Ровно 10 лет назад Масель курировала бельгийский павильон, где показывала Эрика Дюйкертса, а в 2013-м возглавляла павильон Франции (выставка Анри Сала). Кроме того, у нее огромный профессиональный опыт: уже 17 лет она является главным куратором Национального музея современного искусства в Центре Помпиду, так же активно работала на площадках в Марселе, Шардже (ОАЭ), Мюнхене, Нью-Йорке, Дублине и Майами. Ее тексты печатают ведущие специализированные издания: Artforum, Flash Art и Parkett.

Когда в январе прошлого года было объявлено о назначении Масель художественным руководителем Венецианской биеннале, кулуарные разговоры артистической общественности закрутились вокруг гендерных вопросов. С одной стороны, на старейшей в мире регулярной выставке, история которой насчитывает уже более века, такое случалось лишь дважды: в 2005 году (Мария де Корраль и Роза Мартинез) и в 2011-м (Биче Куригер). С другой стороны, появление женщин среди кураторов основного проекта в Венеции происходит только последние двенадцать лет, что для такого срока немало. Впрочем, если сравнить Венецианскую биеннале с другой старейшей площадкой, «Документой» (проходит с 1955 года), ситуация не сильно отличается: из 14 кураторов только две женщины (Катрин Давид в 1997-м и Каролин Кристов-Бакарджиев в 2012 году). На молодых биеннале, например в Стамбуле и Берлине, ситуация лучше, там равное гендерное представительство носит программный характер.

На Московской биеннале, включая открывающуюся в сентябре 2017-го седьмую, женщины дважды становились полновластными художественными руководителями и трижды входили в кураторский коллектив.

Кристин Масель, впрочем, не намерена говорить о феминизме. Хотя она пригласила несколько художниц, которые будут отвечать на выставке за эту тему (Шейла Хикс, Кики Смит), ее проект довольно расфокусирован. Экспозицию биеннале, которая традиционно делится на две части (Арсенал и павильон в Джардини), куратор разбила на девять «транспавильонов». Разброс тем большой – от традиций и шаманов до времени и бесконечности .

Помимо художников, с которыми французский куратор сотрудничала раньше (Анри Сала, Филипп Паррено, Габриэль Ороско, Реймонд Хайнс), Масель собрала разные, иногда неожиданные имена. К примеру, на выставке показан Канангинак Пютугук, умерший семь лет назад художник-инуит, который занимался печатной графикой на традиционные для малых народов Канады сюжеты – птицы, морские котики, олени; создавал скульптуры-инуксуки, которые напоминают антропоморфные сейды. Его, на западный взгляд, наивное творчество свидетельствует о попытке Масель уйти от канона европейского и американского искусства. Об этом же говорит присутствие на биеннале бразильца Эрнесто Нето, экологические проекты которого основаны на культуре индейцев Латинской Америки, или Хале Тенгер, исследующей жизнь и нравы родной Турции. Но все равно художников из Азии, Африки и постсоветского региона заметно меньше, чем авторов из Западной Европы и Америки. Согласно инфографике сайта Artsy всего 39% участников – выходцы из «третьего мира», 57% – белые, а женщины составляют лишь треть художников биеннале.

Екатерина Дёготь прокомментировала гендерную ситуацию в мире современного искусства.

В своей европейской деятельности я не сталкивалась ни с какими циркулярными документами, согласно которым среди участников художественных событий обязательно должны быть женщины или какой-то процент женщин. Но на практике знаю, что все институции, кураторы, культурные чиновники и др., стараются этот вопрос поднимать, он находится в центре внимания. Например, если я составляю список участников какого-нибудь панельного обсуждения, мне обязательно скажут: а почему в нем так мало женщин? Современный куратор всегда имеет это в виду. Моя личная позиция такова: этот вопрос для Западной Европы не такой проблематичный, поэтому я могу посвятить себя другим меньшинствам, например, людям из Африки, Индии или России, о репрезентации которых заботятся меньше.

Но вообще, здесь два разных вопроса, оба связанных с темой справедливости. Деятели искусства пытаются решить их одновременно, и это проблема. Первый – про справедливость в реальной жизни, где мужчины и женщины должны быть равны. Существует, например, разница в оплате труда. Ситуация в частной жизни еще более катастрофическая. В этой сфере тема кураторства Венецианской биеннале становится последней в списке нерешенных проблем по части гендерного равенства. Однако когда вмешивается частная жизнь, тут-то и начинаются проблемы. Рут Ноак была сокуратором «Документы», но не получила такого статуса, потому что тогда была замужем за другим сокуратором, мужчиной ( речь идет о Рогере Бюргеле, который был художественным руководителем 12-й «Документы» в 2007 году. – Ред.).

Второй вопрос – репрезентация людей и идей в художественном пространстве. Искусство может говорить о разных видах неравенства – гендерном, расовом, этническом, классовом. Но будет ли это означать, что женщина, которая возглавит Венецианскую биеннале, станет больше защищать темы, связанные с женщинами? Почему -то по умолчанию считается, что да. Но вообще-то это тоже форма сексизма. Часто женщины-кура-торы не считают, что именно в этом заключается их историческая миссия. Они отказываются идентифицировать себя в первую очередь в качестве женщин. Женщину выбирают куратором, ожидая, что она принесет с собой феминистские сюжеты, и наталкиваются на ее сопротивление. Она видит свою идентичность гораздо шире.

Другие виды неравенств не менее, а то и более важны – все зависит от того, о каком контексте идет речь. В европейском проблема репрезентации неавтохтонных национальностей, проще говоря мигрантов, стоит гораздо острее, и в этой сфере, кстати, и проблема прав женщин стоит максимально остро, вот о правах женщин среди мигрантов и беженцев и надо говорить. А назначение женщин на высокие посты вовсе не означает автоматическое улучшение положения женщин на нижних уровнях. Например, в Москве почти все директора музеев – женщины. Говорит ли это, что нынешний режим очень продвинут по части женского равенства ? Конечно, нет. Сфера культуры воспринимается как относящаяся к «женской» области, менее важная, связанная с культурным досугом, развлечением детей и образованием. Там не крутятся очень уж большие деньги, за которыми должны следить большие мужчины. Но в каждой стране ситуация своя, и абстрактно говорить о необходимости назначения женщин кураторами неправильно.

Однако вопрос о неравенстве, если его поднимают на большой площадке типа «Документы», Венецианской биеннале или крупной институции, важен. Одно дело, если заходишь в музей и видишь там только белых художников, другое – если там, как во всем мире, ¾ небелых людей (people of colour) и одна четверть белых. Выставка создает у публики представление о том, каков мир за пределами их квартир. Это важно. Узость картины мира в Европе с ее системой национальных государств порой даже больше, чем в России, как ни странно. Трудно сравнивать, но мне кажется, что у россиян, при всем их имперском глубинном расизме, благодаря советскому опыту представление о том, что называется diversity, шире. А Венецианская биеннале до сих пор предстает как колониальный заповедник. Об этом говорит ее структура – набор павильонов. Они, что называется, не перестроились. Там где-то на задворках появляются Индия и Африка, но очень понемногу и в порядке экзотической добавки.

ДИ №2-2018