Тысячи иероглифических надписей на стенах египетских гробниц просят живого человека остановиться и всмотреться в профиль владельца усыпальницы, жившего, порой, пару тысячелетий тому назад. Задуматься и, самое главное, произнести поминальную жертвенную формулу, в которой опять прозвучит давно позабытое имя. «Ведь для тебя это — дуновение уст, а для меня — жизнь вечная».

Рен — «имя» — было основой культурной памяти на берегах Нила на протяжении всей истории государства фараонов. Не потому ли от Египта до нас дошло больше имен мудрецов, архитекторов, живописцев, скульпторов, чем от всего остального древнего мира? Знаменитый бюст Нефертити в синем парике — это мастер Тутмос, «хвалимый благим богом» — то есть царем, оставивший после себя в XIV веке до н.э. еще и подписанный автопортрет на стене собственной гробницы. Великая пирамида в Гизе — это зодчий Хемиуну, воспитанник целой династии царских архитекторов, живших на рубеже XXVII и XXVI вв. до н.э., а «окаменевшие» связки папирусных стеблей — колоннады храма бога Амона в Луксоре — это Аменхотеп сын Хапу, интеллектуал, гордившийся, что происходил из простой семьи, что личным другом царя Аменхотепа III, лик которого мы хорошо помним по петербургским сфинксам, его сделало его искусство, его усердие и талант. «Искусство не знает предела, — рассуждал в середине III тыс. до н.э. мудрец  Птаххотеп. — Разве может художник достичь вершин мастерства?»

Невероятное многоголосие, которое оставил Египет, заставляет нашего современника, увы, привыкшего к выдуманному Голливудом противоестественному миру мумий и многочисленных Клеопатр, задуматься. Поразительные эстетические идеалы, шедевры самого высокого уровня, — призывают остановиться. Великая драма о человеке и бессмертии его духа, о которой так много, так глубоко говорит Египет, почти никого не оставляет равнодушным.

Центр этого мира — золотые воды Нила, текущие и неизменные со времен богов. Поднимаясь по главной лестнице и входя в большой Белый зал музея вы, я уверен, были поражены его трансформации: вместо античных колонн — песчаные силуэты нечеловечески огромных колонн храма Амона в Карнаке, где каждый царь считал за честь что-то построить. Меж них «течет» иллюзия речных вод и, на ее фоне, стоит один из самых знаменитых памятников собрания — саркофаг Маху, «земледельца дома Амона», человека очень богатого и ушедшего в мир вечно живых со всем необходимым. Он был современником Аменхотепа III и видел, как строился Луксорский храм. Красноватое золото, покрывающее маску саркофага, таинственно светится, узкие, чуть удивленные, налитые глаза оторочены синим стеклом, зрачки из обсидиана кажутся живыми. Черную, смолистую поверхность саркофага «стягивают» золотые имитации лент мумии и иероглифические колонки молитв. На груди — протирает крылья летящая самка грифа — в череде египетских символов говорящая о божественной защите. «О мать Нут, — точеные иероглифы «бегут» от груди вниз, к ногам, — простри надо мной крылья свои, сделай меня звездой нерушимой…» И, конечно, имя — Маху, вписавшее этого человека, его саркофаг, крохотный эпизод его жизни в вечность. В музее есть еще один шедевр, связанный с ним, — погребальная маска с мумии. О ее реставрации мечтали поколения хранителей коллекции и вот, наконец-то, она вошла в экспозицию. Мумия, увы, до нас не дошла.

Масок на выставке очень много. Разных: и превосходных по своему исполнению и совсем простых, созданных, когда Египет уже угасал. Вместе с саркофагами, многие из которых публика увидела впервые, эти лики, покрытые золотом и простой краской, ждут гостя выставки по сторонам Белого зала, «вглядываясь» в посетителей – кто-то отрешенно и безучастно, а кто-то пристально и так по-человечески. Увы, в XIX столетии многие маски были проданы коллекционерам без саркофагов. Их банально выпилили из гробов, лишив той самой памяти — возможности произнести имя.

В апсиде Белого зала — мумии. Они лежат в полумраке, который скрывает несовершенство плоти, порой распелёнатой и обезображенной временем.  Теперь мы многое знаем о них. Срок жизни, болезни, причина смерти, пол… И все-таки, эта история совсем не про смерть, а про человека: все эти новейшие научные данные помешают кому-то увидеть в мумии чехол из ткани с телом, а раскроют забытую, порой поразительную историю. Например, в мужском саркофаге жреца Хор-Ха, оказалась мумия девушки. Блестящая цифровая реконструкция в одном из боковых залов выставки заставляет ее вновь обрести плоть, одеяние, на несколько секунд ожить и посмотреть потрясенным взглядом на обмершего посетителя, прежде чем рассыпаться песком, вновь уйдя в прошлое.

Минуя колоннаду, вы попадаете в мир египетской гробницы, архитектурный призрак которой возникает в экспозиции для того, чтобы стало понятно, где вход в «дом вечности», где ниши для заупокойных статуй, где стелы, на которых умерший, а вернее его Ка — жизненная сила — вечно вкушает хлеба мира иного, а где стоят жертвенники для подношений пищей, водой, драгоценными ладаном и миррой. На фоне тусклого золота, которое в Египте было символом бессмертия и нетленности, вновь делают свой шаг в вечность великолепные жрец Аменхотеп и его супруга Реннай, созданные гениальным и, увы, безымянным мастером, в XV веке до н.э. при фараоне-женщине Хатшепсут. Он воплотил их тела в эбеновом дереве, одеяния покрыл серебром, а украшения — позолотил. Удивительный взгляд инкрустированных глаз статуэток устремлен сквозь смотрящего на них, а надписи, опоясывающие постаменты, воздают им хвалу от имени жреца Аахеперкарасенеба, достойного сына четы, «оживившего имя» Аменхотепа, сделавшего все, чтобы «вдыхала ветер северный» Реннай. Эти поразительные шедевры — из собрания Владимира Голенищева, первого русского египтолога, покинувшего родину перед революцией, но оставившего России свои бесценные сокровища, ставшие частью благой памяти о нем самом.

Неподалеку — не менее знаменитые «плакальщики», из гробницы Хоремхеба — современника Тутанхамона, в горе по своему военачальнику понимающие ввысь переплетающиеся на рельефе руки и, наоборот, застывшие в ритуальных позах богини – Исида и Нефтида, воплощенные в расписном дереве и блестящем синем фаянсе, извечно плачущие по Осирису, брату и супругу своему, по богу, который по легенде первым принял смерть, первый был оправдан и первый провозгласил бессмертие для духа праведного человека. Стать Осирисом, отождествиться с ним, попрать смерть и взлететь в небеса, к богам и предкам, свободным как птица, мечтал каждый египтянин. Именно об этом, а не о смерти рассказывают тем, кто умеет читать, «Тексты пирамид» — древнейшее религиозное сочинение в истории человечества, фрагмент которого — известняковая плита с резными иероглифами, заполненными сине-зеленым пигментом вечной жизни, — представлен на выставке. «Текстам пирамид» вторит «Речение выхода в день», которое мы, вслед за арабами называем «Книгой мертвых»: превосходные, зачастую богато иллюстрированные папирусные свитки ждут вас, размещенные над саркофагами, в полутьме, там, где древним краскам не угрожает свет.

В «погребальной камере» «гробницы», которой завершается главная ось выставки, вновь мумии, однако не только человеческие, но и священных животных. Ястребы бога неба Хора, священные кошки богини Бастет — все они, по-египетски, ухем — «повторения», вместившие в себя частицу сущности богов, посланники в мир иной, которых, увы, часто приносили в жертву по просьбе паломника для того, чтобы передать его молитву. Над всеми ними царит Анубис — черный шакал, выполненный из дерева и богато расписанный, — потаённый господин некрополя, проводник и защитник всех ушедших в Дуат — мир иной. Когда-то, более трех тысячелетий тому назад, его несли в погребальной процессии, веря, что он поможет умершему стать Осирисом и, пройдя через испытания, обрести форму Ах — бессмертного духа, испускающего ослепительный свет.

В знаменитом египетском романе странствий, повествующем о событиях XX века до н.э. царь Сенусерт I просит вернуться в Египет друга детства, сбежавшего из страны в эпоху смуты. Главный подарок для египтянина, лишившегося любимой родины, о котором рассказывает в своем письме царь, — это идеальное погребение. «Подумай о дне погребения, о сопричислении к достоинству умершего. Получишь ты «ночь» и масла и погребальные пелены из рук богини Таит. Составят для тебя погребальную свиту, изготовят золотой гроб для мумии и возглавие гроба из лазурита, и небо напишут над тобою, и опустят тебя в деревянный ящик, и быки потянут тебя, и певцы будут шагать пред тобою. Будут плясать карлики у входа в гробницу твою. Прочтут тебе список заупокойных жертв, и вот — заклания многие у входа к жертвенникам твоим. Колонны гробницы твоей будут из белого камня…» И это вовсе не воспевание смерти, это совсем о другом — о том, что человек получит помощь при переходе через смерть; проще, благополучнее и быстрее там, в другом мире, обретет жизнь, которую так любит.

Размышляя об этом, стоит, не спеша, прогуляться по обеим сторонам колоннады, соединяющей «мир золотого Нила» и «гробницу». С одной стороны — ячейки, имитирующие «кабинет редкостей», наполненные многочисленными статуэтками богов и сосудами для внутренностей, амулетами и статуями египтян, на некоторых из которых написано не только имя, но и титулы человека, его должность, а значит — место в мире. Они только показывают все богатство египетской коллекции ГМИИ, но и заставляют вспомнить имена коллекционеров, благодаря которым эти собрания остались в России: В. Голенищев и Б. Тураев, А. Живаго, Л. Гинзбург и многие другие. С другой стороны — блестящая галерея «фаюмских портетов», которыми по праву гордится музей. Более ранние — почти скульптурные и поздние, уплощенные, иконописные, но не менее совершенные. Безымянные портреты тех жителей римского Египта, на глазах которых цивилизация фараонов, обремененная тысячелетиями истории, уходила в прошлое, чтобы вернуться к нам, в наше непростое время, через памятники и достижения науки. А значит, имена будут вновь произносить, биографии, написанные иероглифами, — читать и, возможно, чувствовать то неуловимо человеческое и пронзительно глубокое, чего так много в наследии Египта фараонов, шагнувшего в вечность.