Открытая в конце декабря прошлого года выставка на четыре этажа по сути стала долгоиграющей «постоянной экспозицией» фонда Ruarts на ближайшие полгода. Собрана она из работ трех десятков художниц: представлены в проекте программно только женщины (исключение лишь одно, у работы Ирины Петраковой в скобках указан соавтор Дмитрий Скопинцев). Анна Журба, курирующая выставку, таким образом предполагает сделать вклад в борьбу с гендерным неравенством и параллельно поддержать участниц. Часть показываемых произведений, как заверяют в пресс-релизе, будет приобретена в коллекцию институции.

Вынесенная в название тема объясняется через отсылки к Войду Волопаса, также именуемому Великой пустотой или самым темным местом во Вселенной — астрономическому объекту, обладающему «парадоксальными» свойствами. В этой сферической области на данный момент обнаружено около 60 галактик (в реальности их может быть больше), но по сравнению с окружающей Вселенной плотность их расположения столь низкая, что при использовании недостаточно мощных инструментов наблюдения кажется, будто там действительно ничего нет. Эта обманчивая пустота легко проецируется на ситуацию с гендерной диспропорцией в искусстве: художниц вроде бы много, а вроде их и нет. И чтобы увидеть женщин, требуется, по мнению Журбы, сфокусировать внимание исключительно на них.

Среди прочих кураторских аллюзий — фильм «Великая красота» (2013) итальянского режиссера Паоло Соррентино, книга «Философия пустоты» (2014) американской исследовательницы Гэй Уотсон, буддизм, нигилизм. Все это накладывается на ситуацию безвременья, провала между эпох, которую переживают сегодняшние люди. Один большой нарратив завершился, а другой так и не начался — или мы просто пока не различаем его черты. То есть пустота тут выступает метафорой вовсе не безжизненного вакуума, а скорее эдакого бульона не сложившегося, постоянно мутирующего существования, из которого должны явиться формы будущего. Такой заход неплохо ложится на материал выставки.

Экспозиция состоит из трех разделов. Часть, расположенная на верхнем этаже, носит название «Утрата, исчезновение, невидимость, агрессия». Здесь представлены и деформированные или уничтоженные изображения лиц в рамках (Маяна Насыбуллова, «Утеря образа», 2021–2022), и размышления о репрессиях в виде старинного группового портрета с красными мешочками вместо лиц (Ирина Нахова, «Руководящий состав», 2013), и запечатленные карандашом на листах бумаги вывески учреждений, будто бы становящихся призрачными (Александра Галкина, серия «Фроттажи», 2010), и драматичные рисунки животных в клетках (Ольга Чернышева, Winking, 2019), и шутка на тему абстракции — пустотные холсты, где показаны следы от исчезнувшей мебели (Александра Паперно, «Здесь стояло пианино» и «Здесь висел ковер» из серии «Стены», 2010). 

Этажом ниже разместился раздел «Меланхолия и затерянность во времени», куда включены, например, рисунки Таисии Коротковой с советскими военными объектами в окружении флоры (серия «Темный лес, волшебные помощники», 2021), вешалка-стойка с одеждой Ани Желудь (Floor Handler, 2021), фотографии Оли Кройтор с висящими в воздухе газетой, чемоданом и шляпой, у которых явно испарились владельцы (серия «Лишние», 2015–2019), и пустые клетки, посвященные вымершим видам птиц, которые все же поют в записи (Катя Исаева, «Утренний хор», 2018–2022).

Наконец, второй и первый этажи рассказывают об «Обретении видимости,созидании из и в пустоте». Екатерина Муромцева рисует «тени» работников художественных институций («Как стать невидимым», 2020). Лиза Бобкова кричит, стоя в заснеженном карьере, — пытается подтвердить этим жестом свое существование («Я здесь», 2021). В видео Айдан Салаховой, которое проецируется на ее же картину, от статичной фигуры отделяется ее призрачный двойник («Саспенс», 1998). Тут же расположена ее скульптура — кусок сложенной ткани, свисающий с деревянного стола, правда, ткань на поверку оказывается мрамором («Белое № 3», 2012). Эта работа, кстати, зарифмована с похожим объектом, находящимся на верхнем этаже, в первом разделе выставки. Речь идет о классическом венском стуле, на котором лежит смятая белая «Майка» (2020–2021) Елены Артеменко — тоже вовсе не ткань, а мрамор.

Несколько проектов проходят лейтмотивом сквозь всю экспозицию. Во-первых, в каждом из трех разделов стоит по объекту Ангелины Меренковой. Это искаженные, но все равно узнаваемые ограждения, которые каждый москвич и гость столицы видел на улице или в метро, на праздниках или протестах. У Меренковой они теряют звенья и симметрию, гнутся и плавятся. Во-вторых, на лестничном пролете звучит аудиоинсталляция «Знать такая моя долюшка» (2022) Ирины Петраковой (и Дмитрия Скопинцева). Непрофессиональные певцы-мужчины исполняют женские арии из произведений Петра Чайковского. Обе эти работы создают сдвиг в восприятии реальности. До оскомины знакомые вещи и культурные коды, кажущиеся непреложными и неизменными, вдруг начинают медленно растворяться, поскольку становится видима абсурдность их оснований. |ДИ|

ДИ 1-2023