Пейзаж 

Типичная горизонталь касания земли и неба, за которой я возвращаюсь в Кировскую область после переезда в Москву в середине нулевых. Мне стало казаться, что видеть горизонт — один из лучших способов сохранить здравомыслие. В природе всегда есть ориентиры, с которыми человек может соотнести свои силы: например, дойти до границы леса и успеть вернуться засветло, найти тропинку или продираться сквозь заросли. В городе обманчивое обилие способов преодоления пространства легко сбивает с толку, лишает возможности видеть цель. На природе же каждый один и сам отвечает за принятое решение, ведь на многие километры никого нет. Сразу видны твои следы, выбранное направление. Приходится думать, нарушать ли чистоту и совершенство горизонтальной поверхности. 

Деталь 

Я пыталась переосмыслить свое место в пространстве, где провела детство и начала рисовать в 11 лет. Поле стало моей территорией проживания возрастных и природных изменений. Внутренний мир прорастал в окружающее пространство, присваивая его, становясь его частью. Там я изучала законы перспективы, сферического построения купола неба. Стоя посередине поля, я чувствовала себя человеком Леонардо, только не в двухмерной плоскости, а во всех вообразимых плоскостях. Фантазия трансформировала его в поле общечеловеческой истории. 

На этой работе знаменитый борщевик Сосновского. Опасный для человека и животных, он заполонил почти все доступные территории, все, что было брошено или не приводилось в порядок десятилетиями. В первый год пандемии монструозный борщевик достиг трех метров в высоту, словно почуяв запах слабости человеческого вида, спрятавшегося в самоизоляции. 

Портрет 

Писать портреты я начала в 2013 году. Сначала это были автопортреты, сделанные в поле у деревни Вага в Кировской области. Со временем автопортреты сменились портретами. Постепенно выработался их формат: персонаж стоит спиной к зрителю, лицом к пейзажу. Он как обезличенный проводник — вы будто стоите в шаге за ним и вместе всматриваетесь в пространство пейзажа/картины. Каждый герой изображен на фоне пейзажа, оказавшего на него большое влияние — кто-то родился в этих местах, взрослел, изучал их, переосмысливал. Каждый выступает в роли человека деятельного, меняющего пространство. 

Илья Корчажкин восстановил дом своей семьи в пойме Клязьмы во Владимирской области, постоянно приезжает туда и много делает, чтобы у людей появился интерес к этой территории. Павел Отдельнов в проекте «Внутреннее Дегунино» рассказал о промышленных территориях на окраинах Москвы. Федор Тощев работает над большой фотосерией, связанной с темой памяти и ее хрупкости на примере затопленных территорий Рыбинского водохранилища. 

Андрей Малахов занялся возрождением культурной жизни его родного города Апатиты. Егор Плотников много лет исследует пейзаж в окрестностях села Фатеево Кировской области, ищет новые способы сделать жанр пейзажа более адекватным для восприятия нашими современниками. Юлия Гамольская и Анастасия Панова меняют художественный и культурный ландшафт Нижнего Новгорода, продвигая творчество местных художников. Работая над проектами, связанными с территориями, мы немного присваиваем их себе, начинаем чувствовать за них ответственность. Перестаем быть наблюдателями и становимся деятелями. 

Сообщество 

Мои бабушка с дедушкой получили землю в садовом товариществе «Энергетик» в 1966 году от ТЭЦ 4, где работал дед, в 14 километрах от Кирова, невероятно близко от города по современным меркам. Территорию поделили и разыграли в лотерею, достался участок около леса. Товарищество подразумевало объединение владельцев земли. Был избран председатель, провели электричество, воду, дали автобус, организовали площадку для развлечений с прудом, по вечерам на улицах ходили дежурные для пресечения пожаров и грабежей. Поначалу все было хорошо. Потом председатель стал торговать участками: ушла общественная земля, потом заглубились в лес. Когда махинация всплыла, председатель исчез вместе с заработанным. 

Вторая волна оживления случилась в 1980-е, когда у всех появились внуки и их стали отправлять на свежий воздух и полезные работы. Я с бандой сверстников провела там много летних сезонов. Помню чувство абсолютной безопасности и беззаботности. Мы бегали по участкам, играя в прятки и войнушку. К садовым работам нас тоже привлекали, но мягко. Тем не менее мы усвоили пословицу «не потопаешь — не полопаешь». Получилась смесь дореволюционного деревенского общинного быта и советского коллективного труда, а еще опыт сострадания, принятия других такими, какие они есть. В садах возделывался каждый клочок земли, из четырех соток выжимали максимум. Еще хозяйки негласно соревновались, бабушка говорила: «стыдно, что люди скажут!» про непорядок на участке или отставание от графика посадок, ей одной ведомого. В 1990-е и начале нулевых выращенное тут многих буквально спасло от голодной смерти. Были и драмы: то дом соседи неудачно поставили, то дерево слишком большое выросло. Доходило до судов. 

Потом все успокоилось. Первоначальный состав, где все друг друга знали, ушел почти полностью. Старики умерли, дети продали участки или забросили. Теперь половина их заросла, соседи мало общаются друг с другом. Мне же дороги истории многолетней дружбы и полученное тут умение находить общий язык. |ДИ| 

ДИ 1-2024