моды произошли большие изменения, и постепенно Louis Vuitton превратились в люксовый бренд. Сегодня они устраивают грандиозные вечеринки и открывают выставки современного искусства. Все смешалось. Это по прежнему элитная марка с дорогими, серьезными, качественными вещами. Но когда они открывают выставки, на которые ходят обычные зрители, это разделение на высокое и низкое, коммерческое и некоммерческое стирается. Мне кажется, я занимаю похожее место в мире искусства. Я не художник из Америки, Франции или Великобритании – я японец, а значит, аутсайдер. Благодаря этому я чувствую большую свободу, могу смешивать все на свете, соединять разные культуры.

А.Д. Про вас так все время и пишут – художник на стыке культур. С одной стороны, ваше искусство суперъяпонское. Для меня вы и есть олицетворение японского современного искусства. С другой, критики считают, что в ваших работах восточная культура тесно переплетена с западной. Зачем нужен этот диалог, что он для вас значит?
Т.М. В Японии не любят современное искусство. Двадцать лет подряд я объясняю молодым художникам, что оно значит на Западе. У Азии своя история. Их сложно объединить. У молодых японских авторов по-прежнему нет амбиций. Для них искусство – не работа, а стиль жизни, поэтому они не желают сотрудничать с кураторами и продолжают делать свои маленькие проекты. История современного искусства – в основном история западного искусства. Молодым зрителям в Японии такое искусство долгие годы было попросту не интересно. Я решил изучать его, когда был студентом, потому что хотел переехать в Нью-Йорк, который считал центром арт-мира. Но параллельно моим хобби оставалась японская гик-анимация. И мне хотелось найти точки пересечения. С тех самых пор в моей голове восточная и западная культуры существуют вместе.

А.Д. Удалось втолковать молодому поколению важность этого синтеза или хотя бы научить любить современное искусство, использовать его приемы и принципы? Этим вы занимаетесь в студии Kaikai Kiki? Можно ли вырастить художника в лабораторных условиях? 
Т.М. Раньше я думал, что можно. Но нет! (Смеется). Эксперимент длился 10 лет. И могу сказать точно, сделать из человека художника искусственным способом невозможно. Все! Больше я этим не занимаюсь. Kaikai Kiki теперь не студия, а производственная корпорация.

А.Д. Каким будет ваш следующий эксперимент? 
Т.М. Пока не знаю. На очередную такую штуку понадобится не меньше десяти лет.

А.Д. Вы собираете азиатское искусство, лотосы, кактусы. Считаете себя коллекционером?
Т.М. Наверное, нет. Эти вещи нужны мне для вдохновения, для собственной работы. Я коллекционирую, но я не коллекционер.

А.Д. Я так и думала, потому что настоящие коллекционеры одержимы тем, что собирают. А в вашей жизни есть что-то, что вы обожаете до дрожи в коленках?
Т.М. Да! Японская анимация, телепередачи и сериалы, сай-фай-аниме. Могу смотреть Netflix всю ночь напролет, серию за серией.

А.Д. Не самое полезное занятие для глаз. Что вам важнее как художнику – прошлое или будущее?
Т.М. Конечно, будущее! Прошлое я быстро забываю.

А.Д. Глядя на ваше искусство, кажется, что будущее грядет радужное и счастливое. Это так?
Т.М. Вовсе нет. Ведь я скоро умру! Я узнал об этом в пять лет и был в шоке. Моя депрессия продолжается до сих пор. Я боюсь смерти.

А.Д. По вам и не скажешь.
Т.М. Это потому, что я хорошо наряжаюсь. Если буду ходить туда-сюда с кислым видом, какая же это будет реклама, какой в этом толк? (Смеются.) Нужна маска. Всегда. Или хотя бы шляпа вроде этой.

А.Д. Кстати, кто вам ее сделал?
Т.М. Один мой друг художник по костюмам. А «пиджак» от Christian Dada. Такой новый японский бренд. Его сшили специально для меня.

А.Д. Можно потрогать?
Т.М. Конечно! Смотрите, я как будто зашел «Накано Бродвей». Это старый торговый центр в Накано, построенный в начале 1970-х. Весь район хаотичный, гиковый. Напоминает Гонконг. Кате там понравилось, и она захотела перенести эту атмосферу хаоса и эклектики в выставку.

А.Д. Это самая большая ваша выставка в жизни?
Т.М. Возможно, но не по объему, а по проделанной работе. Было нелегко, все постоянно менялось, все друг друга запутывали. 

А.Д. Главное, что итог грандиозный. Кстати, о грандиозности, у вас есть стометровая работа «500 архатов», которую мне посчастливилось увидеть вживую. Среди этих могущественных, печальных и радостных мудрецов есть вы сами? 
Т.М. Нет, но я сделал несколько автопортретов. Один из них здесь на выставке. Такая большая картина. Я художник, а неархат, хотя, если бы мне удалось прожить 200 лет, кто знает, кем бы я стал.

А.Д. С современными технологиями нет ничего невозможного. В своем манифесте «Суперплоское» вы утверждаете, что искусство двумерно. Разве плоское не менее реалистично, чем трехмерное? Что вообще для вас реализм?
Т.М. Что-то вроде визуального эффекта. Возьмем, к примеру, Японию: на юге здесь всегда солнце, на севере – тучи. Поэтому живописные традиции севера и юга сильно отличаются. Но, когда я называю японскую живопись суперплоской, имею в виду не только визуальный язык. Во время войны бомбы стирают с поверхности земли культуру, делают ее плоской. А потом на этой плоскости мы начинаем строить что-то новое. Так что дело не в визуальной двухмерности, а в культуре.

А.Д. Возвращаясь к архатам, может ли искусство исцелять людей?
Т.М. Разумеется. Даже если ты не веришь в Иисуса, когда заходишь в Храм Святого Семейства Антонио Гауди, чувствуешь себя лучше.

А.Д. Значит, искусство может работать как лекарство. Прекрасные новости. Как вы думаете, художник специально добивается такого эффекта или это выходит само собой, как следствие труда талантливого человека?
Т.М. У хорошего художника все выходит естественно. Например, текст песни. Часто это просто запутанный набор слов и минимум смысла. О чем, например, песня «Отель Калифорния»? Но люди могут ее почувствовать. Буквально. Это сложно объяснить. Поэзия может быть очень простой, но в комбинации с музыкой, образом артиста, оформлением пластинки, смысл становится глубоким. Искусство и есть сложная комбинация. Мы никогда не поймем, в чем секрет. Поэтому люди просто говорят: это гений.

А.Д. А может ли настоящий человек стать сверхчеловеком?
Т.М. Только с помощью технологий (смеется). На самом деле люди невероятно слабые. Простое смс может разбить сердце. Оглянитесь вокруг, мы чаще и дольше страдаем от депрессий. Так что вряд ли. ДИ