Все уже сформулировано до нас

Классика, как всегда, отвечает на сегодняшние вопросы. Сто лет назад, осенью 1923 года, в русскоязычном берлинском журнале «Беседа», который издавал Максим Горький, вышел обращенный к советским писателям манифест «На Запад!». Его 22-летний автор Лев Лунц умер через год от болезни мозга, оставив сравнительно небольшое, но интереснейшее наследие. Один из создателей и чуть ли не главный идеолог литературной группы «Серапионовы братья», он вначале прочитал текст «На Запад!» в виде доклада на собрании объединения в декабре 1922-го, а позже, будучи на лечении в Германии, предложил его Горькому, который этому направлению симпатизировал. Если убрать детали и всякие контекстуальные моменты, суть статьи сводится к ряду тезисов. В современной Лунцу русскоязычной литературе все плохо с интригой, фабулой и вообще занимательностью. Писатели любят психологию и идеи (в первые десятилетия ХХ века добавились еще языковые игры) — и откровенно не любят читателей, душат их скукой и нудятиной. Виноваты в этом литературные критики, которые учили видеть у условного Льва Толстого или Федора Достоевского «мысли», а не повороты сюжета. При этом у названных писателей (и вообще изначально в русской литературе) интрига и фабула присутствовали — да еще какие! Но критика настроила читательскую оптику так, что собственно занимательность не видна: человек открывает книгу и видит фигу — сразу же ищет большие идеи и социальные вопросы, а что на страницах книги непосредственно происходит, его не интересует. В результате к началу ХХ столетия практически вся русская литература превратилась в недофилософию без художественных достоинств (Лунц намеренно гипертрофирует и нагнетает). Раз традиция занимательности в отечественной прозе прервалась, критик видит решение в учебе у западных авторов последнего столетия и современников, особенно мастеров самых «низких» жанров — например, детективов или авантюрных романов. Вначале отечественные писатели неизбежно будут подражать, а потом, возможно, начнут выдавать оригинальные фабулы. Важный момент — Лунц требует, чтобы писатели, которые будут учиться занимательности, отказались на время от психологии, романа идей и языковых игр: «перегнем палку в другую сторону»,— призывает он. 

На этот любопытный крик души умнейшего Льва Лунца тогда по-настоящему откликнулись единицы, но зато какие —например, другой «серапионов брат» Вениамин Каверин, создавший по заветам манифеста «На Запад!» действительно великую книгу «Два капитана» (1938–1944). Но сегодня основной пафос той статьи вполне можно отнести к художественному производству. Ведь кризис в изобразительном искусстве сложился по той же линии. Мало обладать воображением, необходимо упаковать его в такие формы, которые могли бы сделать предложенные образы интересными зрителям, а не критикам, выискивающим «социалочку» и пресловутые идеи. И художники, в отличие от писателей начала ХХ века, явно справляются лучше и с обучением занимательности, и с изобретением оригинальных способов сделать работы запоминающимися, и с созданием интриги. 

О грустном 

На протяжении первых десятилетий XXI столетия во многих выставочных проектах участвовали фильмы группы «Что делать?» (Дмитрий Виленский, Ольга «Цапля» Егорова, Николай Олейников и многие другие). В первую очередь, трилогия «Перестройка Зонгшпиль. Победа над путчем» (2008), «Партизанский Зонгшпиль. Белградская история» (2009) и «Башня. Зонгшпиль» (2010). Были и другие видео, но именно эти составляют образцовые произведения коллектива. Слово «зонгшпиль», использованное в названиях, отсылает к концепциям Бертольта Брехта и его эпическому театру. И тут происходит короткое замыкание: немецкий автор подражал популярным, если не сказать популистским жанрам — мюзиклу, народному театру, эстетике ярмарок и кабаре, голливудской слезовыжималке. Брехт хотел агитировать и выбирал для этого те способы подачи, на которые будет валом валить народ. Что делали участники «Что делать?», якобы у него учившиеся? Они сняли три скучнейших фильма, которые будто бы специально созданы так, чтобы их смотрело как можно меньше людей, чтобы их не запоминали, чтобы говорили о них только узкие специалисты — такие же поклонники невыносимого занудства. А «Что делать?» еще и учили тому же молодых художников — благо, некоторые из их студентов в итоге пошли другим путем, но, к сожалению, большинству из них не повезло: такое образование подкосило их в профессиональном плане. 

Летом 2010 года в газете «КоммерсантЪ» вышла статья критика Валентина Дьяконова «Новые скучные». Автор сообщал, что обнаружил новое направление российских художников. Практически все они выпускники Института проблем современного искусства, последователи ведущего преподавателя этой арт-школы Стаса Шурипы (отчего тогда их в шутку стали называть «шурипианцами»). Дьяконов выбирает направлению довольно конкретное имя. Он указывает, что на «новых скучных» сильно повлияла западная академия: и действительно, в тот момент многие студенты ИПСИ ездили учиться в шведскую академию Валанд по программе, которую устроил Шурипа. Чему же они там научились? «Идеологически они против гламура и искусства как товара, — пишет Дьяконов, — стилистически близки заокеанскому концептуализму 1970-х». Перевожу на русский язык: они вынесли из этого обучения, что надо воспроизводить «искусство идей» сорокалетней давности. Внутри художественного сообщества об этом говорили примерно так: «Пойдем на выставку!»—«А что там будет?»—«Как обычно: палочка-веревочка». Надо сказать, что большая часть «новых скучных» безвозвратно канула в лету. Те, кто остался на плаву, перестали создавать «палочки-веревочки». Так поступил, например, Арсений Жиляев, который когда-то очень гордился коллективным прозвищем, полученным от Дьяконова, но потом с радостью от него отказался. Сам Шурипа — совместно с одной из тех, кого включали в число «новых скучных», Анной Титовой — создал в 2015 году группу «Агентство сингулярных исследований» (АСИ). Коллектив занялся диаметрально противоположными вещами: стал веселить, развлекать, воображать, мистифицировать. Глава «новых скучных» сказал скуке «нет». 

Хотя два описанных сюжета остались далеко в прошлом, это не значит, что агитация за скуку ушла из помыслов критиков, кураторов и преподавателей арт-школ. Как ни странно, эта традиция глубоко укоренилась на отечественной арт-сцене и сильно влияет на художественную жизнь до сих пор. 

Даешь формализм! 

Вдоволь насмотревшись на тупики постконцептуального искусства, автор настоящего текста в середине 2010-х перешел на позиции, которые у нас принято порицать, используя ярлык «формализм» вслед за погромной критикой сталинских времен. Пускай! Лучше быть за «безыдейный формализм», чем за невыносимую скуку и перепевы концептуализма 1970-х. Как в своей время сформулировал Лунц, нужен перекос в другую сторону, чтобы перебить первоначальное искажение. 

В середине прошлого десятилетия в искусстве по всему миру начался крупнейший переворот, который художественная критика, привыкшая к левой, прогрессистской риторике, по инерции окрестила «реакционным». Действительно, молодые авторы стали делать яркие работы, которые могли вообще не обладать считываемым с первого взгляда политическим посланием, чего та самая критика от них яростно требовала. Художники захотели создавать классные вещи — и все, никаких довесков высоких смыслов. Наслаждение от смотрения на произведение перестало быть грехом. Текстуальное разжевывание каждого плевка на выставках ушло в прошлое — лучше смотрите само искусство. Фокус внимания сместился на материальные решения проекта: уважение стали вызывать не неуклюжие «палочки-веревочки» со сложнейшими историческими аллюзиями и не несмотрибельные видео на политически выверенные темы, а качественно сделанные работы. Зрелищность из ругательства превратилась в адекватную характеристику произведения. 

Исходя из такого переосмысления эстетики сегодняшнего дня, начали иначе смотреть на искусство прошлого. Взгляд с, казалось бы, безальтернативных концептуалистов и минималистов сместился на авторов, которые делали что-то свое параллельно. Каких-нибудь припозднившихся модернистов, нонконформистов и всех других, кого постконцептуалистская версия истории искусства скидывала на обочину магистрали «современного искусства». Само это последнее понятие потеряло всякий смысл к началу 2020-х. 

Итак, в другую сторону от концептуализма художники уверенно ушли. Далее победившее «искусство форм» обратилось к безграничной кладовой воображения. Сравнимого количества находок, неожиданных образов, как сейчас, в художественной жизни не наблюдалось долгими десятилетиями. Теперь же нужно учиться — позаимствуем слова у Лунца — интриге и фабуле. 

Об удачном 

Может показаться, что интрига и фабула возможны исключительно в протяженном действии и что для этого лучше всего подходят так называемые экранные искусства — в частности, нарративное видео. Но как раз этот жанр стремительно сошел со сцены к концу 2010-х. Зато набрало силу объектное искусство. Возможно ли сделать занимательный объект? Чтобы и фабула, и интрига, и зрители кайфовали. Да, это вполне по силам даже начинающему художнику. Было бы желание. 

В октябре — ноябре этого года на двух групповых выставках в Москве, вначале на проекте «Один-Один» в муниципальной галерее на Песчаной, а затем в рамках выставки Out of Town в независимой галерее Devyatnadstsat’, был показан объект «Феникс» (2023) Евгении Болюх. Небольшой деревянный домик свисает на леске с потолка. Его стены и крыша обработаны по традиционной японской технике — простым обжигом. Оттого строение выглядит элегантным, но одновременно создает саспенс. Впрочем, для интриги тут много спусковых крючков: распахнутая дверца домика имеет шпингалет. Теоретически можно закрыться внутри, но для этого надо быть лилипутом. Снизу из домика растут то ли щупальца, то ли корни из ткани. Кроме того, на первом показе художница положила внутрь строения несколько бусин, но уже на втором — только одну. Здесь есть целая история. Она скроена крайне умело. Объект притягивает взгляд, не оставляет безучастным. 

В той же галерее Devyatnadstsat’ в августе — сентябре шла выставка Яна Посадского Night Rider. Там был использован меметичный образ Николаса Кейджа из фильма «Призрачный гонщик» (2007) по мотивам марвеловского комикса. Вообще, Посадский максимально эксплуатирует образы из массовой культуры. А Кейдж уже давно не просто актер, а ходячий мем. Но центральным объектом проекта стал не человек, а трехметровый мотоцикл в натуральную величину— копия «Харли-Дэвидсона». Его пенная основа покрыта слоем спичек, это крайне огнеопасный объект. И автору несказанно повезло, что ни мастерские музея «Гараж», где Посадский долго создавал эту работу, ни галерея, где он ее показывал, не сгорели к вящей славе искусства. Однако предавать огню мотоцикл где-то в безопасном месте художник не готов, как его ни уговаривали. Как бы то ни было, работа эта врывается в соцсети и с неизменным успехом набирает тысячи лайков, хотя сам фильм никто уже не помнит. На одной из фотографий Посадский с обезумевшим, как у Кейджа, лицом восседает на мотоцикле. Его друг, тоже художник, пошутил, что автор сделал работу ровно для этого кадра и мимолетного ощущения в образе. Если действительно так, это просто замечательно. 

Для выставки «Архипелаг Грез», которую автор настоящей статьи как куратор собрал в этом году в Казани и Самаре, художники из екатеринбургского художественного объединения «ГУй» Мария Плаксина и Егор Ефремов предложили оригинальный объект, который в прессе и зрительских отзывах часто именуется «хитом» проекта. Работа называется «Островымя (коровушка)». Это действительно корова (тоже в натуральную величину) — глинобитная, на деревянном каркасе, свисающая с потолка. Вместо вымени у нее казан, из которого сделан дачный рукомойник, но не с одним, а четырьмя клапанами. Если их чуть поднять, польется вода. Она падает в стоящий под коровой чан на ножках (это и есть «гуй», тип специальных китайских сосудов), тоже глинобитный, с зеркалом в емкости для воды. Еще там гениальная по простоте, практичности и надежности система залива воды в корову и слива воды из чана, но раскрывать не станем. Рядом лежат два полуметровых теленка, у них человеческие руки. Они смотрят на то ли небесную, то ли хтоническую корову. Трудно описать, какое счастье светится в глазах зрителей, соприкасающихся с этим объектом. Некоторые даже визжат. 

Примеров не то чтобы много, но число их растет. Кураторы и художники параллельно учатся делать и выставки с интригой. И чтобы экспозиция была занимательной. Так, московская галерея Fabula, чье название намекает, что в описанных процессах присутствует некий высокий промысел, на глазах совершенствуется в создании выставочной «фабулы». У них даже новое пространство похоже на площадку для театральных представлений, концертов  экспериментальной музыки или рейвов — бывший огромный ангар для грузовых автомобилей. На вернисаже первой прошедшей там выставки «Вечеринка в гараже» художницы dashkamonashka в августе этого года две гиперреалистические картины среднего размера в огромном темном пространстве подсвечивались не привычными софитами, а фарами джипа с распахнутыми дверями. Аудиосистема машины выдавала громкую танцевальную музыку, а в багажнике лежала гора «макдачного» фастфуда, которым угощали зрителей. Из открытий, экскурсий и сеансов показов выставок Fabula старается сделать шоу разного масштаба и жанровой специфики. И такая стратегия находит отклик у зрителей, число которых постоянно растет. 

В общем, новое искусство движется в правильном направлении. А чем заняты вы, деятели культуры?   |ДИ| 

ДИ 6-2023