У меня есть работа, которую никогда не продам, – коллаж из простой фанерной гитары. На ней играл отец, когда я был маленький и болел. Приходил с работы и начинал настраивать ее, а мне становилось легче, температура спадала. В один прекрасный день идейка возникла. Говорю отцу: «Дашь мне эту гитару?» он: «А что ты хочешь?» – «я ее разломаю». Отец разрешил. Он по профессии был технарем, но в душе художником, и прекрасные акварели писал. Моя любовь к искусству от него.

Про кураторов и коллекционеров

Первая моя персональная выставка случилась в конце 1985 года в Дубне в научном центре, пространство использовалось «под завязку», курировал ее я сам. люди из Москвы приезжали целыми автобусами. Место было намоленное – там и краснопевцев, и другие неофициальные товарищи выставлялись.

В 1988 году – в галерее на Каширке. Пацюков, который стал моим первым профессиональным куратором, уже делал там потрясающие выставки, посвященные чуть ли не Малевичу. На той выставке я заработал деньги самым неожиданным образом. Мы монтируем экспозицию, вдруг появляются великолепно одетые мужчина и женщина. Это были Фред Колмен, журналист американского журнала Newsweek, и его жена Надин, внимательно рассматривают работы и говорят: «Простите, вы художник? Можно у вас купить работу?» Я растерялся и мямлю: «Я подумаю». Сам бегом к Виталию, а он меня отправляет обратно: «Скажи только одно слово – да!» Так я и сделал. Их заинтересовала работа «Оратор». Я к ней относился очень индифферентно, даже не хотел брать на выставку. Они спрашивают про цену. Я ответил честно, что не знаю. тогда Фред достает сумму, которую я до того в глаза не видел, и говорит: «Вот аванс, а с остальным потом решим». Мы часть этих денег пустили на вернисаж и повторили открытие еще раза три-четыре, с вином и пирожками.

Выход в пространство чисел

У брата висит работа «Скрипка Страдивари», абсолютно спонтанно сделанная живопись, которая претендует на выход за пределы холста. Но как она сделана! Я ей выстроил каркас, вычертил скрупулезно пропорциональную систему – корень квадратный из пяти. Пропорциональную систему я постиг в институте, когда у букиниста купил книгу Хэмбиджа «Динамическая симметрия в архитектуре». Она открыла для меня мир геометрии, отношений. Я делал скрипку и открывал новый мир пропорций. То есть сначала возникло рацио, а потом уже спонтанность.

Дальше я попытался представить на картинной плоскости число. Стал ходить на семинары ученых в институт машиноведения. Подружился с математиками Зенкиным и Смоляниновым, кристаллографами Галимулиным и Бульёнковым и т.д. Однажды ночью просыпаюсь в холодном поту: боже мой, да цифре нужно дать другой знак, окрасить в цвет – вот и все! Под рукой нашелся холст, тут же начал работу. Первая картина – «Число Пи». Это абсолютно субъективная вещь – окрашивание. Ноль может быть черным, а может белым. Мое восприятие чисел менялось. Я сделал выкраски, где числа 1, 2, 3, 4, 5 имели каждое свой цвет, получал пульсирующее хаотическое пространство. Но это был детерминированный хаос. Где написано число, там ничего не изменишь. Серия аналитических работ с треугольниками, изображавшими ряд Фибоначчи, возникла в 1991-м. И первыми, кто их увидел, были ученые. Собрали семинар. Зенкин тогда сказал: «то, что сделал Панкин, не догадались сделать математики».

Как на все это смотреть

Я иногда задумывался, какой я могу дать совет людям, пришедшим на выставку и не разбирающимся в математике. Как смотреть мои картины? Как говорит Пацюков, «Современное искусство особое. На комментарий должен быть комментарий. Так что давай, поясняй!» Я поясняю: вот структура Малевича, которая летает в космосе, а раз космос, то трехмерный объект. В искусстве элемент игры должен обязательно присутствовать. Без игры, наверное, даже и искусства-то не было. Если убрать игровое поле, неизвестно что получится. Может быть, чертеж? Или пустота. Ведь на самом деле пустых композиций много создается. Я смотрю на некоторых экспрессионистов: раз, раз, мажут. А там будто ничего и нет. Мне очень понравилось, когда Джексона Поллока спросили: «А как вы творите?», он ответил: «Я не разрываю с реальным миром. Я изображаю реальный мир. Другое дело, что я держу кисть на расстоянии от холста». Это очень интересно. И Кандинский, когда делал абстракции, не разрывал с реальным миром. На картине можно представить иррациональный, трансцендентный объект как число.

Я нашел способ – математическая операция. Перевод линейной структуры в линейное пространство. Гласные, согласные. Это открывает перед художниками колоссальные возможности!

У Айги есть стихотворение-название, я его визуализировал. «БЕЛАЯ БАБОЧКА, ПЕРЕЛЕТАЮЩАЯ ЧЕРЕЗ СЖАТОЕ ПОЛЕ». На выставке будет работа, насыщенная для меня колоссальными эмоциями. Деревня. Я собираю черную смородину. Тут – бах! Что-то в руке зашевелилось – ночная бабочка. Меня поразило, что крылья у нее как «Черный квадрат» Малевича, гармоничная система! Отношения белого и черного равны отношению корня из двух. К искусству это имеет отношение? Не знаю.

ДИ № 3-2019

Между нулем и единицей. Александр Панкин и авангарды
ММОМА, Петровка, 25, до 7 июля 2019