Сразу три выставки этой осени оказались связаны с именем художника, писателя, московского концептуалиста Никиты Алексеева (Алексея Никитина, 1953–2021). МАММ и галерея Iragui («Кот на фреске», до 15 ноября) показали его графику и живопись, МСИ «Гараж» посвятил ему проект «Служба времени. О природе длительности, преодоления и аффекта».

Рисунки Алексеева, заполнившие два этажа в МАММ, созданы в основном за последние пару лет. Их количество поражает, учитывая, что часть осталась за бортом. Почти все они выполнены чернилами и акварелью на бумаге и сгруппированы по сериям, объемным или небольшим, из двух-четырех работ. Никита любил работать сериями. В этом можно углядеть и дань концептуализму, и принятие монотонности жизни.

Открывается экспозиция эскизами листов к изданию «Твоя первая книга. От „абрикоса“ до „цукини“ и обратно» (2020). На рисунках пары случайных предметов, сгруппированных по формальному принципу, в зависимости от начальных букв английских слов (с работой-пропуском «Нет вещей на „Икс“»). Их сочетание повторяет абсурдизм детских азбук, дозволяющих соединить склянку с фиалкой, а ермолку с желтком. Перед нами азбука вещественного мира самого художника — изображения многих предметов неоднократно повторяются в разных сочетаниях или в одиночестве, кочуют из серии в серию, из года в год. Почти на каждом листе присутствует круг луны/солнца, ничего не освещающий, никого не согревающий, знак космоса, выводящий земную событийность в иное, трансцендентное пространство.

Что это за пространство, в котором находятся птицы, дома, собаки, люди? В одном названии художник дает подсказку—«Вещи на небесах», конечно, не рай, просто облюбованный уголочек неба, где наконец-то воплотятся все его мечты, в том числе о собственном домике. Серия из пятидесяти холстов «Мечта о домике у моря» 2015 года на выставке не представлена, но есть два рисунка «Домик на и домик над», «Два домика на и два домика над» (оба 2020), на которых показана кратчайшая траектория, по которой дом с земли переносится в небо. Художник явно намеревался обосноваться в похожем, продолжить смотреть на ласточек, пить вино и закусывать мидиями. Он и себе дорогу туда проложил (Железная дорога в небо, 2019), чтобы не ошибиться станцией назначения.

Предметы на его рисунках замерли на границе двух миров, в зазоре между временем реальным и метафизическим. Хотя сам Никита это слово вряд ли одобрил бы. Для него каждый герой от баклажана до малой пичужки был абсолютно конкретен, со своей земной историей—этот овощ куплен в ближайшей «Пятерочке», эта птица прилетала под крышу дома на хуторе рядом с Судаком. В другой жизни Алексеев мог бы стать прекрасным орнитологом или ботаником, скрупулезно вносящим в блокнот перышки и клювики птичек или корневую систему растения. Внимание к деталям свидетельствует о равной ценности каждого момента жизни, а повторяющиеся мотивы—об их прекрасном однообразии. Появляющийся в некоторых сериях золотой, отсылающийк храмовым мозаикам, «натюканый» фон (Никита называл процесс создания фона из тысячи крохотных точек тюканьем), говорит о том, что и вороны, и овощи-фрукты уже находятся там, в «маленьком домике Над», который художник, как фараон египетский, методично обустраивал на свой вкус, год за годом изображая привычные и любимые вещи. Они нарисованы так, словно на них не действует сила тяжести. Они парят, легкие и совершенные.

Вот «Большая изумрудная морковка» из серии «Полудрагоценное» (2020), вот турмалиновая. В самих названиях—отношение художника к изображаемому. Вот «Чеснок» из серии «Мечты» (2020). О чем тут мечтать-то—купил, нарисовал или употребил по прямому назначению. Может, речь о мечте запечатлеть его избыточную красоту, продлить процесс рассматривания и растворения в предмете? Как-то я принесла в мастерскую Никиты в Соломенной Сторожке большущий упакованный в блестящую пленку помело. Через день читаю в его ленте на Facebook: «смотрел-смотрел на помело и отнес его обратно в “Пятерочку”». Таким не место в пантеоне избранных.

Магнетизм рисунков Никиты Алексеева кроется не только в зазоре между реальным и метафизическим. Он присутствует и в пространстве между изображением и текстом. Иногда весы кренятся в сторону картинки, иногда застывают в равновесии, как в серии с заснеженными деревьями, одинаковыми, как близнецы, но каждый со своей историей («я уже почти четыре года не был в Италии. жалко!», «я люблю отдаленный шум поезда ночью»), иногда — в сторону текста, и тогда появляются работы вроде «Я давно пришел к убеждению» из се- рии «Опыты рисования» (2008). Текст, изображенный на последней, хочется процитировать полностью. «Я давно пришел к убеждению, что рисование (и живопись тоже) это всего-навсего покрывание какой-то поверхности какими-то штрихами и пятнами одного или самых разных цветов. Все остальное, если задуматься, вторич- но. Все дело в том, как положены на поверхность эти штрихи и пятна. Есть множество разнообразных способов. Можно это делать например вот так. Но сколько штрихов надо сделать, чтобы вышел действительно хороший рисунок? И где остановиться? И что если штрихов должно быть именно 11.111».

Тут содержится отсылка к еще одному важному для художника свойству рисования — его процессуальности. 30 апреля 1976 года на берегу Черного моря в Крыму Алексеев сделал работу «7 ударов палкой по воде». Все его последующие рисунки можно уподобить расходящимся кругам по воде. Покрывание поверхности штрихами, пятнами, буквами, многократное повторение — способы исследовать время. Похожими вопросами задают- ся и все участники выставки «Служба времени. О природе длительности, преодоления и аффекта» в «Гараже». Поэтому посвящение ее памяти Алексеева вполне уместно. Так, Роман Опалка в 1965 году стал заполнять холсты числами. Начал с 1, на каком остановится, не известно — такая игра художника со временем жизни, которое само выберет последнее число. На выставке в «Гараже» представлен холст «Опалка 1965 1 — ∞. Деталь 5 332 889— 5 346 805. 2020». С каждой новой работой цвет цифр становится все менее ярким. Они растворяются в белом фоне. Никита ценил этого автора за схожесть задач. В «Гараже» представлена и работа-свиток Алексеева «Истории 53-20. 2020», размером 70 на 3700 сантиметров. Это тоже метафора жизненного пути, показанного через движение улитки по ночной земле.

На подписях ко многим работам, показанным в МАММ, Алексеев указывал год и день создания. Возможно, тяжелая болезнь вынуждали жить иным счетом—в той системе координат каждый день, что год. В результате дотошный зритель может ходить по выставке с телефоном в руке и соотносить день создания работы с записью в Facebook. Этим приемом воспользовались и кураторы, внедрив в экспозицию тексты из его ленты. Несколько лет назад Надежда Гутова собрала эти записи в книгу «В поисках Дерева Метлы» (издательство «Грюндриссе», 2018), замечательное чтение. Записи последних лет тоже тянут на отдельную книгу.

«Диалог. Ты когда-нибудь видел птицу?—Что за глупый вопрос! Что такое птица? Что такое птица, если говорить точно?» (из серии «Предсмертные рисунки». Тетрадь No 10. 24 ноября 2019). По сути, подобные диалоги можно вести у каждой работы Алексеева. Для него они не были праздными. |ДИ|