Сергей Гуськов. Ваша выставка – первая часть программы. Органично ли она связана с историей, которая запланирована на год, или это отдельные проекты, объединенные только общей площадкой?

Мария Крамар. Сразу замечу, это не выставка, а составной мультидисциплинарный проект, куда входят выставка, музыкальная, дискуссионная и кинопрограммы, а также публикация ридера, хрестоматии текстов по интересующим нас темам.

Карен Саркисов. Заявленная задача программы – проблематизация возможностей и ограничений музея и, в частности, формата музейной выставки. Мы называем наш проект опытами, поскольку это не столько собрание художественных работ, сколько среда, в которой помимо выставки нашлось место для множества других равноценных мероприятий. В этом смысле «Опыты нечеловеческого гостеприимства» – неплохое начало, чтобы развивать новые форматы в следующих кураторских инициативах программы.

С.Г. Как сложилось, что этот проект идет первым?

М.К. Мы дольше года готовили его большой командой, силами издательского и выставочного отделов. И стало понят-но, что нужна площадка на год- два, отличная от ГЭС-2, где мы могли бы реализовать свои художественные, кураторские, образовательные инициативы. Когда появилось предложение поработать с пространством ММОМА, проект « Опыты нечеловеческого гостеприимства» оказался самым подготовленным. В июне в рамках «Карт-бланш» откроется «Центр экспериментальной музеологии», в сентябре – выставка Кирилла Савченкова, а в ноябре – проект «Image Diplomacy» Владислава Шаповалова.

К.С. Нельзя сказать, что сначала появился «Карт-бланш» и к нему подверстали «Опыты». Скорее наоборот. Это цепочка совпадений, из которых родился проект, отвечающий целям межинституционального сотрудничества.

С.Г. Маша, во время вернисажа ты провела экскурсию и объяснила, что идеально сложились кусочки пазла: фонд V-A-C находится в гостях у музея, выбран формат гостиницы, художники и посетители оказываются постояльцами, и т.д.

М.К. Образ отеля появился не сразу, а постепенно складывался в работе над проектом. О площадке ММОМА мы знали давно. Это небольшой флигель, и не сразу стало понятно, будет ли второе пространство. Обычно, когда частная институция заходит на чужую территорию или в постиндустриальное пространство музеев, архитекторы и кураторы хотят разломать стены, расшатать сложившуюся среду и систему, обезличить пространство и выставить там искусство, как в white cube. Мы пытались отойти от подобной логики и думали , как можем поменять пространство, не разрушая, а, наоборот, застраивая его. Мы с Кареном обсуждали возможности транзитного места, пространства без идентичности, среды, где можно развернуть разные по насыщению и темпоральности части проекта, и поняли, что формат отеля оптимален.

С.Г. Продолжает ли этот проект выставочную логику фонда – выставки в Музее истории ГУЛАГа, историко-мемориальном музее «Пресня», Музее предпринимателей, меценатов и благотворителей, Центральном музее Вооруженных сил?

К.С. Не совсем. Это редкий случай, когда мы пришли в художественный музей. Поэтому наша задача здесь заключалась в том, чтобы сделать проект максимально нехудожественным, когда искусство становится наполнением среды, интерфейсом, который удобно использовать для разного рода событий. Я люблю повторять , что искусство здесь используется как формат, как расширение файла «.art», которое мы присваиваем ивентам. Живая программа сессий является, таким образом, смысловой доминантой, а искусство представляет собой некую точку пристежки, чтобы эти события считывались. Ведь часто большое количество интересных образовательных мероприятий теряется в наплыве интернет- публикаций, люди их не замечают, в то время как музыкальные выступления привлекают привычную аудиторию.

Что касается модели отеля, то мы опирались на понятие «не-места» французского антрополога Марка Оже, который исследовал особые пространства, возникающие в эпоху поздней современности: отели, лаунж-зоны, аэропорты, супермаркеты, транспортные развязки и т.д. Рост их числа приходится на исторический период, когда человек находится в бесцельном движении, не имеющем конечного пункта. Поэтому отель – способ выхода из репрессивной логики музея, где есть четкое разделение на то, что выставлено, и тех , кто приходит на это посмотреть. Напоминает дихотомии типа живое/мертвое, активное/пассивное. Нас это не устраивало. Мы решили назвать гостями и постояльцами всех: зрителей, работы, художников и нас самих. Так что гостиница – удобная пространственная модель, которая взята не из дизайнерских, а концептуальных и практических соображений.

М.К. К тому же, если вспомнить программу, которая до конца апреля проходила в Музее истории ГУЛАГа, мы все-таки работаем либо с коллекцией музея, либо с экспозицией, либо с сотрудниками музея, либо с медиацией . Это диалог, выстраивание новых связей, перестановка, наделение музея новыми смыслами. Здесь же другая ситуация: мы при-шли, принеся свой контент и свое сообщение. Безусловно, мы взаимодействовали и с наследием музея, и с пространством , и со двором, но все же это иной тип взаимодействия.

С. Г. В вашем отеле есть библиотека. У V-A -C уже была библиотека на выставке «Расширение пространства» в ГЭС-2. Зачем это делается?

М.К. Отель предполагает публичные зоны, у нас это стойка ресепшена, библиотека, конференц- зал, бойлерная, молельная. Хотя, конечно, «приватные» зоны нашего отеля открыты для всех, у нас есть разделение. Библиотека – место в лобби, где можно отдохнуть.

К.С. Одна из задач – создать пространство, в котором захотелось бы задержаться. Не просто посмотреть выставку и уйти, а провести время, возможно, даже не заходя на экспозицию. Мы очень хотели, чтобы у зрителя была возможность составить собственную историю. У нас нет четкого плана осмотра выставки, начала и конца, рекомендуемого маршрута следования между двумя корпусами. Но у библиотеки есть и практическая целесообразность . На сессиях разговор со спикерами заканчивается быстро, удобно отослать к дополнительной литературе , которая тут же и находится. В подборе книг тоже присутствует логика: художественная литература, философия и теория, научно-популярные издания...

М.К. …и просто всякий треш. Все-таки и программа, и «Опыты нечеловеческого гостеприимства» основаны на исследованиях . В этом проекте список тем, категорий и дисциплин, которые были изучены, ранжированы – от физики и математики до этологии, космологии, социологии и описания паранормальных явлений. Тексты, которые приведены в гиде, очень сжатые, рассказать обо всех прочитанных книгах, теориях и гипотезах в таком формате не получится. Поэтому мы хотим дать зрителю возможность понять, из чего сложился про-ект. Также мы попросили участников, лекторов и художников назвать три must read книги (обязательные к прочтению) в рамках их дисциплин и постарались включить их в нашу библиотеку. Она открытая: можешь сам принести книгу, которая подходит по теме. Правда, уносить оттуда ничего нельзя.

С.Г. Библиотека, образовательная программа и ридер – такая ноосфера, которую вы создаете в вашей гостинице?

М.К. Есть определенные темы, проблемы и дискурсы, которые мы хотели бы актуализировать, «направить на них свет софитов» или собрать с нуля. У них разные инструменты воплощения – музыкальное выступление, дискуссия, лекция, статья, художественная работа. Осознавая многообразие форм, в которые облечены эти высказывания, мы стараемся их не дублировать. Ты не найдешь текст спикера, участвовавшего в дискуссии, в ридере или на выставке.

К.С. Задачи провести инвентаризацию критической литературы и теории на тему нечеловеческого не было. У нас есть пять узловых категорий, тематических блоков. Это скорее теги, вокруг которых выстраиваются разные типы высказываний. Они проходят красной нитью через выставку, публичную программу, ридер и т.д.

С.Г. Расскажите про ридер.

К.С. Мы захотели сделать доступным на русском языке принятый в мире способ говорения о нечеловеческом. Есть много переводов , но цельного дискурса современной антропологии нет . Например, Анна Цин в своей последней книге анализирует межвидовую взаимозависимость человеческих сообществ и грибов мацу-такэ, вокруг которых складываются эти сообщества. Это взаимодействие – одна из новых движущих форм капитализма в эпоху изменения климата. Или Эдуарду Вивейрос де Кастру, в многочисленных статьях реконструирующий онтологию автохтонных народов Южной Америки. Это изнаночный для Запада мир, где духи обладают высшим по отношению к человеку статусом, в каком-то смысле они более реальны. Космология и эпистемология индейских племен безумно интересны и соответствуют заявленной нами теме. Такие тексты для нас базовые. Они повлияли на оптику, которой мы пользуемся. Мы не можем перевести всю библиотеку, и ридер – такая выжимка основных текстов.

М.К. Не переведено большое количество важных трудов по этой теме , например, ключевые тексты Донны Харауэй, хотя им уже больше тридцати лет. Мы попытались выдержать баланс между базовыми теоретическими высказываниями, историческими и художественными текстами, а также новыми текстами или главами из книг 2015–2016 годов.

К.С. У нас в планах издать фрагменты средневекового мистического трактата «Облако неведения», написанного на среднеанглийском языке и тоже до сих пор не изданного на русском.

М.К. У ридера гибридный формат, что, в свою очередь, опять отсылает нас к критическому осмыслению музейного формата. Как ты мог заметить, на выставке нет ни кураторского текста на стене, ни экспликаций, ни фигур музейного смотрителя и куратора. Мы отказались и от классического дорогого каталога. Наше издание переросло из классического каталога в ридер, это скорее тексты художников и теоретиков плюс документация выставки.

С.Г. Посмотрев проект и вспомнив деятельность фонда, я заметил, что в российских условиях она напоминает, говоря терминами из экономики и социологии, «догоняющее развитие» или «ускоренную модернизацию». Если что-то на нашей арт-сцене пропущено, фонд старается заполнить эти ниши: темы, интерес к которым в Европе уже идет на спад, но они важны, потому что нельзя перепрыгнуть этапы в развитии искусства. Вы целенаправленно прививаете и более современный язык, и новые способы создания и проведения проектов, поскольку у фонда для этого больше возможностей, в том числе финансовых.

М.К. Конформизма или следования модным форматам в нашей деятельности нет. Безусловно, мы работаем с оглядкой на последние проекты, пытаемся быть в курсе, следить, если не очно, то по различным документам и артефактам. Например, каталог -ридер последней биеннале в Кванджу, которую курировала Мария Линд, я изучила вдоль и попе-рек. Или проект 2016 года Питера Вайбеля и Бруно Латура в ZKM. Московская художественная сцена находится в вялом состоянии, любой хороший проект выделяется. Я не говорю о форме, бюджетах и т.д. В прошлом году была одна хорошая выставка, в позапрошлом тоже одна. В такой разжиженной среде серьезные проекты стоят особняком, тем более если сделаны российскими художниками и кураторами.

К.С. Когда мы начинали заниматься проектом, у нас не было очевидного набора референтов. Скорее мы отталкивались от того, какой круг художников разделяет наши интересы, экспозиционные решения и отчасти этические установки.

С.Г. И эстетические?

К.С. Да, но это скорее к художникам. Момент узнавания случился просто потому, что мы находимся не в вакууме. И художников тоже было бы интересно послушать, насколько они находятся in keeping (в соответствии) с современным пластическим языком крупных международных выставок, фестивалей и биеннале. Мы не диктуем художникам, что и как им надо делать , не навязываем им определенный язык, который в этом слу-чае был бы домотканый, доморощенный, отечественного разлива. Догоняющее развитие может быть эффектом прочтения, мне сложно судить, для этого требуется рефлексия собственной практики. Любая попытка говорить на изобразительном языке, который кажется виденным где-то еще, является если не низкопоклонством, то самоколонизацией.

С.Г. Я говорил скорее в нейтральном смысле о попытке восполнить пробелы.

М.К. Не отрицаю , были влияния. Мы, конечно же, не изобретали велосипед, но отталкивались от собственных потребностей, задач и сообщений. Почему был выбран формат сессий? Мы не разделяем четко музыкальное выступление и дискуссионное. Это слипшиеся события, границы размыты. Буквально за три минуты после лекции убираются стулья и включается музыка. Должны пересечься две части аудитории – публика, которая посещает Философский клуб на «Винзаводе», и те, кто ходят слушать модную музыку. Плюс еще есть завсегдатаи художественных выставок. Что касается музыки, подобраны стили от металла до фольклора, чтобы перемешать их слушателей. Естественно, мы не можем игнорировать современные форматы. Такие вещи не первый год практикуются на «Трансмедиале».

К.С. Вообще проект ZKM «Globale» тоже был многоуровневый, но все равно это намного масштабнее, чем то, что у нас дано в миниатюре. Это лестное сопоставление, если такие ассоциации возникнут.

С.Г. За время работы над проектом менялся список участников. Как складывался этот коллектив?

М.К. Когда появилась идея проекта о нечеловеческой агентности, мы смотрели, кто из современных молодых российских художников ведет подобного рода исследования. Именно молодые и российские. Потому что, если посмотреть на Запад и набрать в Гугле non-human, найдешь множество художников, занимающихся темами в диапазоне от грибов до паранормального. Сегодня все тематики post-human очень популярны.

Нам же важны были новые работы, спродюсированные фондом и сделанные художниками молодой генерации, близкие и симпатичные кураторам. Постепенно в диалогах складывалась команда людей, которым этот широкий круг тем интересен, выкристаллизовывались отношения, появлялись работы. Практически со всеми художниками дошли до конца. Из семнадцати работ на выставке десять новых. Четыре из них сложные в инженерном смысле, их создание требовало огромных усилий.

С.Г. В этом проекте участвует Кирилл Савченков, но у него будет еще и персональная выставка в рамках «Карт-бланша». «Опыты нечеловеческого гостеприимства» и его сольный проект как-то связаны?

М.К. Кирилл – цельный художник. И эти два проекта для программы «Карт-бланш», и то, что он будет показывать в Венеции , и его участие на Триеннале в «Гараже», и проект, который он делал в АСИ на « Фабрике», – долгосрочное, перетекающее из одной формы в другую исследование, вбирающее новые поля и инструменты. Движение в одну сторону. Он исследует различные типы знания и возможности применения методологий одних дисциплин в практиках других; и боевые искусства, и криптозоология, и практики вненаходимости – все это части одного большого исследования. У Кирилла активный год, а будущая выставка объединит на одной площадке все, чем он занимается.

С.Г. Созданный специально для этого проекта интерьер сохранится на следующих выставках программы «Карт-бланш»?

М.К. Там сделано не так уж и много. Это зрительный обман. Когда мы пришли на площадку ММОМА, самое глобальное, что мы сделали, распечатали фальшстены. Там было музейное освещение, чтобы показывать живопись и скульптуры, поэтому, как только мы впустили солнечный свет, все выстроилось совсем по-другому. Я рекомендую посмотреть выставку и в дневное, и в вечернее время, с уличным освещением.

К.С. В окна второго этажа заглядывают бронзовые истуканы. Сюрреалистическая картина, которую мы совершенно не предвидели.

ДИ-1/2017