Сергей Филатов о звуках слышимых и неслышимых.
|
Светлана Гусарова: Сергей, в названии выставки вы зафиксировали акт коммуникации именно со звуком.Почему сделали такой акцент?
Сергей Филатов: На выставке в процесс вслушивания включены абсолютно все: зрители слышат, как звучат объекты, а сами объекты — зрителей и друг друга. Такой природный принцип взаимодействий. Звуки инсталляций в разных залах второго этажа «Вся красота, вся мудрость мира — внутри тебя», «Плоды времени» и «Соноры» смешиваются, образуя ансамбль. Все вместе они очень тонко передают возвышенные ощущения. Проводя лабораторные эксперименты, я наблюдаю непрестанное взаимодействие разных материалов и механизмов. Многие аспекты этого процесса скрыты, неочевидны, но при определенном усилии удается их выявить.
Гусарова: Теоретик музыки Анатолий Рясов писал: «Нужно признать, что музыка — крайне неудобная и ненадежная форма коммуникации». А со звуком как дело обстоит?
Филатов: Звуковой месседж не универсален и может трактоваться по-разному. Звуком можно творить чудеса. Музыка тоже создает определенные состояния, и каждый, исходя из внутренних настроек, на них откликается. Кому-то нужна сложная деструктивная музыка, кому-то примитивная. Будучи сонастроеным с определенной частотой, я чувствую звук по-своему. Не напрасно ведь существует целый ряд практик звукотерапии, когда работают только со звуком, им воздействуют на психику, эмоциональное состояние.
Гусарова: Вы тоже изучаете эмоциональное воздействие звука?
Филатов: Я подхожу к звуку как к художественному средству: это не терапия и не шаманство. В первую очередь я художник, ищу особенные, редкие сочетания, исследую различные технологии, которые могут пробуждать звук внутри материи. На выставке показаны разные принципы генерации звука. Этому я учусь у природы: наблюдаю за множеством звуков, как они формируются, живут, смешиваются. Некоторые соотношения меня вдохновляют, трансформируются, переосмысливаются и находят художественное воплощение с помощью самых странных приборов и материалов. В природе звук рождается из движения, без динамики ничего не произойдет. Поэтому ищу технологии, позволяющие материи двигаться и, как следствие, звучать. Я использую различные шаговые двигатели, моторы-эксцентрики, электромагниты, которые могут передавать импульс в объекты. В работе «Орфей. Песнь китам» за счет вращения маховика с фиксированными магнитами происходит колебание четырех вертикально натянутых струн. Но на выставке в ММОМА у меня не было задачи объяснить рождение звука, потому что проект не про технологии, а про звуковую среду. Я очень ответственно отношусь к ее созданию и пытаюсь найти универсальный язык для коммуникации — художник, среда, объекты, зритель и обратно.
Гусарова: Вы давно исследуете природу звука. Как за это время изменилось его понимание?
Филатов: Самое важное, что понимание звука вообще пришло ко мне. Это случилось не как вспышка или озарение, а поэтапно. В юношеские годы я слушал разную музыку, но в какой-то момент понял, что мне важно, какую энергию она несет, и начал анализировать музыку с точки зрения состояний и возникающего резонанса. Открыл для себя много прекрасных музыкантов, которые работают в жанрах эмбиент и новая классика, создают сложные красивые звуковые комбинации. Мне долго нравилось быть на этих волнах. Но однажды пришло другое ощущение, и во время медитации я стал обращать внимание на звуки, которые меня окружают. Примерно с 1998-го начал ездить в предгорье Гималаев, где погрузился в самоисследование. Режимы тихого созерцания в монастырях и храмах, на природе открыли возможность слышать глубоко, внимательно.
Гусарова: Кто ваши родители?
Филатов: Я родился в семье художников. И логично было бы пойти учиться в художественный вуз, но я выбрал Военно-морской инженерный институт в Пушкине, факультет дизельных энергетических установок, о чем ни капли не жалею, потому что тот опыт, который я получил, оказался необходим в последующем. Благодаря ему я пришел к искусству интегральному. Все, чем занимался в техническом вузе, однажды объединилось с опытом художественным. Сама жизнь сформировала новую историю из не предполагающих пересечения областей.
Гусарова: Вам интересно дать беззвучному материалу голос?
Филатов: Этот процесс меня вдохновляет. Ко мне приходит объект, я его исследую на предмет звука. Если звучание интересное, хочется этим поделиться, сделать произведение. У меня много работ с апсайклом, часто задействую какие-то компоненты уже существовавших систем — корабельное или оптическое оборудование, или кварцевые диски, как в работе Parallel Touch (2017), добытые на оптическом заводе. Они теперь чудесно звучат, соприкасаясь со стеклянными шариками, а их должны были утилизировать. В «Мерцаниях» (2019) генераторами звука являются элементы охлаждающего оборудования, электромагнитные излучения которых переводятся в слышимый диапазон. У всех этих предметов была прошлая жизнь, которая сегодня изменилась, и это я тоже ценю.
Гусарова: Технологии постоянно усложняются. Это приводит к усложнению звучания?
Филатов: Технологии развиваются, но я не слишком следую за ними, для меня главным остается то, о чем художник говорит. Устройства, материалы, технологии — все это инструменты, средства выразительности. Я выбрал для себя несколько принципов, с которыми интересно работать, и время от времени расширяю палитру. Мои исследования не связаны с ультрасовременными технологиями, ценным остается взаимодействие частей, раскрытие тембров, акустических свойств материалов.
Гусарова: Все делаете в одиночку?
Филатов: Сам исследую материалы, технологии, обнаруживаю новые принципы звукоизвлечения, взаимодействия с окружающей средой, которая продолжает делать мне множество подарков. Многое приходит неожиданно, случайно. Как будто какой-то элемент, компонент ждал меня, и потом стал сердцем работы. Удивительно, да?
Гусарова: У вас лаборатория в Москве?
Филатов: Техническая лаборатория в Москве, но я часто выезжаю на Кавказ и в Гималаи учиться слышать, чувствовать и не думать, что важно. В горах я приобщаюсь к состоянию внутренней тишины, которая помогает объемнее воспринять мир, видеть в нем больше оттенков. Пути художника и практика-исследователя неразрывно связаны, одно поддерживает другое.
Гусарова: Вам интереснее работать с герметичным пространством белого куба или делать сайт-специфик инсталляции?
Филатов: У меня было несколько сайт-специфик инсталляций: на фестивале «Аланика» во Владикавказе показывал музыкальный инструмент для реки Терек, в рамках «Арт Проспекта» в Петербурге — звуковую инсталляцию в шестиметровой арке жилого дома (SeedShaker: в ожидании благоприятной среды и подходящего времени, 2019). Место формирует какие-то резонансы, и я ищу художественное звуковое решение для коммуникации. На контрасте с белым кубом реальная среда переполнена своими звуками, и опыт наблюдения жизни объекта в ней ценен и непредсказуем.
Гусарова: Работа в белом кубе тоже, наверное, таит сюрпризы?
Филатов: Звучание выставки в ММОМА сформировалось продуманно-непродуманно. Невозможно предвидеть все, можно только предполагать. Скажем так, я знаю, как звучат мои объекты, понимаю, как они работают, как будут соотноситься с пространством. Монтаж проекта запускает жизнь внутри этой системы, и результат может отличаться от задуманного. Всегда возникает элемент импровизации, неучтенного. Высота от пола до потолка, тип пространства, ротонда или куб — масса факторов влияет на восприятие объекта. Выставка обретает законченный вид, внешний и звуковой, когда все инсталлировано и зафиксирован последний осветительный прибор.
Гусарова: Многие ваши работы так странно называются. Например, «Белокрылый звездохват / Обнимает мирумир / Где коснется тамитут / Облаков ему не счесть». Это вообще о чем?
Филатов: Это стихотворение сопровождает работу «Соноры». Я бы не хотел расшифровать поэтический текст. Каждый свободен трактовать его по-своему. Если вас интересует моя интерпретация, то белокрылый звездохват — огромное существо, выходящее за рамки материальных ограничений. Его возможности таковы, что он может объять все, что есть в этом мире. Он не страшный, он нас обнимает и присутствует всегда во всем и везде. В жизни есть вещи, которые легко интерпретировать: вот стул — увидел, понял и дальше пошел. А на выставке собраны сложные объекты, которые могут быть прочтены на основании собственного опыта. Мое видение — это видение художника, проявившего их свойства. Я взаимодействую с пространством и не хочу выделять себя как единицу, которая за все ответственна. В конце концов, я инструмент, находящийся в постоянном взаимодействии с миром. Хожу и удивляюсь, как это все вокруг происходит. |ДИ|