Эту жизнь можно увидеть в его мастерской, завещанной Французской Республике. В щедром жесте скульптора нет, на первый взгляд, ничего необычного – художники, случалось, оставляли работы музеям. Но Бранкузи завещал именно студию со всем содержимым (200 скульптур и постаментов, более 1,6 тыс. снимков, мебель, инструменты), выставленную теперь в парижском Центре Помпиду – в отдельном домике, на площади перед музеем. Со стеклянным потолком и камином, в котором можно изжарить барана. Благодаря снятому на кинопленку «Ужину по случаю инаугурации большого камина», где рядом с Бранкузи – Мэри Рейнольдс, Марсель Дюшан и Вера Мур, до современного зрителя дошла даже атмосфера мастерской.

«Он отфотографировал и зарисовал все элементы студии, – говорит директор МАММ Ольга Свиблова, ставшая, вместе с хранителем фотографической коллекции Центра Помпиду Жюли Джонс, куратором выставки, – зафиксировал, как располагались личные вещи и инструменты, как развешаны по стенам фотокамеры. Конечно, основное место занято скульптурами – Бранкузи отдавал себе отчет в том, что он великий скульптор. Работы стоят на тех местах, которые он сам для них определил. Мастерская была для художника главным произведением, и это стало отправной точкой нашей выставки».

Дальше, вспоминает Свиблова, она увидела в Центре Помпиду переинсталлированный этаж с искусством модернизма, где оказалось несколько фотографий Бранкузи, крошечный, в несколько секунд, фильм, и письмо, написанное женой его друга-художника. В письме рассказывалось, как Бранкузи встречал гостей: выходил в белых одеждах, включал музыку или музицировал сам (его скрипка и пластинки хранятся в Центре Помпиду), заводил моторчики под скульптурами, и они начинали кружиться. До Бранкузи никому и в голову не приходило укрепить скульптуры так, чтобы они поворачивались, и наблюдать за ними в динамике, смотреть, как работы меняются от падающего света. Бранкузи не желал мыслить стандартно. Показательна и история о том, как в 1920 году Ман Рэй, выпуская книгу своих портретов, хотел включить туда портрет Бранкузи, но тот запретил. Скульптор заявил, что единственным его настоящим портретом может стать только кадр из фильма. Ман Рэй согласился, он снимал и снимал скульптора, прохаживающегося по студии. Затем они медленно отсмотрели материал, Бранкузи ткнул пальцем в кадр, который вошел в книгу: cкульптор в движении, кадр размыт, лицо частично закрыто рукой. После Ман Рэй жалел, что не назвал снимок «Автопортрет Бранкузи».

В 1914 году Бранкузи попросил Ман Рэя научить его снимать, дескать, работы некому репродуцировать. При этом среди друзей художника были величайшие фотографы Эдвард Штайхен, Беренис Эббот и, собственно, Ман Рэй. Но Бранкузи хотел сам. Печатая карточки, он провел в темной комнате тысячи часов, экспериментировал, допускал сознательные ошибки. Теперь в одном только Центре Помпиду хранится около 1800 его снимков. Но скульптор никогда не выставлял свои фотографии – почему?

На этот вопрос тоже пытается ответить выставка, охватывающая жизнь Бранкузи начиная с детства, проведенного в румынской деревне, и бегства в ближайший город Тыргу-Жиу, где через много лет он поставит «Бесконечную колонну». Между этим десятки событий, выставок и легенд. Один из многих апокрифов в истории скульптора – легенда о том, как он пришел из Бухареста в Париж пешком, проверить трудно, но так рассказывал сам мастер.

В Национальной школе изящных искусств в Париже учился у академиста Антонена Мерсье. Был ассистентом у Родена, имея к тому времени пять наград, полученных в Бухаресте во всех академических категориях. Он умел все. У Родена, впрочем, Бранкузи пробыл лишь месяц – ушел, заявив, что «под большим деревом ничего не вырастет».

Карьера сложилась быстро и гладко. Первая работа на парижском салоне 1906 года триумфально продана, через год вновь успех.

Открыл мастерскую – что удивительно для молодого человека, только появившегося в Париже, оброс друзьями, среди которых первые лица французского модернизма –Тристан Тцара, Амадео Модильяни, Жан Кокто, уже упомянутые Ман Рэй, Вера Мур, Штайхен, Дюшан. Его студия была не салоном, а местом дружеского общения, Бранкузи принимал только тех, кого любил. Писатель и коллекционер Анри-Пьер Роше привел к нему замечательного композитора Эрика Сати. Бран- кузи с Сати стали близкими друзьями. Американский поэт Эзра Паунд привел к нему ирландского писателя Джеймса Джойса, тот просил о знакомстве сам. В кишащем выдающимися художниками Париже 1920-х годов Джойс не видел лучшей кандидатуры для иллюстрации своих книг. Карандашные портреты писателя от скульптора для фронтисписа «Сказов о Шеме и Шоне» можно увидеть в МАММ.

Следом за Парижем Бранкузи покорил Америку. Дюшан и Штайхен вывезли его работы в Штаты. Среди них была бронзовая «Птица в пространстве», с которой случился казус. Таможенник, по совместительству скульптор-недоучка, посчитал, что это металл, а не искусство, и потребовал заплатить пошлину. Бранкузи подал в суд. И выиграл. Судья постановил, что «Птицу…» надо считать искусством.

Это был триумф, но не первый. В 1916 году во Франции художник выставил на Салоне Антен «Портрет княгини X», напоминающий фаллос, который тут же убрали из экспозиции – директор салона посчитал, что публику оскорбит «член из мрамора». Бранкузи же настаивал, что это портрет.

И министерство культуры согласилось. Фактически он получил охранную грамоту от чиновников: произведение искусства надо воспринимать так, как задумано художником. Бранкузи первый во многом. В борьбе за свои права. Он первый, кто соединил в скульптуре разные материалы –полированную бронзу с необработанным камнем и деревом. Первым открыл очищение формы. Его «яйцо» –не абстракция, это обнаженная реальность, чистая форма, которую скульптор освободил из материала, добиваясь естественности –это открытие радикально изменило язык скульптуры. Он стал первым художником-персонажем, который задолго до Сальвадора Дали и Уорхола выстраивал свою работу и образ жизни как перформанс.

В этом непрерывном действе скульптура неотделима от фото- и киноэкспериментов, теоретизирований, скрипки и друзей.

ДИ №5-2017