В одной из серий недавно вышедшего второго сезона анимационной антологии Love, Death & Robots рассказывается, как прибой выбрасывает на британское побережье мертвое тело, принадлежащее не обычному человеку, а великану. Эпизод начинается с того, как откомандированный местным университетом ученый прибывает на место необычного происшествия. Он видит собравшуюся толпу, которая долго не решается подойти к гигантскому трупу. Вскоре, впрочем, люди освоятся: распишут тело граффити, станут на нем тусоваться. Постепенно от колосса, который к тому же явно демонстрирует признаки разложения, начнут отпиливать куски — и в конце концов от таинственного утопленника не останется и следа. Конечно, то тут, то там станут — простите за каламбур — всплывать фрагменты великана: кость повесят над пабом, заспиртованный в огромной банке пенис будет демонстрироваться на местной ярмарке, а череп подопрет чью-то ферму (хотя не факт, что это не подделки). Разъезжая по округе и видя происходящее, ученый делает вывод, что великан не исчез. Он стал легендой, приписанной к одному из уголков прибрежной Англии.

Урок, который можно вынести из этой вольной экранизации рассказа Джеймса Грэма Балларда «Утонувший великан», заключается в том, что объект, обладающий особой силой — историей, магией или, скажем прямо, аурой, существует не только на уровне осязания и зрения. Это сгусток идей, сюжетов, фактов и выдумок. Можно наштамповать тысячи памятников, но сработает, останется в памяти тот, за которым стоит нечто большее, чем простое посвящение «Монумент такому-то великому деятелю/событию». Причем по виду такой объект может быть совсем уж заурядным. На «историю» может повлиять фамилия создателя. А иногда это просто неосторожное попадание автора в какие-то глубинные человеческие верования или даже случайное стечение обстоятельств. К примеру, борьба вокруг памятника Дзержинскому на Лубянской площади, если отсчитывать ее с момента сноса в 1991 году, аккумулировала заряд такой силы, что теперь уже совершенно не важно, вернут его обратно, установят статую иному историческому персонажу или оставят клумбу. Когда мы говорим об этом месте, первое что приходит в голову — «железный Феликс». Это ровным счетом ничего не говорит о наших политических взглядах, воззрениях на отечественную историю и т.д. Та же «Спиральная дамба» Роберта Смитсона, которой постоянно грозит разрушение, живет виртуальной жизнью: мы знаем о ней, хотя мало кто реально добирался до Большого Соленого озера в штате Юта. И когда ее не станет, а это случится рано или поздно, память о ней будет жить — в том числе, в том конкретном месте, где сейчас она еще существует.

Есть известное еще с досетевой эпохи развлечение: находить места из культовых фильмов и фотографироваться в них. Мне вот посчастливилось жить в получасе ходьбы от входа в заведение, где по сюжету работала героиня Ирины Муравьевой в фильме «Самая обаятельная и привлекательная». Там с намерением вызвать ревность у коллег ее на автомобиле встречал персонаж, которого сыграл Александр Ширвиндт. По сути, ничего не изменилось, лишь животворящая сила экрана осенила это место и оно заиграло новыми красками. Панно из резного камня на Институте перерабатывающей промышленности (в фильме названо выдуманной аббревиатурой «ЦНИИПРОММАШ»), спрятанное в узком переулке, обретает истинный монументализм на кинопленке. Открываешь Википедию, чтобы узнать подробности. И тут оказывается, что рядом еще и дом Тарковских, а чуть поодаль — точка, где Фанни Каплан стреляла в Ленина. Когда начинаешь разматывать такой клубок связей и мотивов, остановиться решительно невозможно.

Трудная, но желанная задача для художника — породить историю, которая жила бы вместо произведения или, если взглянуть с другого ракурса, стала таким нематериальным произведением в пространстве, но не одноактно, а надолго. Превратилась бы в городскую легенду, фольклор, который живет на определенной территории. Прекрасно понимавшие подобную логику Христо и Жан-Клод создавали дополнительный миф (наряду с временным покрытием) не только в и без того значимых местах, будь то Бундестаг, Понт-Нёф или остатки городской стены в Риме, но в районах глухих и никак не выделявшихся в культурном плане до того: на австралийском побережье, на островах рядом с Майами, в парке в Канзас-Сити — и в куче локаций в Японии и Калифорнии, где разместили множество одинаковых зонтиков. Это тоже своего рода дополненная реальность, но все же не такая, как на цифровых платформах и мобильных устройствах. В ней работают технологии, проверенные тысячелетиями человеческой культуры. И приятно, что в мире, где все время что-нибудь заканчивается и исчезает, такая опция остается. 

ДИ 3-2021