Удивительный спектакль просуществовал семь лет под возгласы приятия и неприятия. К 150-летию со дня рождения А.П. Чехова художник-режиссер Дмитрий Крымов с художницей Марией Трегубовой и композитором Александром Бакши сочинили действо, жанр которого трудно определить: шествие, парад-алле, «сюр-перформанс», балаган, капустник, карнавал, опус №... Герои этого зрелища проходили мимо зрителей по транспортеру, то медленному и забитому людьми, то пустому, бегущему с грохотом летящего самолета. В спектакле за все годы было занято около восьмидесяти участников – практически вся труппа ШДИ, включая рабочих сцены. К нему придумано триста невероятных костюмов. Мимо глаз зрителей проплыли чайки, маски и пестрый реквизит, от россыпи цветных карандашей до живых человеческих аэропланов, проползли Многоуважаемый шкаф и уютная веранда, на которой на наших глазах застрелился очередной Треплев. Проскрипел вагон-холодильник с надписью «Устрицы» – в таком тело Чехова привезли в Москву. Пробежали толпы разномастных Тригориных с удочками, несколько Треплевых с забинтованными головами и три сестры вместе, поврозь и с братом-марионеткой. Пролетели писатели-самолеты и писатели-делегаты – все промелькнули перед нами в этом «нашествии сценических фантомов»1.

После премьеры Крымова упрекали в нелюбви и незнании Чехова. Это вопиющая неправда. Хотя это и непросто – знать и любить Чехова. Он разный и преимущественно невеселый, за сто лет оброс яркими рекламными ярлыками. Из него удалось сделать и главного борца с пошлостью, и русского интеллигента № 1, и даже начетчика: «В человеке все должно быть прекрасно». Хотя его проза и драмы, как и недолгая жизнь, трудные отношения с    родственниками и женщинами, максимально далеки от прописных истин. Чехова непросто любить еще и потому, что он слишком бесстрастно рассказывал о безнадежности и смерти. Но я люблю Чехова и понимаю Дмитрия Крымова, который говорил об «абсолютной любви» и «коме в горле» два года назад, когда «Тарарабумбию» играли в честь юбилея Анатолия Эфроса2.

Эфрос считал, что режиссер похож на поэта, только он слагает стихи на сцене, управляя большой группой людей. Музыкальная конструкция «Тарарабумбии» с ее метафорами и рефренами, оставаясь шествием, действительно напоминала современные стихи. Но интересно другое. «Чехов – это мы», – утверждает Крымов. Это наши интимные, глубоко спрятанные аффекты подвергаются на сцене крымовской деконструкции, распадаются до знакомых чеховских фраз и выстраиваются в новый ряд. На этом пути «Тарарабумбии» предшествовали «Торги», все четыре пьесы Чехова в одной («дядя, дядя, ты опять?!») и «Король Лир (Три сестры)». Но в «Тарарабумбии» Чехова распылили до атомов, которые, двигаясь в заданном направлении, обрастали в зрителе чеховскими, постчеховскими и метачеховскими щемящими ассоциациями. Или не обрастали, а просто прошли мимо.

Меланхолическая «поэзия Чехова» каждый раз оборачивалась визуальной сенсацией, набором простых, смешных, циничных и трагических эффектов.

Тарарабумбия, сижу на тумбе я… Крымова упрекали в том, что он закрыл тему «театр Чехова». Но ее сложно закрыть. Режиссер скорее открыл новые возможности, что сложно в случае Чехова, которого уже сто лет весь мир новаторски ставит чаще, чем Шекспира.

Крымова упрекали в нарушении театральных канонов. Это правда. Здесь нет сюжета даже в объеме чеховской драмы – никто больше не пьет чай, пока рушатся судьбы. Нет любви и даже читки текста нет. Одни обрывки: «я, я, я должен сочинить сюжет», «она не может работать», «пусть сидит», «что? что сказать?!», «мама, мамочка», «Бобик холодный», «наши», «заплатили проценты?».

Здесь нет и актерской игры в привычном смысле. Но остался ли сегодня хоть один театральный канон, который не нарушен? Сто лет спустя после смерти Чехова театр решительно становится другим. И мы все реже пугаемся этого.

«Трудно представить себе Катюшу Маслову, которая забрела в гости к Андрею Болконскому, или Арбенина, заглянувшего к Печорину. Но мир чеховских пьес – большой дом , где можно запросто ходить из комнаты в комнату», – писала Марина Давыдова после премьеры «Тара-рабумбии»3.

Сегодня после «Идеального мужа» и «Трех мушкетеров» Константина Богомолова совсем нетрудно Брехту заглянуть к Шекспиру (И. Поповски «Сон в летнюю ночь»), Алисе Тимофея Кулябина и князю Мышкину Максима Диденко заскочить в цирк, а Проппу с цитатами из «Морфологии русской сказки» в «дягилевский» балет «Жар-птица» (Алексей Мирошниченко). Тому же Печорину с Максим Максимычем оказалось нетрудно обнаружить себя в реалиях киргизского «Манаса» и современного Бишкека в компании с Демоном и Тамарой под звуки комуза и напевы из Корана (В. Панков «Демон»).

Не ошибусь, если скажу, что именно эта легкость и определяет подвижное лицо современного театра.Труднее ответить на вопросы, все ли позволено в сценической интерпретации классического сюжета, и конечно, «а судьи кто?». Многие годы в философии и социологии культуры обсуждается состояние «посткритики», которое более не способствует горячности суждений.

«Критик не тот, кто разоблачает, но тот, кто объединяет, – считает Бруно Латур. – Критик не тот, кто выдергивает ковер из-под ног наивно верящих ему, но тот, кто предлагает дискуссионную площадку, где все могут собираться… Критик тот, кто понимает , что все сконструированное хрупко, оно требует внимания и заботы»4. Можно вслед за Хэлом Фостером иронизировать по поводу милого критика, тем более что и «этика щедрости» не лишена проблемы фетишизма собственного взгляда на объект. Хэл Фостер предлагает максимально «сопротивляться любому действию, при помощи которого нечто созданное человеком (будь то Бог или Интернет), представляется в виде самостоятельной сверхчеловеческой силы»5.

Не обладает «самостоятельной сверхчеловеческой силой» ни одно из самых смелых или, наоборот, традиционных сценических решений, и ни одно мнение о нем. Посткритика, не отменяя аргументации, ответственности и антифетишизма, предлагает зрителям-критикам стать более внимательными и заботливыми, собираться на тех площадках, где им интересно, и не ломать стульев понапрасну…

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Давыдова Марина. 35 тысяч Тригориных //    Известия. 2010. 1 февр.

2 http://tvkultura.ru/ article/show/article_ id/136723

3 Давыдова Марина. 35 тысяч Тригориных. Там же.

4 Latour Bruno. Why Has  Critique Run Out of Steam? From Matters of Fact to Matters of Concern. http://www.bruno-latour.fr/sites/default/files/89-CRITICAL-INQUIRY-GB.pdf. Р. 22 (Перевод мой. – Л.Б.).

5 Фостер Хэл. Посткритическое // ХЖ. 2011.№ 84.