Написано 14 августа, с пробуждением на следующий день после восхождения на Эльбрус. Пытаюсь вспомнить детали предыдущих девяти дней.

День первый

5 августа прибыл в Терскол из Минеральных Вод. В это время в Терсколе проходило соревнование бегунов вокруг Эльбруса. Местная забава – наблюдать за спортсменами , которые плохо или вовсе не прошли акклиматизацию: их постоянно тошнит. Из всех видов самоистязаний, включая религиозную порку плетью, эти забеги – самый эффектный. Главной опасностью участники походных форумов назвали «горняшку» – горную болезнь, которая может возникнуть как у физически крепкого человека, так и у слабого. Меня такая лотерея бесит, привык к тотальному контролю.

День второй

Ходили к водопаду Терскол. С собой взял одну палку, ее достаточно, чтобы понять все прелести скандинавской ходьбы. Останавливались на привал, во время которого к нам присоединился бегун, ранее трижды пытавшийся взойти на Эльбрус, но каждый раз мешала погода.

День третий

Восхождение на гору Чегет, 3100 метров. Взял две палки. Гид настоял на одежде, полностью закрывающей тело, чтобы не сгореть на солнце. По дороге рассказал историю, как один американец приехал на восхождение, заплатил кучу денег, а потом почувствовал, что все может сам, и ушел. После этого его никто не видел. В течение месяца летали на вертолете, искали тело, чтобы получить страховку. Не нашли. После восхождения на Чегет пошел в кафе, заказал шашлык. Познакомился с мужиком, который только что спустился с Эльбруса. В такой момент люди становятся особенно красноречивыми. Узнал, что он работает в министерстве обороны, а в 1990-е воровал алюминий. К концу беседы начал сомневаться, не горная ли болезнь у него.

День четвертый

Восхождение к обсерватории Терскол, рядом с которой обнаружили заброшенное здание, где в советское время экстремальными высотами лечили душевнобольных.  Все-таки  средневековая инквизиция в лице советской карательной психиатрии оказалась живуча. Я зашел внутрь и сквозь разбитое окно увидел Эльбрус. Когда-то пациенты так же смотрели на вершину. Это было невыносимо. И у меня появился дополнительный мотив для восхождения. Гид рассказал , что в марте семь человек погибли по вине идиота, который подрезал снежный наст, и образовалась лавина.

День пятый

Прибыли к бочкам (высокогорный приют. – Ред.). Высота 3800 метров. От бочек начинается восхождение к «Приюту одиннадцати» (cамая высокогорная гостиница для альпинистов . – Ред .). С этого дня стали жить в горах в одной из бочек. С нами шли еще четыре человека из Зеленограда. Спали вчетвером на одной большой кровати. Странное ощущение – спать в одной кровати с людьми, с которыми познакомился несколько часов назад. Гид рассказал, что туман на горе бывает настолько плотный, что некоторые альпинисты не доходили считанных шагов до приюта. Утром их находили замерзшими.

День шестой

Восхождение к верхней границе скал Пастухова . Высота 4800. В конце пути появились признаки горной болезни – легкое головокружение и подташнивание. По словам гида, для первого раза это нормально . Делал рисунки и этюды. Видел, как спасатели спускали с горы итальянца, он висел на их руках, как тряпичная кукла. Его посадили на снег передохнуть. Он жестикулировал, будто пытался остановить такси. Пару раз выкрикнул: «Такси!»

День седьмой

День отдыха. Делал наброски и этюды. Накануне стояла плохая погода, никто не поднимался. Однако встретил двух «восхожденцев», которые спускались с горы. Оказалось, любители. Гиды таких называют идиотами. Не зная погоды, пошли на восхождение наугад, потерялись, попали под град и жутко обгорели на солнце. Непонятно, как остались живы. Повезло. Гид сказал, что именно такие авантюристы составляют статистику смертей на горе.

Подготовил рюкзак – вместо сухпайка и бутылки водки положил картины. Перед восхождением гид рассказал две истории. Первая – как недавно местные затащили на гору барана, чтобы его там зарезать, но в последний момент их отговорили. Вторая – компания Land Rover подняла на вершину автомобиль, чтобы снять рекламу. В договоре не было прописано, что джип после подъема нужно спустить обратно. В итоге рекламу сняли, а джип сбросили в ущелье. Подумал, что джип выступил бараном на заклание, его принесли в жертву богам неолиберальной экономики во имя повышения продаж.

День восьмой

Восхождение на 3800. Вышли в час ночи. Темно. Небо ясное. По горе уже струится ручеек из фонариков тех , кто вышел раньше нас. Ветер сильный. Температура минус десять. Идем зигзагом, остальные рвутся вертикально. Думают, так быстрее. Но все наоборот. Обгоняем группу за группой. На скалах Пастухова (4800 метров) появилась легкая головная боль. На 5000 метрах остановились на отдых возле сломанного ратрака. Мутит. Началось странное. Я увидел фигуру, похожую на Гэндальфа, с лицом Эрика Булатова, он указывал на вершину. Потом всадник в латах, напоминавший Егора Кошелева, проскакал мимо, бросив «За нарратив!». Вроде чувствовал себя нормально, но понимал: это «горняшка». Дальше Косая Полка, уклон небольшой. Светало . Вокруг царственный горный пейзаж . Это нужно один раз увидеть. Уже на седловине (место между восточной и западной вершинами) мы оказались в лидирующей группе. Все это время по маршруту бегала собака, которая пыталась с каждым поиграть. Ее не смущали ни холод, ни разреженный воздух. Носилась как угорелая, давая понять, что в логике эволюции что-то не так.

5200 метров. Во время подготовки гид сказал, что если при восхождении думать не только о горе, то «горняшки» не будет. Я заставлял себя вспоминать о новом формализме и его неактуальности. Формализм основан на внешних приемах и в чистом виде сегодня показываться не может, ему нужно алиби в виде концепции или тематизации, чтобы прикрыть свою наготу. Сегодня формализм – это маргинальная зона, где возможен потенциал, который будет работать на оппозиции избыточной традиции концептуализма. Из этого получился бы хороший батл. Вообще, стратегия настаивания на одном и том же, хоть и модернистская, эффективна: любое методично повторяемое утверждение преобразовывает среду, впечатывая себя в нее. Кстати, у замерзшего ратрака валялся брезент, так похожий на интеллигента из перформанса Гутова «Оттепель», что я даже захотел помочь ему встать. Хулиган Федулов, нанесший побои интеллигенту – словно образ современного искусства, а сам интеллигент – остальное искусство с живописью во главе. Я гнал эти мысли.

5300 метров. В правом ухе появился легкий звон, от солнца выступил пот, он попадал в глаза и щипал. Мне бы кран, который поднял бы меня на вершину, как Осмоловского на плечо памятнику Маяковскому. Это считалось бы восхождением или поднятием, как флага? Ладно, проехали. Вот Кабаков, например, и его будущее – сегодня в будущее могут взять, скажем, в долг. Или в ипотеку. Живешь в будущем и ежемесячно выплачиваешь. И обязательно будут обманутые дольщики, чей квартал вроде бы отстроен, коммуникации подведены, но он не принят в эксплуатацию, потому что это самострой. Ну не было разрешения на строительство! Я оглянулся на восточную вершину и среди прогалин скал увидел отца Федора, у которого вместо краковской колбасы в зубах были кисти и палитра. Где-то рядом должны гулять Киса и Ося в образе кураторов.

5400 метров. Вспомнил Мэтью Барни. До «Кремастера» он делал перформанс на физическое преодоление, прикрепив один конец жгута к стене, а другой к себе, и потом пытался с разбегу рисовать на потолке, когда жгут его тянул назад. Это и есть преодоление, только буквальное и на протяжении максимум часа. У меня круче – полторы недели как-никак. Ноги обрели ложную легкость и самостоятельность – усталость не чувствуешь, но двигаешься очень медленно. Дыхание частое, как у золотой рыбки, пойманной стариком. Так хочется сейчас быть стариком, если честно!

5500 метров. В сознании пауза. Опустил правую руку, из рукава струйкой потек пот. Рядом бегала собака, в ее пасти чья-то варежка. Ей реально [все равно]. Почти как современному зрителю, норовящему вспомнить про принадлежность искусства народу, а самому подавай сплошную развлекуху. А ну кыш отсюда!

5600 метров. Вышли на плато вершины. Где-то здесь максимальная высота. Еще десять минут движений обессиленного зомби... На горке увидел фигуру Вергилия с фрески Благовещенского собора – его панамку ни с чем не спутаешь. Он объявил, что гора – перевернутый ад Данте, а я у его основания. Устроить выставку на самом дне ада – что может быть прекрасней! Оставалось несколько десятков метров.

5642 метров. Вершина, вот она! Твою мать, я царь горы! Скинул рюкзак, достал картины и стал втыкать их в снег. Дыхание сбилось, вдохи глубокие и частые. Башка гудит. Достал телефон, стал фотографировать , сделал видео. От холода села батарея.

Этим вечером, сразу же после спуска, выяснилось, что снимал я в режиме селфи. Черт подери! Но несколько снимков все равно получилось.