Нина Березницкая. Любая коллекция – история страсти. Например, у Владимира Овчаренко, собрание которого ММОМА показывал год назад, страсть к самой страсти. Расскажите о вашей.

Роман Бабичев. С детства я увлекался разными вещами: археологией, астрономией, театром и т.д., пока не заинтересовался искусством. В 1975 году попал на выставку в павильоне «Пчеловодство» на ВДНХ. Она произвела колоссальное впечатление. Очень захотелось что-то из этого иметь, но я был студентом без денег. Когда начал зарабатывать, осуществил мечту. Искал нонконформистов, но меня пригласили к вдове Ростислава Барто, которая показала много графики тридцатых, понравилось. Я отправился в музеи смотреть эти годы. Меня привлекло неакадемическое, модернистское исполнение. И я решил, что буду двигаться в эту сторону.

Н.Б. Почему вы выбрали этот период?

Р.Б. 1920–1930-е годы – драматическое время в истории отечественной живописи. Тогда было расформировано большинство объединений, насаждали изображения социалистического образа жизни, художников загнали в созданный для этого Союз. Многие авторы не пошли на сотрудничество с властью, работали для себя, подвергались гонениям, репрессиям. Вера Ермолаева погибла в лагерях, Николая Емельянова расстреляли. Они были ограничены в средствах, лишены возможности зарабатывать своим трудом, отсюда и небольшой формат работ, и холст часто записывался с двух сторон. Иногда на одной стороне писал муж, а затем на другой – жена.

Достоинство моей коллекции – в системности. В моем собрании в основном не соцреалистические работы. Большинство имен известны специалистам, но много тех, которые совершенно незнакомы широкой публике. Начинается собрание с Союза русских художников, заканчивается пространственными и метафизическими поисками после «сурового стиля».

Н.Б. Что вами двигало? Как ваша цель трансформировалась со временем?

Р.Б. Сначала было желание создать среду, чтобы в ней существовать. Но страсть разгоралась, хотелось больше и больше работ. Сначала поиски шли у наследников в Москве, потом с товарищем поехали в Петербург искать ленинградскую школу. Сейчас, конечно, источники обмелели. Когда я только начинал поиски, в домах лежали стопки работ музейного качества. Я продолжал приобретать живопись и графику в Москве и Петербурге, но хотелось чего-то нового. Увлекся скульптурой. Ее почти никто не собирал, да и традиции коллекционирования малой пластики в советское время не было. Художники делали эскизы памятников и вещи для себя. Но их ожидала трагическая судьба: когда автор умирал, скульптурная мастерская переходила к новому владельцу, который, как правило, выбрасывал старые гипсы. В расхожей цитате «Скульптура – это то, на что утыкаешься спиной, когда делаешь шаг назад, чтобы рассмотреть картину» есть доля правды. Скульптура не так популярна у зрителей и собирателей, как живопись. Гипсы, на мой взгляд, самый интересный коллекционный материал, они передают живое движение мысли и руки художника. Бронза уже нивелирует тонкости формы. Мне удалось найти работы Коненкова, Голубкиной, Лебедевой, Мухиной, Матвеева, Эрьзи. Но хорошей скульптуры было мало. Затем я заинтересовался художниками «сурового стиля» – Васнецовым, Никоновым, Андроновым. Мне интересны их поиски – пластические, философские, метафизические.

Н.Б. У вас есть работы и конца двадцатого века. Кто из современных художников вам близок?

Р.Б. Много лет хожу на выставки современного искусства, но по отношению к нему так и не возникло глубокого чувства. Мне нравится Константин Батынков, есть большая подборка его работ. Он – каллиграф и мастер автоматического письма, которое исповедовали сюрреалисты: никогда заранее не знаешь, где у него будет летать подводная лодка. Пластически он продолжает традиции тех художников первой половины двадцатого века, которых я люблю. Мне кажется, что многие современные, в частности, концептуальные работы носят одноразовый характер, как анекдот. Услышал один раз, второй уже не интересно. Мне важны произведения, в которых есть протяженность времени и вечность темы.

Н.Б. Меняются ли принципы коллекционирования сегодня? На слуху мало имен молодых собирателей.

Р.Б. Старшее поколение росло в аскетичные времена и стремилось создать дома иной мир (это своего рода уход в другую реальность), потому еще собирает серьезные коллекции. Молодые живут более свободно, не обременяя себя собраниями чего-либо. В России так и не привилась традиция украшать жилище картинами и антикварными предметами. И даже образованнейшие  люди  гордо  говорят: я в искусстве не разбираюсь. Хотя яростно посещают выставки. Никак не могу понять этого парадокса.

Н.Б. Что важно в коллекционировании?

Р.Б. Каждая коллекция – это пирамида. В основании работы среднего уровня, на вершине – шедевры. При продаже коллекции покупатели стремятся приобрести только лучшее, и пирамида остается без вершины. Какие у меня лучшие авторы? Шевченко, Сарьян, Лентулов, Петров-Водкин (графика). В моем собрании много малоизвестных художников, представленных очень интересными произведениями, и в этом особенность коллекции.

Самое привлекательное в коллекционировании – кладоискательство. Приходится быть внимательным к деталям, ползать по антресолям и чердакам наследников, где иногда встречаются сокровища.

Н.Б. Вы и раньше сотрудничали с музеями. Насколько важно показывать работы зрителю?

Р.Б. Конечно, я постоянно даю работы на выставки в музеи и галереи. Из крупных проектов , в которых я участвовал – «В круге Малевича» в ГРМ и ГТГ, «На берегах Невы» в ГМИИ, «Борьба за знамя» и другие. В Русском музее на выставке «Круга художников» было представлено 47 моих работ. Многие из них по двадцать – тридцать лет стояли в плане закупок, но не представляли для  ГРМ в тот момент достаточного интереса. В ММОМА будет моя первая «персональная» выставка.

Собирательством я занимаюсь 25 лет, но именно в последние годы очень активно приглашаю к себе музейщиков, галеристов, искусствоведов, студентов художественных вузов. Считаю, что работы не должны находиться под спудом, картины нужно показывать.

Н.Б. Расскажите подробнее о «Модернизме без манифеста», почему выставку разделили на две части?

Р.Б. Я очень остро чувствую различия московской и ленинградской школ. На первой выставке временной и географический охват будет широким – Москва, Ленинград, Ташкент и так далее. А на второй покажем творчество художников довоенного Ленинграда как единый художественный процесс. Основное место занимают авторы «Круга художников» и ученики Малевича – участники Группы живописно-пластического реализма.

Н.Б. У проекта большая кураторская группа: Надя Плунгян, Валентин Дьяконов, Мария Силина, Александра Селиванова, Ольга Давыдова. Как договариваетесь между собой?

Р.Б. Непросто. Но у нас близкие позиции. Я долго искал, с кем делать книгу и выставку. Встречался с мэтрами. Потом пришла Надя и предложила коллектив авторов. У них дерзкий современный взгляд, они полемизируют с традиционным  искусствознанием.  Например, в нашумевшей «Энциклопедии русского авангарда» очень расширено представление о русском авангарде, в него включены все проявления европейского модернизма. Я же воспринимаю авангард как одну из спиц в зонтике модернизма. Наша кураторская группа рассказывает об этом.

Н.Б. Что вам дала работа над выставкой и книгой? Вы переосмыслили собрание, открыли что-то новое?

Р.Б. Это будет не просто каталог собрания, мы постарались по-новому структурировать художественный процесс двадцатого века. Издание в пяти томах: От модерна к модернизму; Русское искусство 1920–1950; том о ленинградском довоенном искусстве; Александр Ведерников – у меня порядка восьмисот его работ – масло, графика и печатная графика, поэтому ему пришлось посвятить отдельную книгу, и русское искусство второй половины двадцатого века. Каждый том состоит из нескольких разделов, их было непросто скомпоновать. Мы долго искали автора для первого тома, который должен был объединить творчество академистов, мирискусников и ранних авангардистов. Нам повезло , Ольга Давыдова смогла замечательно представить в своем тексте путь русского искусства от модерна к модернизму.

Н.Б. Сейчас популярно представление о едином процессе, общности нашего и  западного искусства в двадцатом веке. Вы с ним согласны?

Р.Б. Я согласен с единой историей искусства. Художники решали одни и те же задачи в модернистском ключе на Западе и в России. Если бы не режим жесткой изоляции, наши художники могли бы занять в мировой иерархии совсем другое место. Они в любом случае заслуживают большего внимания. Это показала недавняя нукусская выставка в ГМИИ – все полыхало! Какие имена, какие краски! Если бы постоянную экспозицию в ГТГ сделали так, это могло бы у многих изменить отношение к нашему искусству.

Н.Б. Можно ли сказать, что процесс собирания завершен, все, можно ставить точку?

Р.Б. К той части собрания, которая относится к первой половине двадцатого века, уже трудно что-то добавить. Сейчас меня интересуют конец двадцатого и начало двадцать первого века. Хотелось бы добавить к собранию таких классиков как, например, Виктор Пивоваров, Юрий Злотников и Владимир Янкилевский. В то же время пытаюсь присматриваться к молодым живописцам и графикам – Кириллу Макарову, Леониду Цхе, Денису Ичитовкину и другим в Москве и Санкт-Петербурге (со всей страны постепенно все оказываются здесь). Надеюсь, рано или поздно найдется наш российский Бэкон , пусть даже не я его открою.