Хаос-менеджмент – редкий природный дар, его невозможно приобрести
ни с образованием, ни с опытом. Ларионов мог генерировать невероятные идеи, придумывать невиданные формы их реализации и воплощать невозможные проекты. Он делал это, влекомый азартом, озарением и нетерпением, не производя расчеты
и почти не раздумывая. Известно, что выставка «бубновый валет» (1910) была задумана им как часть выставочной программы и представляла интерес лишь как составная масштабного цикла: «Мы не желаем устраивать художественного общества ввиду того, что до сих пор подобные учреждения вели только к застою»1.
Но благодаря чутью своего идеолога и, одновременно, вопреки его воле, бренд «бубновый валет» сразу начал самостоятельную, уже не зависящую от Ларионова, жизнь. Бенедикт Лившиц писал: «Вздорно-самолюбивый характер Ларионова, желавшего главенствовать над всеми, и встреченный им отпор заставили его отколоться от основного ядра и образовать свою, постоянно менявшуюся в составе группу». Организационный талант Михаила Ларионова вкупе с пластическим талантом Натальи Гончаровой образовывал бинарное оружие, и выставка «Ослиный хвост» (1912) по известности и посещаемости не отставала от «валетов». 

Творческий и организационно-анархический азарт Михаила Ларионова позволил создать бренд «бубновый валет» так, как и не помышлялось прежде на олимпийских высотах русской живописи. Статьи-анонсы в прессе (зачастую поверхностные и безграмотные, но запоминающиеся), провоцирующее название (еще на слуху был судебный процесс о банде «Червонные валеты»), запретные темы (религиозные сюжеты в кощунственном стиле лубка и эротика в стиле ярмарочной олеографии), даже наружная реклама в оранжевом и чернильном цветах, такая, что «идущему по улице и читающему эту вывеску вполне могло показаться, что здесь не только картины, но и что-нибудь вроде игорного дома». На смену чинным объявлениям об открытии регулярных «Салонов» пришла PR-кампания; помимо закупок Третьякова и благосклонности великих князей к реалистическим пейзажам, появились Щукины и Морозовы, не жалеющие средств на самое модное и острое искусство Запада. То, что в Европе и Америке уже сформировалось как рынок искусства, в России было похоже на ярмарку, где зазывалы «бубнового валета» оказались вне конкуренции. Впрочем, привело это, учитывая русскую ментальность, совсем не к обогащению художников, а к их известности в небывало короткие сроки. 

Главный проект своей жизни под названием «Гончарова» Ларионов вел с нуля, внезапным стартапом переформатировав студентку-скульптора в ненасытного живописца. По воспоминаниям Лентулова, Наталия Гончарова – «женщина со скрытым от людей духовным миром. <...> были свидетели, что когда она работала, то Ларионов стоял позади нее, не отходил ни на минуту и внушал ей все до единого вершка, что и как надо писать... Субстанцию, от которой он шел в искусстве, он сформулировал следующей доктриной: „Не что-либо как, а как-либо что“. Правда, он не являлся автором этой самой доктрины, но он придумал, как ее реально воплотить, и выдвинул как лозунг, как основу чистого искусства. Гончарова делала все усилия оправдать этот лозунг»2. Вот единственная отчетливая формулировка Ларионова: «делать не что-либо как, а как-либо что», т.е. сюжет был первичен и определял выбор стиля. Обновление языка прирастало окраинами наивистского искусства: вывесочный говор, солдатские граффити и лубочные эротизмы наполнили мелеющую содержательность, оформились в ошеломительный живописный стиль. Выставки русских лубков, персидских набоек, иконописных подлинников и уличных вывесок организовывались Ларионовым в Москве с 1913 года, тогда же всех очаровали «клеенки» Нико Пиросмани (его выставка открылась в Русском музее только в 1930-м). Открыватель примитива опередил конкурентов лет на десять, в 1924-м юрий Тынянов заметит, что, обновляя речь, прозаики обращалиськ сказовым формам, ведущим к пародии; для поэтов «ребенок и дикарь были новым поэтическим лицом, вдруг смешавшим твердые „нормы“ метра и слова»3. 

В обращении к абстракции лучизм Ларионова (конец 1911-го) обогнал лишь Кандинский, следом шли Мондриан и Малевич. Конкурентов Ларионов опережал, как мог, например, зал Гончаровой на открытии первой выставки «бубнового валета» был обтянут материей другого цвета, а с Машковым чуть не случилась потасовка из-за его картины «Автопортрет и портрет Петра Кончаловского» в «возмутительной, невероятной, шириной почти в пол-аршина» раме. И рама, и работа стали одними из поводов к разрыву «сезаннистов» с Ларионовым и его сторонниками. По свидетельству Малевича, «Ларионов и Гончарова подчеркивали национальные черты русского искусства. На этом стало нарастать принципиальное расхождение между сезаннистами-западниками и национализмом Ларионова-Гончаровой»4. В тот же год Ларионов ухитрился подраться с Хлебниковым, который собирался ехать с ним в одном фаэтоне и везти сырой еще свой портрет работы Давида бурлюка5. Конечно, дело было не в комфорте поездки, а желании выбросить, физически устранить работу соперника (возможно этот случай стимулировал Ларионова написать свой портрет поэта). Он добивался желаемого и словом: «Так называемый „русский стиль“ гончаровского „Петушка“ до нее никогда не существовал. Все от самого маленького орнамента на костюме до космических дворцов последнего действия выдумано художником», – писал Ларионов о своем генеральном проекте. 

Опередить, успеть, поразить – похоже, без состязательного азарта Ларионов не мыслил творчества. В начале 1930-х современникам это виделось почти патологией: «Ларионов – очень интересное человеческое явление. Одарен абсолютным зрением. <...> В юности у Ларионова поражала свежесть, непосредственность. Казалось, что то, что он изображает, он как первый или последний раз в жизни видит. Затем он заразился психопатизмом новизны. Наталия Гончарова – она когда-то гремела, но дарование ее было грубое. 

Но он выдвигает ее, это его орудие в практической жизни: неудобно рекламировать себя, поэтому он рекламирует Наталию Гончарову. Перед каждой выставкой Ларионов талантливо гипнотизирует публику и прессу, ведет подготовку. Он сам мало работает, она же пишет много. Он продает. <...> Как-то я зашел к Ларионову в гости, я был с ним издавна дружен. Он стал мне показывать свои вещи, где старался дать самое модное, новое, оригинальное. Плохо это было. Видно было, что человек талантливый делал, но он мог делать по-настоящему хорошо. я стал его стыдить: „Зачем Вы это делаете? Кого Вы думаете удивить этим? В Париже никакими фокусами никого не удивишь, надо просто работать. Вы же можете...“ Вдруг он достает из-под кровати несколько этюдов – чудесных, настоящих, реальных по чувству, без всяких штук. Где-то летом на отдыхе, у моря. Он разрешил себе побаловаться настоящим искусством. я был в восторге, но он сам как бы стыдился своей „слабости“. „Нет, нет, Вы ничего не понимаете. Сейчас надо другое искусство, новое“»6. 

В 1955-м, через полвека совместной жизни Ларионов и Гончарова заключили официальный брак, что помогло сохранить единым совместное наследие.
После смерти супруги Ларионов женится на Александре Томилиной, которая, овдовев, становится распорядительницей архива коллекции и передает работы
в Третьяковку. Необъяснимо верно поставленное дело этого иррационального менеджера живет и после его ухода, последовательно подытоживая импульсивный, провокационный, анархический проект бунтаря начала ХХ века. 

1 Из предисловия М. Ларионова к каталогу выставки «Мишень». цит. по: Поспелов Г.Г. Бубновый валет. Примитив и городской фольклор в московской живописи 1910-х годов. М.: Советский художник, 1990. С. 249.

2 Лентулов А.В. Воспоминания // «бубновый валет» в русском авангарде. Альманах. Вып. 92. СПб.: Palace Editions, 2004. С. 43–44.

3 Тынянов ю. О Хлебникове // Тынянов Юрий. История литературы. Критика. СПб.: Азбука-классика, 2001. С. 464.

4 Казимир Малевич. Главы из автобиографии художника // «Бубновый валет» в русском авангарде / Ук. соч. С. 47-48.

5 Бурлюк Д. Фрагменты из воспоминаний футуриста. Письма. Стихотворения. СПб.: Пушкинский фонд, 1994. С. 54–55.

6 Фальк Р.Р. Сумерки искусства Парижа (Искусство ХХ века) // Беседы об искусстве. Письма. Воспоминания о художнике / М.: Сов. художник, 1981. С. 68–69.