Ладимира Артемова: Десять лет назад вы показали скульптуру «Дом знаний» в башне «Федерация» и выставку в галерее Diehl+Gallery One в Москве. Какое впечатление произвел на вас город? Люди? Коллекционеры приходили?

Жауме Пленса: Город невероятный! Мне понравилась его многоликость. Думаю, здесь живет пятнадцать миллионов человек. И выставка была замечательной. Приходили толпы. Я прочитал лекцию о своих работах. Интерес был огромным, но не от коллекционеров. Никто не купил ни одного произведения.

ЛА: Уверена, теперь локти кусают. Вы экспериментировали с бронзой, мрамором, пластиком, сталью, каучуком. С каким материалом труднее всего?

ЖП: Материал – мой соратник, я не испытываю к нему привязанности или неприязни. Просто следую за ним, он – средство, с помощью которого выражаю идею. Каждая рождается для воплощения в единственном материале и масштабе. Сейчас много работаю с деревом, потому что стало важным ощущение теплоты. Какое-то время назад работал с алебастром. Это особенный камень с внутренним светом, который будто живет в нем, и кажется, что в камне есть душа. Еще были нержавеющая сталь и стекло. В начале карьеры я много работ отливал из чугуна, именно они принесли мне мировую известность. Однажды в литейном цехе, стоя перед печью, откуда лился металл, я увидел красный свет, он был жидким и тягучим. Я запомнил собственное удивление от этой картины.

ЛА: У Бранкузи есть скульптура «бесконечная колонна» – идеальное сочетание материального объекта с нематериальным контекстом. На мой взгляд, в вашей скульптуре воплощен аналогичный подход. Что для вас первично? Форма или гуманистическое, метафизическое содержание?

ЖП: Бранкузи был выдающимся: скромный как человек и высокомерный как художник. Я запомнил его слова, что важно не делать, а важно чувствовать, что вы можете сделать это. И тогда вы создаете как бог, приказываете как царь и трудитесь как раб.

Все связано. Скульптура – послание в бутылке. Конечно, я пытаюсь сделать совершенную бутылку, которая могла бы проплыть как можно дальше, но кто прочитает послание? Также скульптура – предельно физический способ ощущать реальность. В ее силах рассказать о любви, ненависти, свете и тьме, но как передать нечто невидимое? Ведь фундаментальные понятия незримы, но я их представляю в виде вполне материальных объектов. Мне нравится это противоречие, потому что такое столкновение противоположностей порождает энергию.

ЛА: Как и конкретность отдельной буквы и ее же абстрактность в вашей скульптуре. Как выбираете алфавит?

ЖП: Я работал с разными алфавитами, кириллицей в том числе. Почему? Потому что алфавит выражает общность людей, использующих тот или иной язык. Говоря об одной букве, я говорю о памяти одной культуры. Это метафора человечества. китайский, японский, арабский, корейский, кириллица, греческий, хинди или любой другой язык – иногда я использую одновременно девять, десять, одиннадцать – создают восхитительный портрет человечества. Словно музыкант или композитор, записывающий партитуру симфонии, мы фиксируем музыку нашего голоса в виде знаковой системы языка – мне нравится эта идея.

ЛА: Вы родились и живете в Барселоне. Для человека из внешнего мира Барселона пишется через знак равенства с Гауди. Повлиял ли на вас именитый архитектор?

ЖП: Гауди был больше, чем просто архитектор, – но это часть повседневности. Куда мощнее на меня повлияло искусство девятого, десятого веков. Существовал невероятный музей, в собрании которого были произведения искусства из церквей в Пиренеях между Францией и Испанией, вот он навсегда в моих мыслях. Разумеется, Гауди – часть нашего наследия, он вдыхается с воздухом. Однако есть нечто поважнее. Мы дышим Средиземноморьем. Средиземное море маленькое, но окружено удивительными разнообразными местными культурами. Где бы вы ни находились – в Греции, Италии, Северной африке – вы чувствуете себя как дома. когда меня спрашивают, откуда я, отвечаю: «Из Средиземноморья», это моя идентичность.

ЛА: Кто был для вас примером или учителем в молодости?

ЖП: Кто-то сказал, что искусству можно научиться, но нельзя научить. Я с этим согласен. В школе искусств я провел меньше года. Ушел. Позже меня самого пригласили преподавать в Школу изящных искусств в Париже и в Школу института искусств в Чикаго, я попробовал и тоже ушел. Не мое. Я читаю лекции, мне нравится рассказывать молодежи об этой сумасшедшей жизни и фантастическом опыте, но не так рутинно, как это происходит в академии. Я предпочитаю прочитать короткую лекцию, зарядить слушателей энергией и исчезнуть. Думаю, так лучше и для них, и для меня.

ЛА: Были ли у вас ученики?

ЖП: Никогда. Все мои помощники, техники – люди высокой квалификации. Мне никогда не было любопытно посетить мастерскую другого художника, и я не думаю, что им нужно посещать мою. Однако для недавней выставки в музее современного искусства в Барселоне MACBA я сделал фотографию самой длинной стены моей мастерской в натуральном масштабе. Поскольку искусство – в какой-то степени иллюзия, думаю, лучше неправильно интерпретировать мою реальность и создать таким образом собственную. Я не хочу влиять, скорее, хочу подтолкнуть кого-то к творчеству. Ведь главное для молодого художника – верить в себя и думать, что все неправы, кроме него – вот ключ к двери собственной мастерской.

ЛА: Вы много работали с театром, а в 2007 году резко потеряли к нему интерес. Почему?

ЖП: Я люблю музыку, оперу, поэтому долго работал художником-постановщиком. Я сделал, как мне кажется, прекрасные проекты для опер, но однажды понял, что нужно остановиться, иначе никогда не стану профессионалом. Работа в опере невероятно энергозатратна, конфликт между занятиями скульптурой и театром был так очевиден, что я решил на время взять паузу. Между прочим, этим летом я снова делаю новую оперу, только очень маленькую.

ЛА: Вот бы посмотреть. Для скульптуры «Сердце деревьев» вы использовали имена знаменитых композиторов. Есть любимые?

ЖП: Я люблю многих, например, Брамса. В последнее время очень нравится Арво Пярт. Он, кажется, из Литвы. Мы ужинали вместе один или два года назад в Барселоне, он праздновал восьмидесятилетие и дал потрясающий концерт, я плакал.

ЛА: Как вы видите идеальное взаимодействие между вами и вашей скульптурой?

ЖП: Я из Средиземноморья, мне важно ощущать, ласкать предметы. Мои пальцы – это мои глаза, связь с телом очень тесная. Тело – шкала измерения всего окружающего. Каждый раз, находясь перед зеркалом, вы видите скульптуру, которая является иллюзией, но это и есть вы. Этот диалог с самим собой и есть наиважнейший элемент в творчестве. Американский писатель Уильям Фолкнер, когда получил Нобелевскую премию, произнес красивую речь и среди прочего сказал: «Меня пугает, что молодые писатели больше беспокоятся о том, чтобы их опубликовали, а не о литературе, а литература состоит не в том, чтобы публиковаться, но в диалоге между вами и вашим сердцем». Полностью согласен. Я другой, чем в тридцать, сорок или пятьдесят лет. И мне нравится эволюция идей, нравов, понимания реальности, политических предпочтений, социальных отношений, а также эмоций, того, как мы общаемся с другими, воспринимаем общество, отдельных людей. Искусство – потрясающий способ понять себя и поделиться знанием с другими.

ЛА: Как из множества работ вы собрали выставку, которую покажете в Москве?

ЖП: Длинная история. В этом году MACBA открыл мою выставку в сотрудничестве с Центром искусств королевы Софии в Мадриде. Было решено, что для Мадрида я сделаю специальный проект Invisible в Palacio de Cristal, а MACBA покажет в Барселоне обширную экспозицию, рассказывающую о последних тридцати годах творчества. Не уверен, что ее можно назвать ретроспективой, скорее обзором. Я отбирал произведения в диалоге с директором MACBA. Никогда раньше я не делал подобных выставок. Для меня лучшее произведение – всегда следующее, а не предыдущее. Пытаясь взглянуть назад, я многое понял про себя. Эта же выставка из Барселоны едет в ММОМА. Я смотрел сегодня московские экспозиционные залы, пытался понять, как выстроить диалог работ с пространством. Скульптура неразрывно связана с архитектурой, вибрациями, людьми, использующими пространство. И я потрясен, насколько залы музеев в Барселоне и Москве разные.

ЛА: Пространство ММОМА понравилось?

ЖП: Конечно. Но оно совсем другое! Вы задаете этот вопрос в непростой момент, сейчас я подавлен. Когда меня приглашают сделать выставку, инсталляцию, неважно где, одну или две недели я чувствую себя деморализованным. Я только знакомлюсь с пространством, и мне нужно точно понять, как с ним взаимодействовать. Установить объекты – не проблема. Не раз посетители и кураторы говорили мне, что творчество Жауме интересно не только красивыми работами, но и тем, как они преображают пространство.

ЛА: Что для вас самое важное в искусстве?

ЖП: Мы не можем предсказать будущее, куда важнее иметь силы открыть мастерскую завтра. Когда я говорю о мастерской, я имею в виду мозг. Мозг – самая непредсказуемая часть нашего организма, он совершенно не поддается контролю. Если две идеи хотят встретиться, они сделают это, даже если вы скажете: «Нет, нет, – пожалуйста, нет». Мне нравится это ощущение опасности. Искусство – нечто очень опасное, потому что человек уязвим перед самим собой. Вы не можете скрыть свою уязвимость, и это важно для творчества. Главное быть открытым и сказать: «Посмотрите, это я».

ДИ №3-2019