Купеческий портрет

Государственный исторический музей, 16 декабря 2013 — 30 апреля 2014

Посещение выставки купеческих портретов в Историческом музее заставляет задуматься не столько о представленном материале, сколько о музейной политике, принятой на родных просторах. У нас не особенно в чести большие исследовательские проекты, давно уступившие место многозначительной демонстрации собственных сокровищ. Потому нынешнюю выставку не очень понятно, как воспринимать. Купеческие портреты — излюбленный материал для специалистов по наивному искусству (особенно ранние). Они же — уникальный архив социологии русского искусства (если принять во внимание феномены художников-крепостников вроде Григория Сороки), не говоря уже о многочисленных исторических свидетельствах жизни целого сословия, в укладе которой традиции старообрядчества сочетались с усиливавшимся влиянием европейских просвещенных мод. Все это явлено на выставке недомолвками и намеками. Предметы быта XVIII — XIX веков в экспозиции представлены, но не прокомментированы (да и подписаны не все). Многие портреты снабжены справками о тех, кто изображен, но сведения эти преимущественно «анкетного» характера (где жил, чем занимался, какие имел награды и пр). На историю это явно не тянет, учитывая, что ключевых фигур (Мамонтовы, Боткины, Морозовы, Третьяковы, Солдатенковы) все равно нет. Остается лишь смотреть на сами работы (они и правда прекрасны), а историю после посещения Исторического музея все же изучать самостоятельно, попутно размышляя над тем, чем же эти вещи так приглянулись весьма чтившим их художникам авангарда (например, Наталье Гончаровой), а что из них заимствовали советские «семидесятники».

Lost and Found. Дипломная выставка студентов ИПСИ

Центр дизайна «Artplay», 20 декабря 2013 — 18 января

Экспозиция работ выпускников Института проблем современного искусства (ИПСИ) расположилась в одном из залов «Artplay», работы перемежались с витринами бутиков с дизайнерской плиткой, или элитной сантехникой, или рекламными стойками разных промо-акций, так что выявление объекта, принадлежащего именно данной выставке, требовало определенных усилий по абстрагированию ее содержания. Все это невероятно контрастировало с претенциозностью выставки, где каждая работа стремилась создать свой замкнутый философический микромир, приглашая зрителя к путешествию по страницам авторских концепций. Раздутые амбиции содержания лезли наружу через неровные трещины и щели непритязательного исполнения. И если живопись Кирилла Жилкина (повисшие в черном пространстве ножи, изображенные в эстетике компьютерной графики) или Павла Гришина (женское лицо в неоэкспрессионистском стиле) хоть и вставала в ряд сотен подобных вещей, экспонируемых повсеместно, но претендовала на внутреннюю многозначительность, то большинство остальных работ были просто поверхностны и подражательны (раздавленный кирпичами фотоаппарат Ирины Кравчиной под названием «Сэндвич Мединского» или корпус телевизора с «войнушкой» из пластиковых солдатиков Ольги Бутеноп). Вопрос здесь уместнее поставить не столько об амбициях художников, сколько о питательной (образовательной) среде вокруг них или дальнейших мутациях, которые они претерпят в ближайшем будущем. Или не претерпят.

Андрей Кузькин. Распил

Выставка-акция в галерее «Триумф», 16 декабря 2013

Андрей Кузькин — этакий умеренный панк. Он и внутри системы, но делает все по-своему, продвигается заметно вперед, а потом от всего отказывается почти без сожаления. Осенью этого года художник просидел в клетке в Галерее на Солянке, разрисовывая переплетающимися человечками стандартные куски фанеры, и после решил их мгновенно сбыть. Продавали живопись по метражу, минимальный размер — 30х30 см, любой выбранный фрагмент тут же отпиливали на специальном станке. А перед этим зрители приняли участие в определении цены за квадратный метр. Торговались, как на аукционе: максимальная предложенная цена становится фиксированным тарифом (торги остановились около 9 тысяч рублей). Назвавший максимальную цену имел право первым выбрать лакомый кусочек вожделенной фанеры. «Очень опасная акция», — усмехнулся Андрей Ерофеев перед началом торгов. Субверсивный жест Кузькина был действительно направлен скорее на зрителя, оживляя в нем хищнические инстинкты азарта и потребления. Сложно сохранять благоразумие, когда есть шанс стать лидером на час и вести игру (хотя бы в течение одного вечера) и сохранять спокойствие и такт, переходя от картины к картине в поисках фрагмента, подходящего для персонального «распила».

Андрей Монастырский. Носители

Галерея XL, 9 декабря 2013 — 10 января 2014

Метафизик и герменевт московского концептуализма Андрей Монастырский перенес свои штудии априорных категорий художественного события (пространство, время, присутствие, жест) в дигитальный мир, увлекшись проблемой информации в цифровую эпоху. В центре выставки — акция «Зимовка на просеке Хайдеггера» из 12-го тома «Поездок за город». В августе 2013 года участники зарыли недалеко от Киевогорского поля (излюбленного места акций КД в Подмосковье) две шкатулки в форме медведя, положив внутрь две микрокарты памяти с записями видео членов КД (Алексеев, Елагина и Макаревич, Монастырский и др.) и зрителей акции (Ауэрбах, Звездочетов, Корина, Кузькин, Рябова и пр.), помещенные в пластиковые контейнеры и засыпанные абсорбентом. Сохранятся карты или нет, станет известно через год после контрольных раскопок. Пока что французская коллега обратила внимание художника на то, что «зимовка» информации в снежных берлогах (snow den) звучит омофо-ном к фамилии Эдварда Сноудена, известного своими разоблачениями американских спецслужб, ведших слежку за коммуникациями людей по всему миру (соответствующий текст прилагается к выставке). Небольшая инсталляция тем самым превратилась в словарь состояний информации: от фиксации повседневных событий до катализатора политических катаклизмов (и возможности стать произведением искусства), а заодно в доказательство ее вездесущности. От информации нельзя скрыться, равно как скрыть и ее саму.

«Отечество мое — в моей душе...». Произведения из собрания Музея искусства авангарда (МАГМА)

ГМИИ им. А.С.Пушкина, 3 декабря 2013 — 16 февраля 2014

Коллекция Вячеслава Моше Кантора недаром существует как музей — это оправданно не только уровнем работ, но и временным охватом. Выставка в стенах ГМИИ открывается малоизвестным до сих пор «Парижским кафе» Репина, продолжается одним из крупнейших в мире собраний Хаима Сутина и заканчивается работами концептуалиста Виктора Пивоварова, датируемыми 2010 годом. Так обычно и выглядит музей modern art в западном понимании. Отличие состоит в принципиальном уклоне в сторону авторов еврейского происхождения и соответствующих идеологических задачах проекта (не имеющего постоянной экспозиции и призванного путешествовать по миру) — распространении идей терпимости и толерантности. По заявлению Кантора, его интересует «безопасная толерантность», ограниченная «цивилизационными рамками» и законами. Социальный и политический контекст оказываются принципиально исключенными, что применительно к еврейской истории ХХ века кажется очень странным. Создателей интересуют расцвет «модернистских идей», культурное разнообразие и диалог. Но судьба модернистского проекта во всем мире была непростой. Его теснили «борьбой с формализмом» и «дегенеративным искусством», выставляли как флагман «прогрессивных», а по сути, диктаторских режимов (во франкистской Испании или странах Южной Америки), очень любили в американском ЦРУ как противоположность репрессивному соцреализму. Из представленных на выставке работ — прекрасного и мало известного раннего Тышлера или Ротко, того же Сутина или Сони Делоне — можно было бы вытянуть множество подобных, весьма примечательных историй. Но толерантность должна быть «безопасной»: лодку не раскачивать и дарить людям красоту. В рамках законов страны, независимо от того, как к закону сама страна относится.

Дали

ЦТИ «Фабрика», 5 декабря 2013 — 5 января 2014

Несмотря на то что среди участников кураторской выставки Людмилы Зинченко были ставшие уже почти классиками Сергей Чиликов и группа «Провмыза», экспозиция все же читалась как проект студентов (и выпускников) Школы им. А. Родченко (где Зинченко и преподает), их работы здесь превалировали. Школа Родченко, по выражению Арсения Жиляева, одна из немногих за последние годы объединила вокруг себя подобие сообщества, а ее деятельность носит поистине лабораторно-исследовательский характер. В этот раз исследование было посвящено феномену Дали, перспективе кадра и пустому пространству в нем, обрывающемуся на горизонте и оттого кажущемуся бесконечным (долгие заснеженные пейзажи провмызовского фильма «Подснежник», что и говорить, вписались сюда идеально). Из интересных работ — видео «Морской бой» объединения «Вверх» (две девушки на берегу моря играют в «Морской бой», стоя на заметном расстоянии друг от друга и выкрикивая при этом координаты стрельбы). А еще инсталляция Ирины Цыханской и Анастасии Кузьминой «Дороги», образующие «восьмерку» железнодорожные рельсы, выглядящие так, словно пережили атаку динамитом. Очень уж, правда, напоминает она «Голову Медузы» Криса Бердена. Преемственность, впрочем, была одной из идей проекта.

​ДИ №1/2014