Сергея Борисова называют летописцем московского и питерского андеграунда, певцом Москвы и ее богемы.
|
Если хотите пережить потрясение, которое испытывали посетители мастерской Сергея Борисова в 1980-е годы, отправляйтесь на Кубу. Вне зависимости от политических реалий там всегда найдутся места, повисшие в безвременье. Например, на заброшенной гаванской фабрике можно увидеть кубинцев, не заботящихся о том, где они живут, какой на дворе год от победы революции, есть ли хлеб насущный. Эти люди заняты тем, чем славен их народ: играют узнаваемую и зажигательную музыку, пишут яркую живопись, пьют ром, курят сигары и ведут себя исключительно дружелюбно. Здесь праздник, кокон другого мира, который, как НЛО, оказался в месте и времени, где ему не должно быть. Но он есть. Родившиеся в СССР помнят эту атмосферу иной реальности.
Фотография Сергея Борисова – это не столько фотография, сколько образ жизни, запечатленный в отдельно взятом пространстве. В конце 1980-х в Москве существовали «места силы» – театр Анатолия Васильева, мастерская Ильи Пиганова, студия Сергея Касьянова... Но все они были позже, как отклик, отблеск, новая редакция стиля жизни, который уже был предложен студией «50А» Сергея Борисова. Не случайно ее сравнивают с «Фабрикой» Уорхола: миф места был сильнее, светил ярче, чем сами реальные обстоятельства, миф был магнитом, притягивавшим разнозаряженные частицы – представителей тех слоев советского и иностранного обществ, которые никогда бы не встретились, если бы не культовый фотограф. Это он создал иконографию легенд контркультуры 1980–1990-х (Тимур Новиков, Владислав Монро, Георгий Гурьянов, Жана Агузарова и многие другие). Это Борисов создал фотографические «прориси», по которым позднее он сам и другие вслед за ним «лепили» эстрадных поп-див, королев красоты, портреты модных писателей, кураторов и поэтов, музыкантов. Борисов – создатель визуальной агиографии художников современного искусства, чьи произведения могут не помнить, но узнают по старым фотографиям из студии на Знаменке. Борисов был автором модной фотографии, когда мода еще была явлением искусства, а не коммерции; он сотворил первое поколение советских топ-моделей – юных девочек, прошедших через его снимки на обложки западных журналов (Face, Tempo, Actuel, Interview), напечатанных со слайдов фотографа из СССР. Девочки во флагах; боди-арт до эпохи безопасных красок, когда все писалось гуашью и тушью; костюмы, достойные Майкла Джексона… Калашников, приставленный к лицу красавицы, отчего ее взгляд становился пронзительнее; так бутылочка духов, сквозь которую смотрит дива, удесятеряет магнетизм ее глаз в фотографии Александра Хлебникова 1930-х…
Как ни странно, именно с холодностью фотографии виртуозов «предметки» середины прошлого века, в чьей власти было запечатлеть богатство фактур при ясном и ровном свете, рифмуется элегантная фотография Борисова. В ней нет нарочитой экспериментальности, все сдержанно, шокировать может лишь сюжет, разыгранный на камеру. Или не шокировать, а удивить подобно шутихам, карнавальным фейерверкам и маскараду. Между поколением Хлебникова с Сошальским и поколением Борисова временной разрыв в десяток лет; кажется, он не заполнен связующими именами, но присутствует непрерывность между ними. Она мало поддается рациональному объяснению. Чем объяснить преемственность, только ли тем, что за оптикой от старых камер охотились знающие фотографы, или тем, что и Хлебников, и Борисов – оба московские? За простотой формы снимков у обоих стояла выверенная техника и понимание профессии, о которых не поговоришь – равных немного, и между собою они общаются изображениями.
Фотографии Борисова были расчетливо современны: он предъявлял из России 1980–1990-х стиль, актуальный Хербу Ритцу и Брюсу Веберу, западным коллегам его поколения. И дело не в стилизации, а в том , что Борисов жил в одном темпоритме с ними, слушал ту же музыку, любил те же машины и современные образцы женской и мужской красоты, валентные тем, что ценили американские фотографы. Помимо общего с современной мировой фотографией, помимо ее постмодернистской карнавальности и иронии 1980-х у него было пространство, населенное фантастическими типажами и наполненное звучанием странной музыки. Вокруг Борисова, как ни закрывайся от него в студии, стоял другой образный строй, который, как лес на ветру, приобрел искривления и прихотливую узорчатость формы в штормах советского времени… Странное сочетание, сохранившее Борисова внятным любопытному российскому зрителю и притягательным для мировых выставочных площадок.
Мальчики и девочки Борисова выросли, теперь они классики современного искусства, акулы шоу – бизнеса, звезды, медийные персоны. В его студию по-прежнему стоит очередь, теперь виртуальная, из редакторов модных журналов, мечтающих о его фотографии и опасающихся его нрава, по-прежнему крутого. А как иначе преодолеть одну реальность и построить новую?
ДИ-4/2017