Нина Березницкая: Алиса, у тебя новый громкий проект «Голубицкое», а четыре года назад мы разговаривали о другом твоем новом громком проекте — центре современного искусства «Заря» во Владивостоке. Расскажи, чем там дело кончилось, и почему?

Алиса Багдонайте: «Заря» важный для России проект, мне нравится думать о Владивостоке как о месте, где мы увидели в размахе, масштабе антиколониальную повестку. Она продолжает работать как общественное пространство, в котором есть магазин, коворкинг и постоянная экспозиция, мы показываем лучшее из собранного за годы работы.

Березницкая: Сейчас попытка номер два?

Багдонайте: Да, мне нравится говорить о «Голубицком» как о преемнике «Зари», хотя сложно сравнивать социальные, культурные и прочие параметры этих ландшафтов, Владивосток — город, Голубицкая — станица, полусельскохозяйственный объект в окружении прекрасных видов и только их, населенных пунктов вокруг мало. Пляжи осваиваются, виноградники сажаются, но ясно, что местная история полна драмы. Не такой, как во Владивостоке, который ассоциируется со смертью Мандельштама, этапом, жесткой миграционной политикой, ГУЛАГом. Но от проекта к проекту «Голубицкого» всплывает все больше слоев, как при раскопках. Тамань позволяет путешествовать намного дальше в исторической перспективе, чем Владивосток. Тут не было столетия без войны, эта земля видела разные политические и религиозные режимы. Тамань постоянно была на границе чьих-то амбиций, скажем, Рим тут сражался с Митридатом, но дорог не строил. Место периферии и вторичности канона. Нужно эту землю полюбить, чтобы заставить ее говорить — именно это мы научились делать в «Заре». Наработали методологию, поэтому теперь шаг наш более уверенный.

Березницкая: Чем же занимается фонд искусства «Голубицкое»?

Багдонайте: Мы показываем выставки и организуем арт-резиденции, при этом не ограничены пространством белого куба, как в «Заре», но вынуждены работать в ритме виноградарства. А значит, не должны мешать работе поместья, учитывать все нюансы, предлагать, договариваться, поэтому наш разгон не такой быстрый, как хотелось бы. Скоро у резиденции откроется свое помещение, а в среднесрочной перспективе будет создан арт-парк, который, конечно, должен помочь раскрыть потенциал местного ландшафта.

Березницкая: Когда вы заявляли парк, говорили как о первом подобном проекте, но есть парк «Краснодар», наконец, «Музеон».

Багдонайте: Принципиальная разница в том, что «Краснодар» это парк-стадион, монументальное зрелище, не создающее тени и несоразмерное человеку. В нем есть искусство, но он не стремится быть арт-парком. «Музеон»—кладбище вещей, которые оказались на обочине художественной жизни. Но арт-парк должен выглядеть иначе. В студии «Тихая» в Нижнем Новгороде я увидела надпись «Gardens are always for the future», то есть мы наслаждаемся садами, которые посадили до нас. Сейчас мы находимся на этапе размышления, какому будущему мы разбиваем парк. Существует определенный канон, которому следуют международные арт-парки при виноградниках, делаются они, как выяснилось, по следующему рецепту: архитектор-минималист, желательно прицкеровский лауреат (Тадао Андо в Шато Ла Кост, Герцог и Де Мирон для Dominus Winery) плюс узнаваемые объекты, с первого взгляда дающие нам понять, что мы на территории современного искусства, к примеру скульптуры Жауме Пленсы в Fondation Carmignac или Луиз Буржуа и Александра Калдера в Шато Ла Кост. Рецептуру пришлось нарушить с самого начала: мы работаем в уже построенном комплексе, хоть и строго функциональном, но сооруженном не без печати пышных, почти лужковских (если этот термин можно применить к немосковской архитектуре) двухтысячных. Это сразу обезоруживает и не дает прильнуть к золотому сечению. Уже ясно, что наполнять наш парк должны художники, которые понимают, где находятся, работы которых рефлективны относительно территории, разделяют ее объемный контекст и боль. То есть приходится мыслить сайт-специфически.

Березницкая: Что особенного в Тамани, кроме двух морей и ветров?

Багдонайте: У Таманского полуострова как бы нет идеи собственной идентичности, он чаще рассматривается как часть более крупного региона— Кубани, хотя, на мой, пока не очень углубившийся в историю вопроса взгляд, можно говорить о его и исторической, и географической самости. Об этом говорят и археологические раскопки, и история войн, и даже ландшафт: плоский, глинистый, с высокими берегами вдоль морей, илистыми лиманами и грязевыми вулканами.

Березницкая: Как же вы будете отвечать за репрезентацию культуры и для местных, и для приезжих зрителей?

Багдонайте: Прекрасный эстетический парк уже не может быть только красивым. Нужно найти подход, где мы словно из будущего говорим с этой территорией, будто она уже счастлива, осознает себя освободившейся от политических оков, кризиса идентичности, которым вообще охвачена наша страна. Выяснилось, что «Заря» для Владивостока в этом плане сделала очень много, поднимая темы, на которые не принято говорить ни внутри семьи, ни в школе, ни в краеведческом музее— лишь между строк, осторожно. Современное искусство — почти единственное пространство, где такой разговор возможен. В этом нет новации, Documenta занималась именно таким подстрочником в национальной культуре. Мы, разумеется, не ставим перед собой таких амбициозных задач, но имеем их в виду.

Березницкая: Кажется очевидным сделать проект, посвященный вину, или из материалов, связанных с вином, вы такое планировали?

Багдонайте: Для проекта Андрея Ерофеева De Profundis («Уместное искусство»), который сейчас идет в «Голубицком», от художников поступали предложения, связанные с вином, но многие не дожили до стадии реализации, в том числе потому, что зритель путался бы, где вино, которое ему показывают и которое он пьет, а где художественная конструкция. Хотя в инсталляции Ирины Наховой «История края. Гадания» используется виноградный жмых (ряд бочек вдоль дороги с вырезанными на них цитатами и «кости на костях» — на черном виноградном жмыхе белыми коровьими костями выложены комбинации из Книги перемен, Дао децзин. — ДИ). А для прошлогодней исследовательской выставки Сергея Куликова и Николая Смирнова и ее части, посвященной эпидемиям, группировка ЗИП сделала инсталляцию «Сень Игната» из винных пробок, зараженных грибкоми непригодных для использования по назначению. Мы вообще поощряем апсайклинг в искусстве, а для Тамани он является кодовым— исторической застройки здесь не сохранилось не только из-за войн, но и из-за того, что старые здания здесь испокон веку разбирали на материал для новых. Потом, археолог и куратор Варвара Бусова делала у нас выставку, посвященную этому термину и явлению. Часто первая идея, которая возникает при знакомстве с объектом, оказывается «винной», но потом, когда проект уточняется, углубляется, появляется что-то другое. Березницкая: Ты участвовала в организации разных резиденций по всей России, во Владивостоке, в Выксе. В «Голубицком» резиденция заявлена на одного человека и до 12 недель. Будете ли приглашать иностранных художников?

Багдонайте: Пока желающих приехать так надолго не было, но для написания книги, например, это подходящий срок. Мы сохранили обменные программы, которые научились делать лучше всего в «Заре». «Контактные зоны» продолжатся, мы выполним все наши обязательства перед художниками и партнерами в Японии, Китае, Гонконге. Все, что не случилось во Владивостоке в 2020 году из-за пандемии, будет выполнено в «Голубицком». Тем не менее программа меняет географический ареал, от Дальнего Востока он постепенно смещается к Ближнему. Переехав, программа сменила название с «Контактные зоны. Дальний Восток» на «Контактные зоны: Азовское и Черное моря», но потом мы решили включить и Каспий.

Березницкая: Современные мировые резиденции все чаще не берут у художников работы, потому что резиденция должна давать, ничего не ожидая взамен. И вы от резидента не требуете вещей в фонд?

Багдонайте: И правда, теперь считается, что брать вещи в коллекцию неправильно, но в России, кажется, нескоро появится работающий механизм, позволяющий качественно комплектовать региональные коллекции современным искусством, так что моя позиция по этому вопросу центристская. Важно понимать, что когда просишь работу в коллекцию у резидента, то не следует отбирать у художника вещь музейного или рыночного качества, с которой он не готов расставаться, нужно сохранять архивные материалы, которые вы готовы изучать, обеспечивать выдачу, то есть брать на себя вместе с этими материалами большие обязательства. В «Голубицком» мы не создаем инфраструктуры для такого архива, поэтому нет, работы у резидентов не просим.

Березницкая: Следующей вы покажете выставку Жени Антуфьева, опять об археологии?

Багдонайте: Археология — важное дело в этом регионе, которое обеспечило экспонатами главные музеи нашей страны, поэтому нам интересно обратиться к ней с разных сторон. Начали мы работать с ней со статьи Вари Бусовой, которая помогла очертить основные исторические периоды этого региона и связанные с ними находки, проводя мысленную черту, которая как бы отделила Тамань от остального «античного наследия Кубани». После Варя курировала у нас проект, в котором исследовала перенос археологического термина «апсайклинг» в методологию современных художников. Продолжили мы работать с этой темой и с Андреем Ерофеевым, который попытался найти в рамках выставки De Profundis новое пластическое измерение археологии, в том числе через художественный фикшен. В проекте Антуфьева художественная мистификация будет более глубоко внедряться в академическое поле: ученые-археологи вместе с ним будут рассуждать, к какой эпохе и к чему могли относиться его произведения. Но если Бусова мыслит осторожно и взвешенно, пытаясь устоять одной ногой в археологии, а другой в современном искусстве, не предавая академического подхода, то в проекте Ерофеева мы отправляемся в путешествие по художественным вымыслам, выполненным широкими мазками. Антуфьев идет дальше всех, делая археологическую науку инструментом собственных мистификаций. Антуфьевым мы закроем археологический гештальт и сможем двигаться дальше. В будущем найдется место и экологии, и войне, и размышлениям о художественных формах в ландшафте.

Березницкая: Ты много сделала, чтобы сместить центр повестки из столицы. Что теперь для тебя так же важно?

Багдонайте: Сейчас столкнулась с новой проблемой— никто не хочет трогать бедное. Всех страшит этот разговор «богатого» с «бедным». И теперь если оппозиция «региональное — столичное» отходит на второй план, то возникает вопрос о способности к эмпатии и любви к нашей территории во всех ее проявлениях. Как говорится, полюби меня черненьким.

|ДИ| 5-2021