Выставка, где начинаешь подозревать, что каждый художник – человек.
МСИ «Гараж»,
до 28 февраля
|
|
Вторая Tриеннале современного искусства в «Гараже» предъявляет зрителю, не знакомому с системой совриска, хитросплетения и виды отношений внутри нее. Решение кураторов Анастасии Митюшиной и Валентина Дьяконова делегировать выбор художников для выставки участникам первой Триеннале, запомнившейся как ярмарка талантов, кажется уходом от ответственности. Но все не так однозначно. Иногда у институциональной системы срабатывает предохранитель, и она порождает соразмерную сложности исследуемого явления форму.
Работы всех мастей объединены пенопластовой архитектурой миланского бюро Grace, изображающей неровную линию суши. В духе принятого нынче мифотворчества, земли, на которых разместились работы художников, определены по типам их отношений. Но разбивка на учеников, соратников, земляков, любовников не проявляет отношения как форму. И такое межевание во многом условно, «Полуостров менторов» и «Архипелаг наставников», по сути тавтологичные, выделены для равновесия экспозиции. А спрятанный за «Мысом ценителей» «Заповедник любви», похоже, откололся в доисторические времена от «Края товарищей».
Почти во всех разделах главное – дружба. Заявленная в титрах коррупция как частный случай той же дружбы цементирует сложившуюся систему, не давая чужаку и шанса. Наверное, поэтому для создания хоть какой-то остроты работы Лехи Г. (Алексей Круткин представил поделки-подделки, монстриков из частей пластиковых игрушек, таких как загорелый пупс с головой Деда Мороза) помещены на «Остров соперников», где он соперничает со всеми сразу, так как находится в одиночестве.
Участников семьдесят пять. Разброс тем, жанров и медиумов неизбежно широк, в экспозиции уравновешены масштабные инсталляции и скрытые в темных боксах видео, графика и живопись, черно-белые принты и яркие объекты. Выставку можно было смотреть по заданному маршруту, читая экспликации, где кроме кураторских текстов о произведениях и их авторах указан рекомендатель автора и что его связывает с протеже (от «высшей степени коррупции» у Александра Образумова и Анастасии Потемкиной до «гуру – член секты» у Андрея Мона- стырского и Андрея Кузькина соответственно, и «избранности» Дмитрия Гугина, которая произошла с помощью вареника). Складывается грустная, по-настоящему карантинная история о том, как трудно справляться с прошлым и настоящим, молодостью, любовью и смертью.
Но так можно описать любой масштабный проект. И если это выставка-ребус, так его не разгадать. Можно анализировать визуальные доминанты, такие как «Особенно медленный воздух» Александра Морозова, за дизайнерским совершенством которого прячется история о советской оккупации Эстонии. Или трио работ Дмитрия Морозова ::vtol:: о Кольской сверхглубокой скважине, падении Сихотэ-Алинского метеорита и высыхании Аральского моря, где все материи и все истории превращаются в звук. Или «Молельщики» Андрея Кузькина, которым везде будет мешать легкомысленное соседство – фигурки из хлеба и головы, политые кровью художника, слишком громко кричащая метафора.
Можно анализировать методы производства. Популярны ассамбляж, ресайклинг и реэнактмент: Зинаида Исупова приклеивает настоящие пластиковые пакеты к изображениям мусорников. Зоя Лебедева использует траву, сплетая «Сплетню до небес». Павла Маркова работает с эскизами на искусственном граните, сделанными для могильных памятников. Александр Образумов в присущей ему манере доводить до логического конца и без того абсурдное сделал «удвоение рекоммодификации» – производную перформанса Брайана Ино, который поместил свою урину с помощью простой конструкции в «Фонтан» Дюшана, а Образумов отправил запись Ино в туалет «Гаража». В экспозиции же реконструкция того приспособления, светящаяся зеленым неоном.
Можно составить собственные тематические зоны, например «остров шутников» – хотя они немногочисленны, и смех не очень веселый. В «Дневнике» рекламщика Руслана Золоева идеи, похожие на сценарии перформансов или абсурдистских инсталляций. Апология черного юмора в монотипиях, сделанных на снимках из архива бабушки Сани Канторовского. Метагеографический «Бачикистан» Юли Шафаростовой, в духе и с поддержкой старших товарищей (группировка ZIP), словно потерянный рай – с фонтаном из монтажной пены, посыпанной стразами, и другой красотой, бьющей через край.
Также любопытна рыночная составляющая. На ярмарке молодого искусства blazar, проходившей в Музее Москвы в сентябре, можно было купить работы Михаила Бурого из отходов рекламного производства, аналогичные выставленным в «Гараже». Масштабный холст из проекта Мики Плутицкой «Гостьи» с оленями был на выставке, а весь проект – в галерее Artwin.
Еще можно изучить пресс-материалы Триеннале, где один из разделов – фото художников. Авторы сняты рядом со своими работами на экспозиции как Александр Данилов со снеговиками (как у Катерины Ковалевой), холстами в чистом поле, как Ирина Бутковская; обнаженным торсом или с прыгающими вокруг детьми, как Петр Быстров; с котиком на балконе многоэтажки, как Арнольд Вебер, и т.п. Рассматривать их не менее интересно, чем работы в экспозиции – как самый что ни на есть artist statement. Художники/цы не просто деанонимируются (некоторые все же спрятали лицо), но раскрываются – стремлением оставаться в артистическом образе – как Алиса Горшенина или группа «Добро пожаловать в кукольный дом» – или как есть, уставшие люди, не привыкшие к камере.
Но самые интересные открытия позволяет сделать открытый источник – сайт Триеннале. Там выложены тексты и интервью рекомендателей и участников, и тут нельзя не убедиться, что «вещь может стать текстом» (Саша Мороз), зачастую без текста она и вовсе не существует. Поэтому связь произведений и отношений между ними вынужденно заменяется анализом текстов и отношений, в них проявленных. Так и попадаешь в кураторскую ловушку. Тем более что все музеи до середины января закрыты, остается читать описания выставок.
Среди текстов такое же разнообразие жанров, как и в средствах производства искусства. Текст-характеристика для выставкома. Неспешная переписка. Верлибр. Отсутствие текста. Текст художника. Отписка. Переписка в мессенджере, понятная лишь ее участникам. Интервью серьезное, интервью шуточное, интервью-гон, интервью без купюр. Вечное выяснение отношений.
Рекомендатель мог написать текст или сделать для своего протеже что-то, связанное с работой на выставке. Тут дружба проверяется делом. Мария Александрова рекомендовала подругу Анну Терешкину, которая зарисовала воспоминания своей бабушки Анны Ивановны о войне, колхозе, тяжелой долгой жизни. Работы Терешкиной – не просто новая искренность, то есть попытка молодых художников изжить травму концептуализмом. В рисунках история женщины, но также страны и эпохи рассказана без экзальтации и морали, как это делают жители деревни, где земля, небо, жизнь и смерть одинаково близки. Александрова помогла бабушке Терешкиной посетить два кладбища, и в ее повествовании о долгом дне такое же равновесие – проливной дождь, молитва, застрявшая в грязи машина, красавица и умница Галя отдала ребенка на усыновление, жила в мокрой землянке и спилась в 36 лет, и все это словно бусины нанизано на довольно-таки прочную нить – сверхидею о связанности всего и вся.
Кураторы ссылаются на современную методологию, которая давно уже не помещается в отдельный человеческий мозг. Метод-сборка по Джону Ло как очередная «единая теория всего» призвана прежде всего «производить отсутствие» как сосуд для содержимого, то есть форму. Но кроме красоты «производства отсутствия» важно, что предмет исследования, вынудивший к такому методу, текуч и перформативен – таков миф или любой большой нарратив. Текучим и перформативным оказывается сущее, реальность.
Эта идея укоренена в самом начале философии, как мы ее знаем. В апории Зенона Геркулес никогда не догонит черепаху, потому что пока он делает свой гигантский шаг, она чуть-чуть, но неостановимо движется вперед, и ухватить ее «как она есть» не представляется возможным. Метафорическая истина-черепаха ускользает, или словно вещь-как-таковая, вне ее отношений, и вовсе не существует. Важно, что в методе-сборке Джона Ло уравнены самые далекие друг от друга системы и события. Связь может обнаружиться решительно между чем угодно, и она будет релевантна поставленной задаче – описанию сущего.
Художники же справляются с этим гораздо более скромными средствами. Например, Бэла Шаевич, чья карандашная графика обитателей дома престарелых – настоящее открытие Триеннале, в интервью Виктории Ломаско рассказывает, что работает над рисунками, стараясь как можно дольше ничего не делать в их окружении, чтобы они просто напитывались повседневностью. И что ее интересуют «вещицы, кажущиеся бесполезными, которые, однако, наполнены чувством и смыслом, потому что принадлежат людям». И это человеческое измерение, получившее новую прописку в актуальном искусстве, дает некоторую надежду, потому что и для художника, и для человека нет ничего интереснее, чем жизнь как она есть, данная в самых разнообразных ощущениях.