Закрытая культура, за которой можно было наблюдать в замочную скважину бесконечных трансляций, казалась апофеозом отчаяния. Тревожность неопределенности дат карантина как предела ограничений перекрывалась надеждой, что вот-вот все откроется – и заживем. Но оказалось, что пережить три месяца институциональной саморефлексии недостаточно. Что новое неизвестное будущее, к которому никто не готов, еще только собирается наступить. И что привычный культурный словарь придется пересобрать новым шрифтом из новых слов.

РЕГЛАМЕНТЫ

Поэтапный выход культурных институций из карантина предваряется разработкой новых регламентов и правил безопасности. Оказалось, что жить по-старому окончательно и бесповоротно нельзя, а как жить по-новому – призваны рассказать сухие страницы пунктов и подпунктов, описывающие новые способы нашего общения с культурой.

В ряде стран правила формулируются на уровне государственных комиссий с привлечением экспертов из соответствующих сфер с последующим доведением этих правил до институций. Второй вариант, применяемый, например, в Нидерландах – это формирование новых регламентов непосредственно в рамках рабочих групп по каждому направлению культуры. Регламенты выпускают и профессиональные ассоциации, такие как национальные ассоциации музеев или международные комитеты, вроде Международного комитета коллекций и музеев современного искусства (CINAM). Отдельное направление – исследования, предваряющие выпуск регламентов, пытающиеся измерить страхи и ожидания аудитории, спрогнозировать ее поведение и адаптировать соответственно культурное предложение.

В итоге многочисленные регламенты часто не согласуются между собой (10 или 20 кв. метров на одного посетителя, рассадка через ряд или достаточно шахматного порядка и т.п.), а главное – несовместимы с глубоко индивидуальной реальностью культурных институций (рекомендации часто проветривать помещение не стыкуются с правилами климат-контроля или вовсе запаянными окнами новейших архитектурных построек) и уже столкнулись с сопротивлением и откровенной критикой, прежде всего в области театра.

О невозможности открыть Парижскую оперу при соблюдении всех санитарных норм заявил ее директор Стефан Лисснер. А чего стоит специальное исследование духовых инструментов, проведенное в больнице святого Венсана в Лилле в начале мая: аэрозольные взвеси, выходящие из инструментов, подкрасили,и выяснилось, что расстояние, которое преодолевает окрашенный воздух – несколько метров, и особенно опасной оказалась поперечная флейта. Значит, несколько первых рядов зрительного зала должны пустовать. А безопасно рассаженный оркестр не только не может обеспечить хоть сколько-нибудь гармоничное распределение звука, но и физически не поместится на сцену или в оркестровую яму. Резюме директора Парижской филармонии, поставленного перед абсурдными новыми критериями формирования репертуара: «О Девятой симфонии Бетховена можно не мечтать». «Пришла пора объявить чрезвычайное культурное положение, поскольку культура несовместима с социальной дистанцией», – говорит французская актриса Изабель Аджани в открытом письме президенту Эммануэлю Макрону.

ФИНАНСОВАЯ НЕУСТОЙЧИВОСТЬ

Алгебра новой реальности такова, что если нарисовать три кривых: финансовая стабильность институции, санитарные нормы и собственно искусство, то они никогда не пересекутся. С момента, как театр или музей откроют двери и начнут существовать в мире новых регламентов, они начнут терять больше, чем сейчас, когда они закрыты. О прибыли еще очень долго не может быть и речи. И встает вопрос о пересмотре экономической модели в целом. Потому что на 100% дотационная культура – это уже давно невозможно. А как и где находить доходы для замещения привычных – пока непонятно. Ясно одно, что речь не может идти о повышении цен на билеты, потому что иначе теряется социальная функция культуры.

Есть тут и еще один важный аспект. Публикуемые регламенты для авиации намного более либеральны к социальной дистанции, вернее, к отсутствию оной. Выходит, что первым делом все же самолеты. Авиасообщение приоритетно и жизненно необходимо, и в этом случае все готовы рассматривать отклонение от кривой безопасности в сторону большей финансовой стабильности. А вот театры с шахматной рассадкой и прочая культура – потом. Культурный риск – это такой риск, подвергать которому себя необязательно, а значит, он должен быть минимизирован любой ценой. А что делать с суровой статистикой, которую приводит, например, Парижская опера, где самая многочисленная и платежеспособная часть их аудитории – люди старше 50 лет, и именно они находятся в группе риска? Формула выбора, которую президент Эммануэль Макрон дал в ответ на обрушившуюся на него волну критики после анонсирования  первого пакета регламентов – «здравый смысл и инновации». Здравый смысл в аспекте сознательного соглашения на невозможность достигнуть идеальных показателей: дистанции, безопасности и т.п. И одновременно поиск новых форматов.

НЕОПРЕДЕЛЕННОСТЬ

Все выставочные и репертуарные планы этого года потребовали серьезного пересмотра. Полетели мировые календари: весенне-летние события переносятся на осень (например, Milano Art Week), наезжая на события, которые изначально были запланированы на осень. Непонятно, что с циклом подготовки событий на следующий год.

При этом любое планирование происходит, по сути, вслепую с четким пониманием, что в любой момент все может поменяться. Непредсказуемость вируса, гнетущая угроза второй волны, которую считают неизбежной карой за преждевременное (а как понять, что уже пора?!) снятие карантина и открытие границ, приводит к глобальной асинхронности и несимметричности мер, предпринимаемых странами. А это делает невозможным планирование любого международного проекта: будь то выставочная логистика или репетиционный процесс. Да и играть премьеру в пустом зале не только экономически катастрофично, но и культурно бессмысленно.

И это приводит к любопытному феномену: привыкаешь к тому, что сначала сообщается, что событие отменено, потом, что его все же проведут, но уже в усеченном формате, потом, что все пройдет онлайн и т.д. С другой стороны спектра этой бесконечной новой толерантности – недоверие к любой поступающей информации: да, Manifesta объявила новые даты, но вокруг тут же ползут досужие домыслы, что «ну мы-то все понимаем, что на самом деле ничего не будет…»

Способность жить с неопределенностью – неотъемлемая часть новой нормальности. Также появляются интересные формы институциональной шизофрении, то есть синхронное планирование нескольких сценариев (самый частый пример – онлайн/офлайн, или гибридный формат, из которого по мере развития событий могут выпадать те или иные элементы).

МОМЕНТАЛЬНОЕ УСТАРЕВАНИЕ

Важным следствием глобальной неопределенности и постоянно меняющегося контекста является смысловое отставание или несовпадение, которое неизбежно возникает в случае любых переносов. Потому что невозможно просто взять и пересадить событие из начала 2020-го в 2021-й – это как две разные эпохи. Сильнее всего это бьет по биеннале – крупным международным событиям, которые объединяют до полумиллиона людей вокруг одной, резонирующей со всем миром темы. На начало мая по данным Международной биеннальной ассоциации из 43 запланированных на 2020 год биеннале 20 уже отменены или перенесены.

Чечилия Алемани, куратор Венецианской биеннале современного искусства, перенесенной на 2022 год, говорит, что в ситуации полной невозможности предсказать, что будет с миром через два года, «ее интересует то, что интересует художников», – то есть один из способов избежать моментального устаревания темы – это делать высказывание коллективным. Первая Ереванская биеннале, которая в итоге пройдет в 2020–2021, заявляет о том, что это будет artist run биеннале.Также происходит переключение с высказывания (определяющего тему) на процесс, в ходе которого возникает проблематизация и последующая формулировка тем. Так, кураторы 7-й Йокогамской триеннале, коллектив Raqs Media Collective, которые будут дистанционно курировать процесс и смогут физически присутствовать ближе к окончанию проекта, предполагают, что он будет разворачиваться во времени и окончательно сформируется ближе к финалу. 2-я Рижская биеннале современного искусства RIBOCA также делает ставку на процессуальность, а итоговым продуктом биеннале станет фильм.

Запас гибкости заложен в изначальном решении 7-й Московской международной биеннале молодого искусства: не анонсировать тему заранее, а оставить ее формулировку за кураторами проектов, которые по итогам открытого конкурса сформируют экспозицию.

Запас тематической прочности заложен и в теме 6-й Уральской индустриальной биеннале «Время обнимать и уклоняться от объятий». Исследование новой телесности назрело давно, и случившийся кризис только актуализировал новые смысловые оттенки.

ОБЪЕДИНЕНИЕ

Неравномерность распределения последствий пандемии и традиционно индивидуализированный спектр специалистов, которые формируют сложнейшие цепочки художественного процесса, привел, в том числе, к осознанию уязвимости и взаимозависимости культурной экосферы. Неслучайно пакеты мер в большинстве стран специально направлены не только на поддержку музеев, театров и других институций культуры, но и на малые компании креативного сектора и самую незащищенную группу, состоящую из крайне атомизированных самозанятых специалистов.

Привычно разобщенная культурная среда на волне кризиса стала объединяться. Как подсказывает «дилемма заключенного», в долгосрочной перспективе именно сотрудничество оказывается самой выгодной стратегией. Объединение делает голос более слышным. Отсюда многочисленные коллективные письма-обращения, спешно сформированные рабочие группы и экспертные сообщества. Отсюда неожиданное сотрудничество между обычно конкурирующими сущностями: создана платформа Sotheby’s Gallery Network с крупнейшими галереями (в числе которых Gavin Brown’s Enterprise, Lehmann Maupin, Kasmin, Sperone Westwater и др.) для оптимизации онлайн-продаж. Ранее галерея David Zwirner предоставила молодым небольшим нью-йоркским галереям свои виртуальные просмотровые залы. Американская некоммерческая организация «Альянс новых арт-дилеров» (NADA) запустила онлайн-ярмарку FAIR (англ. «ярмарка/справедливый/честный»), в рамках которой все участвующие галереи и художники получат небольшую сумму из общего фонда, сформированного из 20% с каждой продажи. Пример крайне важного жеста для поддержки профессиональной экосферы демонстрирует перенесенная на 2022 год биеннале FotoFocus в Цинциннати: весь годовой бюджет был передан в грантовый фонд для поддержки многочисленных партнеров биеннале. И конечно, нельзя не отметить, что в момент глобальной закрытости и всеобщей изолированности вдруг возникли новые каналы коммуникации и стало возможно дотянуться почти до любого человека в любом конце света.

Вторым аспектом этой тенденции является соучастие и сопричастность. Так, многие отмененные летом фестивали предлагали проявить понимание и отказаться от возврата стоимости билетов. Несмотря на очевидное повсеместное снижение доходов, статистика показывает рост индивидуальных благотворительных взносов за время карантина до 30%. Выход, который на самом деле давно наметили для себя западные институции в поисках более стабильных и экологичных (например, бойкот на сотрудничество с нефтедобывающими компаниями) финансовых моделей, позволяющих одновременно меньше зависеть от государственного финансирования, – это работа с индивидуальными донаторами. Что в свою очередь приводит к переориентации на принципиально другую работу с сообществом, формирование крепких человеческих отношений со зрителями.

КУЛЬТУРНОЕ ЛИДЕРСТВО

О культурном лидерстве говорят давно, читают спецкурсы в университетах, проводят тренинги и конференции. Тем не менее в мае Австрия пережила крупнейший за последние 20 лет политический скандал, в центре которого оказалась культура. Статс-секретарь по делам культуры Ульрике Луначек, не продержавшись на посту и полугода, уходит в отставку на фоне обвинений в недостаточных профессиональных компетенциях в области культуры и откладывании ключевых для отрасли решений о мерах поддержки и новых регламентах работы. Почти сразу после отставки соответствующие регламенты выпустила вице-канцлер Вернер Коглер, что дало возможность планировать открытие музеев уже в мае и частичное возвращение летних фестивалей.

Обратный пример из той же Австрии – Зальцбургский фестиваль, который должен отмечать в этом году 100-летний юбилей. Не поддавшись лихорадке отмен, организаторы рассчитали даты принятия решений и сразу после объявления новых мер (с 1 августа возможно проведение мероприятий, рассчитанных на аудиторию до 1000 человек, при условии соблюдения особых мер контроля) сухо и строго объявили о том, что модифицированная версия фестиваля пройдет этим летом. И хотя еще много нерешенных вопросов, это дает всему миру уверенность в фестивальном будущем. Помимо чисто символической ценности, это еще и тестирование существующих теоретических регламентов, создание столь необходимой точки отсчета, на которую смогут потом опираться другие фестивали, театральные дома. И вот это настоящее мужество – взять на себя ответственность, понимая, что все может не просто отмениться в последний момент, но и что предпринятые меры окажутся недостаточными, и ты станешь причиной той самой второй волны, которой все опасаются.

В России примером институционального лидерства может служить музей «Гараж», который первым до введения соответствующих предписаний объявил о закрытии музея и в рекордно быстрые сроки запустил сайт «Самоизоляция», задав планку музейного присутствия онлайн. Или ярмарка современного искусства Cosmoscow, которая в момент максимальной турбулентности публично подтвердила даты проведения.

ФУТУРИСТИЧЕСКИЕ СТРАТЕГИИ

Каковы же стратегии выживания в этих новых условиях чрезвычайной волатильности? Во-первых, замедление. Позитивный эффект текущего кризиса многие видят в остановке бесконечной гонки культурного перепроизводства. «Медленное смотрение» придет на смену быстрой туристической пробежке по музею. Из-за текущих мер безопасности и социального дистанцирования движение людей по музею неизбежно замедлится, посетителей в залах будет меньше, и возникнет удивительная возможность один на один переживать величайшие шедевры, подступ к которым обычно перекрывает толпа людей и лес рук со смартфонами. Этот опыт уже в самое ближайшее время смогут пережить первые посетители долгожданной выставки Рафаэля в Риме, закрывшейся через несколько дней после начала работы. Небольшие группы из шести посетителей, которых будут запускать с интервалом в пять минут, получат по 80 минут для осмотра экспозиции.

Меньшее количество выставок (нет готовой пропорции, но речь идет о сокращении годового плана примерно на треть) дополняется увеличением срока их проведения (возможно, дольше, чем год). Также ожидается переориентация с временных выставок на работу с коллекцией.

Все говорят о том, что закончилась эпоха блокбастеров, что потребует, с одной стороны, пересмотра показателей «успешности», с другой – глубокой переориентации на новую локальность. Музеям предстоит переориентироваться на местную аудиторию. Локальность подразумевает и другой аспект: обращение к собственным коллекциям, их переосмысление, а также к поиску своей идентичности и органической связи с местом. «Мы должны рассматривать искусство прежде всего как социальное пространство», – говорит директор Тейт Модерн Фрэнсис Моррис.

Хотя «онлайн» сейчас самое надоевшее слово, это направление с нами навсегда. Дисбаланс он- и офлайн скорректируется, но присутствие онлайн будет только расширяться. Более того, культурным институциям советуют как можно быстрее принять диджитал-направление как полноценный способ существования наравне с выставками или спектаклями. Это не значит, что одно замещает другое или выполняет репрезентативную функцию перевода контента на цифровую платформу – напротив, институции становятся полноценными медиа с многоформатным вещанием. Также на время ограничений перемещения между странами именно глобальную аудиторию предлагается переместить на цифровые платформы.

Органическое развитие диджитал-направления может включать элемент игры, который повышает вовлеченность, вплоть до сотрудничества с игровыми платформами, как это сделал Центр Помпиду, выпустив в апреле на сайте музея видеоигру Prisme 7. Технологию видеоигр и виртуальной реальности также использует прошедшая в онлайн-формате ярмарка Untitled на платформе, созданной совместно с датским стартапом Artland. Интересен также опыт ГМИИ им. Пушкина и Эрмитажа, которые проводят «живые» экскурсии по виртуальным залам музеев.

Но настоящий поиск новых форматов будет разворачиваться в офлайн-пространстве. Он может использовать новые технологии. Например, Тель-Авивский музей изобразительных искусств в разгар карантина запустил проект «С балкона», в рамках которого каждый вечер жители города могли наблюдать проекции видеоарта и других работ из коллекции музея. Или призывать, как швейцарский режиссер Мило Рау, к более радикальным переменам: ставить спектакли в открытом городском пространстве и даже в зонах военных конфликтов или хотя бы просто задуматься о более минималистичных форматах и не ждать возвращения «вращающейся сцены с 500 актерами в роскошных костюмах».

НОВАЯ ОСМЫСЛЕННОСТЬ

На фоне разворачивающейся пандемии The New York Times запустила рубрику, в которой художники, писатели, мыслители отвечают на один вопрос: «Почему искусство имеет значение?» Ответы поступают самые разные. От того, что это «особый космический порядок организации вещей», до того, что «искусство – то, что оправдывает наше существование», как пишет Дэвид Цвирнер.

Оказалось, что глобальный кризис, спровоцированный коронавирусом (Великая рецессия COVID-19, как ее уже предлагают называть), заново поставил большие вопросы, ответы на которые, казалось, давно найдены. Тревожные сведения, поступающие из стран, где культура уже открыта, говорят о том, что бары, рестораны и магазины (даже с новыми мерами) моментально заполняются посетителями, в то время как музейные залы пустуют. И хотя очень хочется верить, что это явление исключительно временное, что это какая-то статистическая погрешность и тот самый посткарантинный психологический барьер, реальность намного сложнее. И залы могут пустовать, например, потому, что до 90% посетителей формировали туристические потоки, в то время как локальная аудитория давно утратила связь с музеем. А культурные активности, сопряженные волей обстоятельств с определенной долей риска, не будут выбирать, пока ответ на вопрос «зачем?» не будет самоочевиден.

И здесь встает большой вопрос о роли культуры в целом, о том, каким образом она коммуницируется, об аргументах, которые позволяют лоббировать культуру на уровне национальных правительств и руководства городов. Этот вопрос запускает глобальный и давно назревший процесс институциональной саморефлексии в сторону переосмысления миссий существования и актуальности языка, на котором происходит общение с аудиторией. Тот самый разворот в сторону зрителя и настоящего партисипаторного проектирования. Осознание важной социальной функции культуры и разворачивающегося повсеместно процесса ее демократизации – к так называемой «новой осмысленности», которая должна прийти на смену калейдоскопической гонке проектов. Но есть и риск, что на первый план выйдут инициативы, которые смогут лучше и быстрее доказать свою «полезность», в то время как многие важнейшие художественные проекты отправятся на полки в силу отсутствия у них прямого утилитарного измерения.

Материал подготовлен при участии Эльзы Абдулхаковой и Анны Каганович.

ДИ №3-2020