В Художественном музее KUMU (Таллин) проходит выставка «Симметричные миры – отраженные симметрии. Юло Соостер, Юрий Соболев, Тынис Винт, Рауль Меэль».  Для Анны Романовой, куратора с российской стороны, нынешняя выставка – развитие проекта «Острова Юрия Соболева», состоявшегося в 2014 году в ММОМА (за книгу «Острова Юрия Соболева» она и Галина Метеличенко были удостоены премии в области современного искусства «Инновация-2014» в номинации «Теория. Критика. Искусствознание»). Для Эхи Комиссаров, куратора из KUMU, это еще одно высказывание о круге художников эстонского авангардного искусства, с которым она была тесно связана многие десятилетия. На выставке представлено более 300 произведений живописи, графики, дизайна, анимации, слайд-фильмов, фотодокументов из музейных и частных собраний из России, Эстонии, Финляндии, Литвы и пр.

Кураторское исследование посвящено становлению и развитию языка новой визуальности в творчестве Юло Соостера, Юрия Соболева, Тыниса Винта и Рауля Меэля в 1960–1980-е годы.

В 1960-х Юло Соостер стал фигурой, одинаково важной и для московского андеграунда, и для Эстонии. Сегодня он признанный классик, но так было не всегда. На открытии выставки в Таллин приехал живущий в Израиле сын художника Тенно Пент Соостер, много сделавший для сохранения и популяризации творческого наследия отца на родине. Корреспондент ДИ Елена Рубинова побеседовала с Тенно Соостером о том, как менялось отношение к художнику и его искусству в Эстонии, о творческом союзе с Юрием Соболевым и о том, что ему особенно близко в творчестве отца.

Елена Рубинова. Как возвращалось творческое наследие Соостера в Эстонию?

Тенно Соостер. Большая часть работ отца попала в Эстонию в 1971 году, после его смерти. Тогда здесь существовали два музея: Таллинский художественный музей, официозный и статусный, находившийся под пристальным вниманием властей, и более либеральный и всеми любимый Тартуский. Директор таллинского музея испугалась принять работы: Соостер был известным возмутителем спокойствия, а директор Тартуского художественного музея сказала, что все возьмет и сумеет пробить необходимые разрешения. Главным в те годы было сохранить наследие Юло как единое целое. Его объем оказался огромный – отдельная маленькая комната в мастерской была покрыта двух- метровой кучей рисунков, эскизов и зарисовок, брошенных как попало. Стояло множество ящиков с графикой. Все это с трудом поместилось у нас в квартире, и я еще долго сортировал работы.

Е.Р. Как в Эстонии менялось отношение к Соостеру и его искусству?

Т.С. Еще в 1971 году музей в Тарту устроил первую персональную выставку Юло, при жизни этого ни разу не случилось. Выставка вышла изумительная, даже выпустили маленький каталог. Для эстонского искусства это было как вспышка. Никто не ожидал, что Юло – такая глыба и махина. Кто-то знал, что есть такой эстонский художник в Москве, но масштаб его творчества, влияние на художников в Эстонии осознавали немногие.

Е.Р. Сегодня его бы назвали культуртрегером.

Т.С. Наверное, но тогда таких слов в обороте не было. Он возил близких ему по духу эстонских художников в Москву, водил по мастерским…

Е.Р. Чем была Эстония для вашей семьи в ту пору, когда вы жили в Москве?

Т.С. Оставалась любимым местом. Меня в детстве на все лето отправляли на остров Хийумаа, на родину отца. Но взаимоотношения отца и Эстонии всегда складывались непросто. Когда в 1956 году Юло после семи лет лагерей вернулся в Эстонию из Караганды, его не приняли в Союз художников. Надо было сделать вступительные работы, а Юло не придумал ничего лучшего, чем поехать в Йыхви (Кохтла- Ярве) на сланцевые разработки. Он делал эскизы в забое, рисовал там. На вступительном показе ему сказали, что так советские труженики не могут работать – с кирками, лопатами, в копоти, это же рабский труд, что это поклеп на совет скую власть. Не имея возможности работать на родине, Соостер решил переехать в Москву. В Эстонии это восприняли как «уехал к завоевателям». Однако отец продолжал ездить в Эстонию и делал все возможное, чтобы наладить связи. В легендарный  подвал  на  улице  Красина приезжали молодые эстонские авторы и ровесники отца. И Соболев, и Жутовский, и Янкилевский, и Пивоваров – все были участниками этого диалога. Отец считал, что надо что-то придумывать, ходить по мастерским, кафе… Он этим славился. Думаю, он жил бы так в любой стране, просто оказался в Москве.

Е.Р. Считал ли Юло себя наследником европейской модернистской традиции?

Т.С. Конечно, он знал, что продолжает эти традиции, причем не только стилистически, но и как способы общения и творчества. Он знал немецкий , неплохо английский и французский – результат эстонского буржуазного образования. Привозил друзьям и переводил книги по искусству. Безусловно , отец привнес модернистскую струю в московский андеграунд.

Е.Р. Как вам видится их творческий союз с Соболевым? На выставке их общность очевидна…

Т.С. Большая удача, что в Москве отец познакомился с Соболевым. Они были похожи внешне, как два брата, близки в восприятии искусства , в интересе к философии, метафизике. И Юрий Соболев, и Юло проговаривали идеи, которые у художников зачастую остаются за скобками. Нынешняя выставка как раз показывает взаимосвязь их идей, взаимопроникновение, не случайно она называется «Симметричные миры». И хотя Анна Романова была больше увлечена творчеством Соболева, она видела постоянную игру двух художников, было понятно, что рано или поздно она обратится и к наследию Юло. Удачно выстроен раздел «Личные мифологии сюрреализма», стало еще более очевидно, как говорит Эха Комиссаров, что «сюрреализм у Соостера – это не влияние, а то, что находилось внутри его художественной системы». Выставка показывает, что на определенном этапе сюрреализм перестал довлеть над ними, оба – и Соболев, и Соостер – стали искать другой, постмодернистский язык в искусстве.

Е.Р. Что вам как художнику особенно близко в творчестве отца?

Т.С. Я все время нахожусь в его поле, для меня это как воздух. Часто ловлю себя на мысли – за что ни возьмись, он там уже побывал. Юло успел за короткое время столь многое сделать, что я не устаю этому удивляться.

ДИ №2-2017