Музейные коллекции – своеобразные «банки информации», в которых сконцентрирована человеческая память. Они воплощают в себе мечту человека о бессмертии. «Художник смертен, как и все люди, – писал Борхес, – и именно в его творениях, которые будут восприниматься в последующие века, он обретает свое бессмертие». Чем является музей в современном мире? Не превратился ли он в памятник консерватизму? Не пришло ли время пересмотра традиционных функций музея: собирать, сохранять, исследовать, воспитывать? Об этих и других проблемах идет речь в беседе с Ириной Александровной Антоновой.
ДИ: Директор Музея современного искусства Барселоны Мануэль Борха-Вийель назвал некоторые музеи живыми мертвецами, ибо директора музеев говорят лишь о деньгах, престиже, об отношениях с публикой и политиками, забывая об истинном назначении музея, о его роли в культуре, об образовании публики. Ирина Александровна, как вы это прокомментируете?
Ирина Антонова: Сегодня ситуация в мире такова, что заставляет руководителей музеев задуматься о финансовом обеспечении деятельности музея и его престиже. Разумеется, не следует забывать и об отношениях с публикой, ибо музей начинает функционировать лишь с того момента, когда зритель входит в него, я всегда это подчеркивала. До появления публики музей может быть чем угодно: хранилищем, амбаром, складом, но не музеем в подлинном смысле слова. Истинное назначение музея – в работе с публикой. Конечно, важную роль играет научно-исследовательская функция музея: работа с художественными ценностями, увеличение объема знаний о них, атрибуции, что имеет большое значение для науки. Но все это можно делать и в любом научно-исследовательском учреждении. Если же мы называем себя музеем, то есть учреждением культуры в рамках образования, работа с публикой обязательна.
ДИ: Какие новые формы с работы с публикой вы применяете?
Ирина Антонова: Большое внимание мы уделяем работе с детьми. Недавно был создан Мусейон – Центр эстетического воспитания, успешно заявивший о себе. Детская аудитория музея увеличилась благодаря разным направлениям работы: кружкам, специальным занятиям, экскурсиям. Появилась даже специальная библиотека по искусству для детей. Более того, уже три года у нас проводятся «Январские вечера», где мы пытаемся дать детям более обширное представление об искусстве, включая не только изобразительное искусство, литературу, но и музыку.
ДИ: Как вы относитесь к повсеместно распространенному стремлению строить новые музейные здания? Сегодня крупные архитокторы проектируют и хотят строить музеи. Им необходимо, чтобы в их послужном списке проектов был хотя бы один музей, ибо музеи – знаковые, фундаментальные объекты в нашу эпоху. В последние двадцть лет возросло число музеев современного искусства в Европе, США, Японии, других странах. Создание новых музеев во многом связано с их функцией символа города, региона. Какова, с вашей точки зрения, роль таких музеев в сложной системе современного искусства? Может ли музей изменить историю города, как филиал Гуггенхайма в Бильбао? За десять лет его посетили десять миллионов человек. Столица Страны Басков превратилась в центр культурного туризма. Гуггенхайм в Бильбао поставил проблему соотношения музейного собрания и здания музея. А что произойдет, когда архитектура музея окажется более сильной, качественной, чем находящиеся в нем произведения?
Ирина Антонова: Это не просто распространенное стремление, а свидетельство появления новой тенденции в музейном деле во многих странах мира начиная со второй половины ХХ столетия. Именно в тот период возникло противоречие между соотношениями зданий музеев и их коллекциями, между стремлением музея работать с определенным контингентом публики и широкими кругами неподготовленного зрителя. Кроме того, музеи постоянно пополняются и расширяют свои коллекции. В музее возникло вопиющее противоречие между нашими материально-техническими возможностями и огромным интересом публики к музею, сильным увеличением посещаемости.
ДИ: Скажите пожалуйста, как обстоят дела со строительством музейного городка? Насколько он позволит увеличить экспозиционную площадь музея? Сумма осталась прежняя на его строительство: 23 млрд. руб.? И автор проекта – Норман Фостер?
Ирина Антонова: На данном этапе мы говорим не о строительстве, а о проектировании. Нам предоставили 18 месяцев на процесс утверждения проекта – до осени 2010 года. Возведение городка мы начнем в четвертом квартале 2010 года. Идет непрерывная работа с британскими и российскими проектировщиками. Хочу подчеркнуть, что Фостер – не автор проекта. Конкурс выиграл Моспроект, которыйвзял себе партнеров, в том числе Фостера.
ДИ: В последнее время на мировой арт-сцене обнаруживается большой интерес к эстетике хаоса, теме жестокости, насилия, мрака. Так, в 2005 году в Турине на вилле в Ступиниджи проходила масштабная провокационная выставка «Империя зла», на представленных трехсот пятидесяти экспонатах (живопись, фотография, комиксы, фильмы) следы жестокости, садизма, страха, зависти... Как вы относитесь к таким выставкам?
Ирина Антонова: Выставки могут быть разными. Но мне не нравится тиражирование темы насилия и зла ни в кинематографе, ни на выставках, ни в театре, ни в каких-либо других видах искусства. Я считаю любые формы воплощения темы насилия и зла разрушительными. Это опускает человека, пробуждает его низменные чувства. В искусстве можно говорить на самые острые темы. Возьмем, к примеру, эротическое искусство, проблему интерпретации сексуальных отношений в искусстве. Все дело в том, как говорить о них. Вспомните, как рассказывается об отношениях Анны и Вронского. Эротика, обнаженное тело – вечная тема в искусстве, можно вспомнить о полотнах Тициана, даже Буше. Также и тему зла и насилия можно по-разному интерпретировать. Можно смаковать и тем самым подавать как пример. А можно само произведение построить таким образом, что в нем будет ясно прочитываться осуждение зла.
ДИ: Какие изменения произошли в музее в условиях музейного бума?
Ирина Антонова: Музейный бум связан со многими вещами, в том числе с возможностями транспортировки произведений, усиливающейся ролью рекламы в мире, все возрастающим значением информационных технологий. И музеи перестали соответствовать своим исконным функциям. Им стало не хватать экспозиционных пространств. У нас, например, слишком много вещей хранится в запасниках. Конечно, хорошо, что у нас большие фонды, ноплохо, что нет подходящих условий для их хранения. Изменился и статус музея в наши дни.
ДИ: В чем это проявляется?
Ирина Антонова: Что представлял собой музей лет тридцать назад? Гардероб, где зрители раздеваются, и залы для осмотра. Сейчас все большее значение обретает зрительское пространство, неэкспозицонное, некая «зона отдыха», рассчитанная на то, что зритель после осмотра экспозиции музея в специальном месте получит возможность для размышления, записи впечатлений, обмена мнениямии т.п. Имеются в виду аудитории, где не только проводятся лекции, конференции, но и зрителю предоставляется возможность для свободного общения.
ДИ: На Западе зрители от посещения музеев ожидают множества самых разных вещей: возможности сделать покупки, пообедать,послушать музыку, посмотреть спектакль, побеседовать за коктейлем. В некоторых музеях предусматривается образовательная, даже социально-терапевтическая программа. Дальше всех зашел в этом направлении музей Викториии Альберта, организовавший выставку рекламы спортивных брендов. А что делается в вашем музее для удовлетворения новых потребностей зрителей? Что вы планируете в этом направлении?
Ирина Антонова: Нам нужны залы для самостоятельных занятий детей и взрослых. Более того, я считаю, что мы должны обратить внимание на зрителей так называемого третьего возраста, пенсионеров, жизнь которых не заканчивается после того, как они вышли на пенсию. Наоборот, у них появляется время и для самореализации, и для общения с теми, кто разделяет их интересы. Например, встречи в аудиториях, где они могут вместе писать акварели, слушать музыку и т.д. Сегодня во многих музеях мира свободные специальные пространства используются для мероприятий, предназначенных для этих людей.
ДИ: Каким же образом следует выстраивать новую модель музея искусства?
Ирина Антонова: Музей нового типа строится по принципу пятьдесят на пятьдесят. 50% – на экспозицию, запасники и т.п., столько же – на зрительское пространство, включающее кафе, зону отдыха. Все больше музеев показывают документальные, а также художественные фильмы об искусстве или устраивают концерты, организуют встречи с художниками, деятелями искусства. Словом, музей функционирует как культурный центр. Крупные музеи должны взять это на вооружение.
ДИ: С момента своего открытия в мае 2006 года галерея Тейт Модерн осуществила революцию в сфере демонстрации произведений постоянной коллекции. Тематический принцип заменил привычное выстраивание экспонатов согласно хронологии и историческим эпохам. Успех был впечатляющим: четыре миллиона посетителей в год, на пятьсот тысяч больше, чем в Центре Помпиду и на один миллион больше ,чем в МОМА. Большинство музеев мира заимствовали этот опыт. Как вы оцениваете такое новшество?
Ирина Антонова: Если такой принцип экспонирования себя оправдает, это хорошо. Новедь галерея Тейт Модерн не нуждается в хронологии. Это модернистское искусство за столетие. И не существует большого разрывамежду импрессионизмом и искусством ХХвека. В нашем музее выстраивать экспозициюпо тематическому принципу, показывая, например, древнеегипетское, античное и искусство ХХ начала XXI века, невозможно. Впрочем, не следует отказываться от выставок подобного рода, возможно, они пробуждают воображение, показывают, какой путь прошел тот или иной жанр на протяжении столетий. Например, «Портрет в древности и сегодня». Однако выстраивать экспозицию в большом музее по такому принципу мне кажется нецелесообразным.
ДИ: Не становится ли музей воплощением коммерческой стабильности? В наши дни модель музея-дворца, возведенного, как в прошлом, по заказу крупной буржуазии в центре города, более неэффективна. В фаворе неимперская, неуниверсальная модель музея, ориентированного на прославление и восстановление престижа города. В последние десятилетия ХХ века все большее распространение получает модель музея-зрелища, вовлеченного в рыночную и массмедийную систему. То есть коммерческий музей победил ранее неприкасаемую модель исторического музея с его традиционными функциями. Неужели будущее музея искусства – в политико-административной структуре, как в корпорации Гуггенхайм? По мнению одного зарубежного критика, филиалы музея Гуггенхайм (Берлин, Нью-Йорк, Бильбао, Дубай...) в мире напоминаетсеть фастфуда «Макдоналдс». И публика та же: молодежь, дети. И те же специфические особенности в подборе коллекций. Коллекции в движении – появляются и исчезают. А шедевры музейной архитектуры поражают своей зрелищностью. Несмотря на кризис, экспансионистская политика в отношении музеев продолжается. Даже Эрмитаж взял ее на вооружение. 8 апреля 2008 года в Вильнюсе объявили о строительстве нового крупного международного центра искусства Гуггенхайм-Эрмитаж. Не происходит ли с нашим музеем изящных искусств нечто подобное?
Ирина Антонова: Я против того, что действенной, важной, имеющей право на существование может быть только одна модель музея: вечная и неизменяемая. Существуют музеи, которые могут работать по системе выстраивания устоявшейся экспозиции. Но имеет право на существование и такая модель,которую избрал музей Гуггенхайма, создавший свои филиалы в Берлине, Бильбао, Дубае. Более того, в Дубае будет функционировать и филиал Лувра. Конечно, можно сравнивать такой подход с сетью «Макдоналдс», но это не корректно. Я считаю, что если есть потребность увидеть художественные сокровища не в копиях, а в подлинниках в каком-то удаленном районе Азии, на другом континенте, то это надо приветствовать. Я очень хорошо представляю филиал российского музея – ГТГ, ГРМ – с частью их коллекции в некоем удаленном месте, чтобы коллекции менялись. Возьмем, к примеру, Эрмитаж. Я была на открытии его филиала в Амстердаме, где демонстрировалась замечательная коллекция русского придворного костюма ХVIII века, дающая отличное представление об этом виде искусства. Эти вещи Эрмитаж предоставил Амстердаму на полгода. Затем будет демонстрироваться другая коллекция. Эрмитажная инициатива, как и все проекты Гуггенхайма, – передвижная выставка, но долговременная. Это демократический подход к музейному делу. Ничего плохого в нем не вижу.
ДИ: Какую тактику избрать музеям в условиях глобального экономического кризиса? Уильям М. Грисволд, директор Библиотеки Моргана и Музея искусств в Манхэттене, считает, что надо извлечь максимальные возможности из постоянных коллекций. Музеи Европы и США из-за кризиса лишают-ся финансирования. В результате приостанавливается строительство новых филиалов, реализация проектов, осуществление программ в других странах. И выставки в музеях стали слишком дорогими (страхование, транспортировка). А как ГМИИ выживает в кризисной ситуации?
Ирина Антонова: Сегодня музеям, как и другим учреждениям, существовать нелегко. Но надеемся, что кризис скоро закончится и ситуация в мире изменится. Однако надо избратьболее вдумчивую тактику, особенно в отношениях с министерством культуры, которое на сегодняшний день обеспечивает необходимым минимумом основные музеи страны.
ДИ: И у спонсоров в эпоху кризиса появляютсяновые требования к музеям. Корпоративные члены тратят тридцать-сорок тысяч долларов за право быть почетными членами музеев, получают свободный доступ в них и даже используют залы для проведения вечеринок. Но сегодня корпоративные члены музеев требуют большего – рекламы на остановках и уличных баннерах, в журналах и Интернете. А как вы работаете со спонсорами? Понимают ли наши бизнесмены, что финансовая поддержка музейных выставок повышает узнаваемость бренда компаний, особенно производящих лишенную визуальности продукцию – страхование, банковское дело?
Ирина Антонова: Не следует терять связь и отказываться от спонсорской помощи, которая получила широкое развитие и в России. Далеко не все спонсоры отвернулись от музеев, многие остались. Музеи должны сами решать проблему взаимной корректности в отношениях со спонсорами. Пока нам не кажется, что то, начем настаивают наши спонсоры – упоминаниев каталоге о том, что они внесли свой вклад в организацию выставки, – является давлением на нас. Это вовсе не чрезмерное требование.
ДИ: В условиях кризиса, как никогда ранее, большое значение приобретают партнерские отношения между музеями. Появились ли у вас в связи с этим новые интересные проекты?
Ирина Антонова: Мы сохраняем партнерские отношения с крупнейшими российскими музеями – ГТГ, ГИМ, ГРМ, Эрмитажем. У нас хорошие партнерские связи и с зарубежными музеями: Лувром, Лондонской национальной галереей, Тейт-галереей. С последней мы особенно успешно сотрудничали: выставка Тернера, например. В настоящее время мы готовим выставку Уильяма Блейка и «Прерафаэлитов». А в грандиозном проекте «Историзмы» (отношение к истории искусства в ХIХ веке) примут участие ГТГ, ГРМ, Эрмитаж,Тейт-галерея, музей Д’Орсэ, музеи Берлина, итальянские музеи.
ДИ: Как вы считаете, не пришло ли время пересмотреть традиционные функции музея: собирать, сохранять, исследовать, воспитывать?
Ирина Антонова: Музей должен и собирать, и сохранять, и заниматься научно-исследова-тельской деятельностью, и проводить воспитательно-образовательную работу. Сегодня он должен сохранять свой статус храма и одновременно поддерживать статус форума. Именно таким образом музей сохраняет свое высокое предназначение.
ДИ №3/2010