Ида Спектор сидит на стуле, сложив на коленях руки. На ней платье сложной расцветки и тапочки с котятами. Ей 90 лет, она смотрит в камеру с некоторым напряжением от необходимости предъявлять себя. Ее портрет сделала Мария Груздева для московской части проекта «The Lonka Project. Человек под номером» и записала ее воспоминания. Ида Спектор родилась в Тульчине Винницкой области. В 1941 году отец убит на фронте, она с матерью оказалась в гетто и затем в концлагере Печоры. Все ее близкие погибли. Ида стала психиатром и живет в Москве. Несмотря на пережитое, ей удалось родить дочь, есть внучка. Она прекрасно помнит все, что происходило в лагере.

Международный фотопроект «The Lonka Project. Человек под номером», посвященный пережившим Холокост, начат фотокорреспондентами Риной Кастельнуво и Джимом Холландером в память о матери Рины Элеонор (Лонке), прошедшей пять концентрационных лагерей. Она мало рассказывала о пережитом, как и большинство жертв Холокоста. А с их уходом молчание становится полным. Преодоление этого молчания стало нервом и смыслом проекта. С 2019 года более 300 фотографов из 30 стран снимают портреты выживших и записывают их рассказы о себе. До Москвы выставки показывали в Нью-йорке, Берлине, Иерусалиме, Тель-Авиве, Вроцлаве.

Выставка в Еврейском музее проходит в узком длинном коридоре сбоку от постоянной экспозиции, задающем довольно жесткую рамку. Архитектурное решение бюро Planet 9 воплощено без излишней театральности и попыток выжать из зрителя эмоцию. Кураторы Нина Гомиашвили и Анна Патрисия Кан готовили выставку в ситуации ковидных ограничений, что подчеркивало распределенный характер и проекта, и работы по сохранению памяти. Коридор, будто бесконечный барак, просматривается насквозь. Стены покрыты принтом ржавого железа. Портреты разного формата, многие расположены на щитах, словно приоткрытых в разные стороны дверях, сквозь которые почти 70 героев снимков смогли найти выход. Зритель идет по коридору, читая более или менее пунктирные истории их жизней. Некоторые цитаты (на русском и родном языке) вынесены на перпендикулярные стенам плоскости. В конце, в тупике проектор показывает Мемориал депортированным — вагон для скота на рельсах, обрывающихся в пропасть, в котором перевозили евреев в лагеря уничтожения. Он находится в Яд Вашем, мемориальном музее истории Холокоста.

Герои снимков ничем не похожи друг на друга. Член агентства «Магнум» Жиль Пересс, снимавший войны и национальные конфликты, автор книги «Власть в крови», сделал в Нью-йорке портрет Рышарда Горовица, родоначальника компьютерной фотографии.

Черно-белое фото, где у Горовица две тени, одна — отражение в зеркале, тревожно дублирует реальность. Семью Горовица спас Оскар Шиндлер.

Еще один член «Магнума» Алек Сот пять лет спускался по Миссисипи, снимая тех, кто живет вокруг. На выставке его портрет Адама Хан-Горского. Адам родился в 1940-м во Львове, попал в гетто, в 1943-м его спасла няня, рискуя жизнью, растила его как своего ребенка. Хан-Горский снят в Миннесоте, на заднем дворе дома, приспособленном для боксерских тренировок. Ему трудно дать 80 лет.

Кроме Груздевой в проекте приняли участие три российских автора. Анна Шмитько сняла режиссера Каму Гинкаса: он родился в Каунасе в 1941 году, в три месяца попал в гетто, откуда его семье удалось бежать. Драматург Александр Гельман (р. 1934, Бессарабия, сейчас Молдова) запечатлен Ольгой Изаксон, лирический, мечтательный портрет. Гельман потерял в гетто всю семью, кроме отца. Егор Заика снял Олега Мортковича, нефролога, главу Московской общественной организации евреев — бывших узников гетто и нацистских концлагерей, на фото он выглядывает из-за березки. Морткович родился в 1939-м в Винницкой области, в 1943-м его родителей расстреляли, одинокая украинка из соседнего села год прятала его под полом. После войны он вернулся к родным, и только в 2010 году узнал историю своего спасения.

Есть на выставке и портрет Хесси Тафт, «самого обаятельного арийского ребенка». Известный берлинский фотограф Ханс Баллин знал, что она еврейка, и отправил ее младенческий портрет на конкурс в журнал, издаваемый нацистами, чтобы их высмеять. Хесси на снимке держит в руках обложку этого журнала.

«Я не рассказываю своим детям о Холокосте. Просто не говорю об этом». «Я скрыла, что родилась в Аушвице». «Ему сегодня 96 лет, и он до сих пор не может рассказывать о своем прошлом». «Понадобилось 40 лет, чтобы найти в себе силы поделиться тем, чему он стал свидетелем». Это цитаты с выставки. Ответ на вопрос о природе молчания можно найти в тексте исследовательницы Холокоста Ксении Полуэктовой-Кример в книге, важной части проекта «Лонка». Страдания выживших не оканчивались с момента освобождения из лагерей или гетто. Им предстоял длительный путь возвращения самоуважения. «Потеря жертвой человеческого облика, отвращение, которое человек начинает испытывать к самому себе вследствие ежедневной пытки грязью, смрадом, голодом и страхом, облегчает убийцам задачу» (Полуэктова-Кример).

Нечеловеческое или античеловеческое требовало соответствующего способа выражения. После Освенцима искусство не погрузилось в немоту, немы стали выжившие. Узники лаге- рей оказались исключенными из всех конвенций: они подверглись расчеловечиванию, большинству некуда было возвращаться. Если их дома сохранились, там были новые хозяева. Их ментальные и душевные страдания не брала в расчет медицина и не признавала культура. Многих коснулось «обвинение жертвы», таков тогда был моральный императив (вы выжили, потому что сотрудничали с нацистами, потому что лучшие погибли). Даже в Израиле они долгие годы были людьми второго сорта, в том числе из-за душевных проблем, физической слабости. Только после процесса 1961 года над Адольфом Эйхманом, отвечавшим в СС за «окончательное решение еврейского вопроса», свидетельства выживших стали важной частью дискурса о Холокосте и смогли вернуть им голос и достоинство.

Проект «Лонка» дает возможность услышать голоса последних свидетелей. Здесь фотография фиксирует не только событие, но бытие. Чем дальше во времени отступает Катастрофа, тем более развиваются социальные науки, психология, антро- пология. И тем яснее становится, что коллективная мораль и саморепрезентация общества определяются во многом сиюминутными задачами и нужно очень внимательно и часто смотреться в зеркало, чтобы вовремя заметить признаки транслируемого зла. И что огромная работа по принятию другого, а до того — признанию права любого на существование не только не закончена, но как будто толком и не начиналась. |ДИ|

ДИ 2-2022