Театр, законсервированный в музее.

Свободный, по бесплатным билетам, вход на выставку к 125-летию Бахрушинского музея, отчасти объясняет, почему здесь всегда народ. Людей много, но экспонатов больше в разы – за две тысячи. Чтобы посмотреть все, нужно время, и публика спрессовывается в тесной экспозиции, проваливается в вязкую бездонную историю отечественного театра, не в силах оттуда вынырнуть. Пытаясь увидеть максимум, посетители ходят на выставке часами и выползают на свет без сил, сгибаясь под грузом визуальных впечатлений.

Здание Нового Манежа поделено на зоны, как спектакль – на действия и антракты. Зал справа предназначен для зрителей, фланирующих по фойе: лорнеты, бинокли, программки, билеты, перчатки, старинные сюжетные веера. Будто случайно сюда попали исторические костюмы к постановке Островского в Костроме 1920-х годов – видимо, по причине громоздкости. Но бубну, расписанному Бакстом для Мариуса Петипа, и записке князя Юсупова, адресованной Доменико Чимарозе, тут как раз самое место. Чимароза был призван в 1788-м к русскому двору Екатериной II на должность придворного композитора и учителя пения императорских детей. Послание к нему – раритет, история пребывания великого музыканта в России почти не имеет документальных артефактов.

Театральное действие разворачивается слева от входа, и сценарий его предполагает хождение по лабиринту. В этот лабиринт вмонтированы экспонаты, от крупных – есть даже задник, исполненный в 1909 году Константином Коровиным к постановке в Большом «Золотого петушка», – до эскизов и макетов, которые создавали в конце XX века Давид Боровский, Валерий Левенталь, Эдуард Кочергин. Лабиринт выстроен из двойных металлических решеток, между которыми, как раньше между двойных рам укладывали антоновку на зиму, сложено все, что составляет материальную суть театра. Что недавно еще служило Мельпомене, а теперь осталось воспоминанием: бархатный занавес, вышедшие из употребления кресла, парики и болванки для шляп, зеркала со стертой амальгамой.

Самые древние театральные предметы и их реконструкции, вроде машины грома XVIII века из Останкинского театра, собраны в отдельном помещении, но вся более поздняя закулисная бутафория утрамбована здесь и служит фоном для портретов, эскизов и афиш. Этот фон в свою очередь составляет вполне самостоятельный сюжет, параллельный основному – собственно 400-летней истории отечественного театра, которая фрагментарно тут отражена.

Лабиринт придумала Вера Мартынов, художник выставки. Вера – ученица Дмитрия Крымова, она сочиняла сценографию ко многим его лучшим спектаклям, среди них «Демон, вид сверху» и первая часть знаменитого «Опуса №7». Декорации, рисовавшиеся прямо на сцене, оживали на глазах зрителей, горло перехватывало от восторга и изумления, и даже теперь, когда «Лаборатория Дмитрия Крымова» прекратила свое существование, воспоминания об этих превращениях живы в памяти зрителей.

Понятно, что рассчитывать на подобные театральные эмоции в условиях выставочного зала трудно. Театр вообще очень сложен для показа вне сцены, хотя бы импровизированной: самая богатая фантазия не способна оживить развешанные на плоскости эскизы и расставленные на полках макеты. Даже когда речь идет о гениальной сценографии Кочергина для «Гамлета» в Красноярском ТЮЗе (1972) или о макете Тышлера к знаменитому «Королю лиру» (1935) с Михоэлсом (макет, кстати, прячется в тени эскиза Кочергина). В том же Новом Манеже несколько лет назад прошла выставка крымовской «Лаборатории», и Вера Мартынов была ее соавтором. Тогда в этих залах витали вольнодумство и импровизация, которые всегда отличали театр Крымова. Теперь здесь как будто законсервировались духота и спертый воздух пыльных советских кулис, инертность спектаклей и зрителей условного Малого театра, который недавно отреставрировали, но стиль и пафос остались как 50 и 70 лет назад.

По сути, этот лабиринт – тотальная инсталляция, апеллирующая к давно прошедшему времени и к отеческим гробам. Законсервированный воздух несвободы, как и редкие попытки вырваться из нее, революционный взрыв театрального авангарда и его насильственная смерть, унылое бытование театра и отдельные взлеты в эпоху застоя – все это здесь есть. Ровно так же, как в «Случае на кухне» Ильи Кабакова, здесь есть узнаваемые детали коммунального быта. Место кухни отдано театральному музею, его директор Дмитрий Родионов, вместе с Натальей Пивоваровой и Натальей Каминской, — сокураторы выставки.

Инсталляция про театр абсолютно отражает форму существования, которую избрал для себя Бахрушинский музей. И едва ли ее можно назвать жизнью. Сотни театральных эскизов, изъятые на выставку из музейных запасников, созданы большими художниками. Но собранные в таком несметном количестве, да еще обрамленные в музейные же рябенькие, грязноватого оттенка паспарту, они воспринимаются с трудом – как и в архаичной экспозиции самого музея. Выставка задумывалась руководством Бахрушинского музея как юбилейная, но вместо панегирика мы увидели правду жизни – и это по крайней мере не лишено смысла. Инсталляция, посвященная музею, – в любом случае, самостоятельное произведение. И как всякое хорошее искусство, она не врет.

Театр.rus, 
Новый Манеж, 
до 8 января 2020