ДИ. Вы один из кураторов выставки «Тетрактис» проходившей в творческом центре «МосХаос» в рамках 5-й Московской биеннале. Выставка получилась очень впечатляющей, энергетически заряженной и… трудно идентифицируемой. Название проекта очень претенциозное. Тетрактис, или тетрада, имеет множество значений, мистических преимущественно. Это сумма всего, что включает в себя космос. Священное число, которым клялись пифагорейцы. Кроме того, тетрактис — это то же, что и Тетраграмматон: в иудейской религиозной и кабалистической традициях четырехбуквенное непроизносимое имя бога. Вы соединили современное искусство, клубный стиль, новые технологии и архаические традиции, в результате получился гибрид, не вписывающийся ни в одну нишу. Это и не contemporary art, и не традиционное искусство, и не массовое.

Гермес Зайготт. Это андеграунд. В проекте участвовало много художников, которые долгие годы занимались творчеством, но никогда не заботились о презентации, репрезентации. Они живут творческим процессом, который есть жизнь, он и был представлен. Показаны работы как молодых авторов, так и зрелых — от картин семилетней художницы Анфисы Ануфриевой, всех поражавших своей глубиной, до произведений семидесятилетних абстракционистов. Был там и реализм Марии Львовой, и скульптуры Андрея Митенева и Ильи Гуреева, заигрывания с концептуализмом, и световые объекты Алексея Кренделя, перформансы, боди-арт, театральные постановки, творческие вечера, дискуссии. У нас участвовал и Юрий Балашов. Его мало кто знает в России, но многие видели его работы — оформленные им обложки дисков и плакатов известных российских исполнителей. Но на самом деле он единственный русский художник, который получил американскую премию «Грэмми», за оформление обложки последней пластинки Фрэнка Заппа. Мы перенесли в экспозицию часть его мастерской, где он продолжал свою творческую работу. Художник Денис Крючков, один из кураторов, сердце нашего проекта, на открытии выставки за четыре часа написал холст два с половиной метра «Тайная вечеря». Мы старались погрузить зрителя в живой творческий процесс настоящего андеграунда.

ДИ. Все это напоминало атмосферу восьмидесятых — девяностых годов. Вообще реконструкции сегодня в трен-де. Вы выгодно отличаетесь тем, что не воссоздаете те или иные работы, попутно выставляя документацию, а именно создаете атмосферу.

Гермес Зайготт. Скорее восьмидесятых. Это было время, когда художники собирались и приносили свои работы, что у кого было. «Тема, дискурс — это зачем? Вот у нас есть работы, мы — художники», — говорилось искренне, это правда. Мы сегодня много рассуждаем о дискурсе современного искусства, в на настоящий момент его как такового не существует, он существует для узкого круга специалистов, которые его и придумали. Единственное, что может действительно объединять работы — эстетическая составляющая, погружаясь в которую зритель находит глубинные смыслы, заложенные авторами.

ДИ. В случае с «Тетрактисом» это еще и психоделика.

Гермес Зайготт. Слово «психоделика» имеет сегодня довольно негативный оттенок для многих. То, что мы делаем, мы определяем как символический реализм. Сергей Ануфри-ев написал манифест «Символический реализм», позволивший нам объединить работы, относящиеся к разным жанрам и художественным направлениям. Простой пример. Вот мы с вами сидим, разговариваем. У каждого из нас своя реальность, свой жизненный опыт, свой семиотический ряд. Здесь и сейчас наши субъективные миры объединились в объективную реальность. И хотя каждый из нас репрезентирует свои символы, благодаря культурным кодам мы с вами тем не менее общаемся на одном языке. Наша с вами объективная реальность состоит из символов, принесенных из разных реальностей. Помимо прочего, от других биеннальных проектов нашу выставку отличает то, что она была организована без спонсоров. Один из тезисов звучал так: художник-меценат, меценат-художник. Выставка — действительно результат творческого энтузиазма и порыва художественной среды.

ДИ. Вы акцентировали как положительный момент то, что в вашем проекте участвует много художников, которые практически не присутствуют в медийном пространстве и, стало быть, известны только в своем кругу. А от кого зависит медийность?

Гермес Зайготт. Вы знаете художника Олафура Элиассона? И весь художественный мир знает. У него в штате пятьдесят сотрудников и тридцать учеников. Это уже особая форма позиционирования, структурирования и выстраивания своей жизни. Кроме того, среди художников немало аутистов, немногие могут работать на камеру, произносить публичные речи и вообще выдерживать публичность как таковую. Все это влияет на степень известности художника. Но здесь есть и другие аспекты. Есть ли у художника время, чтобы заниматься еще и этим? Если вернуться к Юре Балашову, то он, с моей точки зрения, живет так, как должен жить настоящий художник. Творит и особо не заботится, что произойдет с его работой. Он творит, потому что жить без этого не может. Это то, что отличает художника, в широком понимании творца, от обычных людей.

ДИ. Вы, судя по всему, придерживаетесь той же жизненной позиции?

Гермес Зайготт. Я занимаюсь только тем, что мне нравится. Никогда не буду браться за проект, если мне не симпатичны люди, которые над ним работают. Ты сам выбираешь место, где будешь и с кем. Так гораздо сложнее. Ты должен уметь стоять на этой позиции, отстаивать ее. Материальный мир, конечно, сильно влияет, и некоторые художники уходят из искусства, ломаются, не выдерживают давления, конкуренции.

ДИ. Но ведь из искусства не всегда уходят по материальным соображениям. Мой любимый пример — Артюр Рембо. Он оставил поэзию после того, как разочаровался в ее способности менять мир в лучшую сторону.

Гермес Зайготт. А не могло быть так, что его просто покинул гений?

ДИ. В двадцать лет?

Гермес Зайготт. Как раз тогда, на переломе. Есть такая теория, что гений посещает человека. Но как только человек начинает отождествлять себя с гением, внутренне не соответствуя ему, гений говорит: это не я! — и покидает человека.

ДИ. Вас не покинул?

Гермес Зайготт. Не факт, что он меня посещал! Творческое вдохновение — это одно, а гений — другое. Это отдельная история, ситуация гения не требует диалога. Как сказал питерский концептолог и художник Сергей Рокамболь, гений и святой находятся на одном уровне, только по разные стороны. Святой — абсолютное отсутствие эго, гений — абсолютное его проявление. В основном ведь как происходит: однажды тебя посещает гений, а потом ты пытаешься реконструировать через вдохновение то, что тебе удалось когда-то. В результате писатель все время пишет одну и ту же книгу, художник — одну картину. Парадоксально, но даже у певцов одна песня. Но есть и исключения из правил…

ДИ. А если человек, как в вашем случае, проявляет себя в разных областях?

Гермес Зайготт. Моя жизнь устроена так, что, если я долго занимаюсь одним делом, мне становится скучно, а творческая энергия плещет, и я ее переключаю в какие-то другие контексты. И потому мне сложно в социальной матрице. Когда человек мелькает и там, и там, и там, происходит расфокусировка, он становится просто невидимым в социуме. Но я от такой невидимости получаю удовольствие, так как активно изучаю различные духовные практики. Любая духовная практика требует отказа от эго, а творческая деятельность, напротив, полной его концентрации. И возможно, то, что я занимаюсь различными вещами, позволяет мне не раздувать свое эго и тем самым сбалансировать мои духовные практики.

ДИ. Но ведь и к творчеству можно подходить как к духовной практике. Сосредотачиваясь на процессе.

Гермес Зайготт. Безусловно, процесс первичен. Я боюсь результата, неважно — хорошего или плохого. Результат, будь то выставка, кино, концерт, спектакль, приносит опустошение. Ты как бы очищаешься, но тут же чувствуешь, что тебе надо снова заполнять эту пустоту… А вообще, для меня настоящий художник не тот, кто может вырисовать и прописать какие-то вещи, а тот, кто махнет шваброй с краской, и появятся образы, пространства, новые миры. Когда художник произнесет слово или издаст звук, а зрителю открываются неизведанные дали.

ДИ. Концептуализм, конечно, не любите?

Гермес Зайготт. Как профессионал я не могу любить или не любить всего того, что касается искусства. Просто есть вещи, которые мне ближе. Концептуализм — лишь одно из направлений, и оно завершилось и было закрыто для меня работой Сергея Ануфриева. Это объект, постамент для скульптуры, освещенный софитом, с прикрепленной на нем биркой «Шапка-невидимка». В концептуализме были сделаны прекрасные работы, сильные, яркие, с юмором, наряду с заумно-нудными. Это же игра мысли. Мне нравится игра. Если это красивая игра мысли, где я вижу заложенный смысл и он декодируется, то — да. А если брюзжание и потугу…

ДИ. То есть вы не настроены критически?

Гермес Зайготт. А зачем? Мир прекрасен во всех своих проявлениях. Просто нужно найти красивое, точку искренности. Искренность всегда завораживает, и ты видишь, что творческий человек получает наслаждение. Это единственное, чем он может поделиться с людьми — своим наслаждением, удовольствием от того, что делает.

ДИ. Вы очень свободны в творчестве.

Гермес Зайготт. Возможно, потому, что у меня нет образования. Единственная моя школа — это школа моей жизни и опыт. Если сейчас перечислять все мои профессии, страницы не хватит. Я начал работать очень рано. У меня родители геологи, и семья была малообеспеченная, вот мама с отчимом и пристроили меня: с десяти до тринадцати лет я ездил летом в геологические экспедиции, работал чернорабочим. Вертолет закидывал пять мужиков на точку, и я, маленький мальчик, должен был утром готовить завтрак, мыть посуду, дальше идти с ними по маршруту собирать камни, возвращаться готовить обед. Каждый из этих мужиков пытался меня чему-то научить. Это были мои первые опыты. В восьмом классе я уже хорошо зарабатывал спекуляцией: нужно было поехать к шести утра в Гостиный Двор занять очередь, пробиться, купить сапоги и успеть вернуться в школу к началу уроков. В девятом классе меня пригласили старшие товарищи в ансамбль играть на гитаре, и мы зарабатывали на свадьбах. Играли репертуар «Лед Зеппелин», «Машина времени», «Воскресенье». Но, когда я через пятнадцать-двадцать лет взял гитару, то вспомнил только «Созрели вишни в саду у дяди Вани…» А после школы началось: сторож в Малом оперном театре, слесарь-сборщик радиоаппаратуры и т.д. В Америке — опыт работы в такси…

ДИ. Почему вы решили уехать в Америку?

Гермес Зайготт. Честно признаться, не знаю. В первый раз я поехал просто посмотреть. Понравилось. И я вернулся туда. Но к концу восьмидесятых я столкнулся первый раз с арт-тусовкой — Владислав Гуцевич, Тимур Новиков, Сергей Курехин. Все эти люди на меня очень повлияли. И я уехал в Калифорнию, чтобы найти себя и изменить. Сейчас вы видите уже не того человека, который уезжал в Америку.

ДИ. У вас там была довольно бурная жизнь, судя по спектаклю в рамках проекта «Человек.doc.» в театре «Практика». Приведу, для тех, кто еще не видел, анонс спектакля: «Художник, перформер и музыкант Гермес Зайготт приехал в Америку с парой сотен долларов в кармане. Он работал водителем такси и лимузинов, сидел в тюрьме и психушке, а потом сделал свою персональную выставку. В мире прогрессивной музыки Лос-Анджелеса Гермес прославился как виртуоз игры на флейте, кане (духовой инструмент из Таилан-да), тибетском барабане, дульсимере и корне звука. Живя в Калифорнии, Зайготт боролся за легализацию использования марихуаны в медицинских целях. Учился современному искусству у Джона Бальдессари, Вадима Гринберга, Джорджа Сигала и Максимилиана Шелла, тусовался вместе с Джеком Николсоном, Вуди Харрельсоном и Жанной Агузаровой. Места, события, людей он отмечает маркером на доске, которая в конце спектакля превращается в карту удивительного путешествия Гермеса Зайготта в Америку». Впечатляет. И почему вы вернулись в Россию?

Гермес Зайготт. Помимо того что так сложились обстоятельства, я понял, что художник не может развиваться без среды. Та среда была для меня слишком прогнозируема. Войти туда и что-то изменить, в общем-то, получилось. Результатом моей деятельности стало то, что законодательство штата Калифорния в отношении марихуаны было изменено.

ДИ. Смотрели сериал «Во все тяжкие»?

Гермес Зайготт. У меня есть гипотеза по поводу этого сериала. Я искренне верю, что проект «замутили» люди, которые под видом съемок в реальном времени варили метамфетамин. По тому, насколько детально они знают материал и как его подали, это колоссальнейшая афера. Впрочем, это гипотеза. Мы же фантазеры. Но, на мой взгляд, идея феноменально блестящая с точки зрения криминального мира.

ДИ. Ваше отношение к сериалам? И в целом к масскультуре?

Гермес Зайготт. Сейчас их уровень поднялся. Появилось много интересных телесериалов. В том числе и российские, великолепный сериал «Раскол», музыку к которому написал Владимир Мартынов. Это новый жанр, новый стиль. Погружает зрителя во временной процесс. Люди ждут завтрашнего дня, чтобы посмотреть продолжение истории, переживают за героев. Да и просто занимают время. Проблема, однако, в том, что мы живем в обществе, построенном на стереотипах поведения, которые нам предлагают сериалы. К сожалению, стереотипы не слишком морально-нравственны. Они зачастую конструируют и закладывают ложные модели поведения. А люди по таким телесериалам пытаются выстроить свои взаимоотношения. Вот это самое неприятное в масскультуре, если мы говорим о сериалах. В музыке другая история. Поэт и мыслитель Эзра Паунд, описывая музыкальные процессы, отмечал, что есть гармонии, которые удобны среднестатистическому уху. На этих гармониях и выстраивается мелодика, которую мы называем попсой. Нового там вообще ничего не появляется, просто перерабатываются одни и те же мелодические структуры. Поп-культура должна быть понятна, приятна на слух, никаких обертонов, все предельно ясно и легкодоступно, чтобы ничто не создавало дискомфорта. Многие делят искусство на хорошее и плохое, в музыке для меня таких понятий нет. Есть музыка, которая просто не соответствует данному моменту и поставленной цели. Но если ее перенести в другой контекст, другое настроение, событие, то она срабатывает и гармонизирует пространство.

ДИ. Вы себя ощущаете в большей степени музыкантом или художником?

Гермес Зайготт. В зависимости от того, чем занят в это время, но звук для меня первичен. Звуки создают пространство, видение — это непостоянство. Зрение обманчиво и вторично. Декодировка визуальных образов происходит в процессе понимания, тогда как звуковая волна имеет прямое воздействие на живой организм. Даже с точки зрения физики. Когда ученые пытались найти фотон, частицу, которая переносит свет, они долго не могли его зафиксировать, пока вдруг не услышали какой-то шум. Они поймали звуковую волну, и это была звуковая волна вибрации фотона. Так по звуку волны нашли фотон. Живопись и визуальные работы в мою жизнь пришли значительно позже музыки.

ДИ. У вас есть ученики?

Гермес Зайготт. Сенека говорил: «Когда боги хотят покарать человека, они делают его учителем». Я маргинальный человек и не считаю, что имею право кого-то учить. Могу только показать, как и что делаю. И если человек поймет и попробует сделать так же и достигнет того же, не факт, что это «то же» будет ему хорошо, что оно соответствует его сущности. Вообще, человек двоичен. В слове «индивидуал» уже заложена двойственность. Человек рождается с сущностью. По мере роста и развития формируется его личность. В девяноста процентов случаев личность не соответствует сущности. Эргрегор «прессует» настолько, что человек не может докопаться до своей сущности и думает, что личность — это то, что он есть. Духовные практики приводят к тому, что ты разрушаешь свою личность, в какой-то момент становясь абсолютно никем, потому что сущность твоя маленькая, и тебе надо осознанно вырастить ее до личности. Я скорее проводник.

ДИ. Вы работаете в основном в коллективе.

Гермес Зайготт. Да, у меня мало сольных проектов. Мне малоинтересно индивидуальное творчество, на сегодняшний момент меня больше привлекает сотворчество. Это общение в среде и со средой. Это творческая жизнь художника, и главное в этой жизни — человеческое общение. Стараюсь окружать себя людьми, с которыми мне интересно, от которых узнаю что-то новое, у которых чему-то учусь.

ДИ. Хорошо, вы отступаете на второй план, и, фигурально выражаясь, все цветы и аплодисменты достаются фронтмену. Неужели, хотя бы в глубине души вам не обидно, что пресса или человек, с которым вы работали, не упоминают вас?

Гермес Зайготт. Такое случалось не раз. Бывало, это меня задевало. Но я стараюсь не заостряться на этом. Сам знаю, когда даешь интервью, то в порыве, в полете можешь забыть обо всем — допускал такие промахи. Напишут обо мне, не напишут не это главное, писали уже много раз. Речь о человеческом общении и творческом процессе.

ДИ. Что для вас творчество?

Гермес Зайготт. Творчество и искусство в целом — это «Игра в бисер». Все вместе — твоя жизнь, твои произведения, кто ты есть, что ты думаешь, чем дышишь. Это математические и химические формулы. Звуковые и смысловые структуры. И если ты способен все это увязать в одну прекрасную симфонию, это и есть творчество. Творчество твоей жизни.

ДИ. Вы из Петербурга. Однако большинство ваших проектов осуществляется в Москве.

Гермес Зайготт. Питер очень люблю. Москва бурлит, и хорошо это или плохо, но все предложения, заказы здесь. В Москве долго не могу, остаюсь здесь, пока хватает творческого запала и духовного кислорода. Это я сегодня только прилетел, у меня хорошее настроение, потому такой бодрый и энергичный. Недели через две чувствую, что пора возвращаться в Питер или ехать куда-то за город.

ДИ. Над чем сейчас работаете?

Гермес Зайготт. У меня несколько музыкальных проектов. Вот только сейчас мы репетировали с Еле-ной Кауфман, у нас с ней сложилась очень интересная программа — электронный проект «Lena Kaufman & Green Pont Sound System». Также я много сотрудничаю с Владимиром Мартыновым, за что ему безмерно благодарен, потому что общаться и сотрудничать с этим человеком невероятно интересно и поучительно. Сейчас у нас будет два концерта с ансамблем Татьяны Гринденко «Opus Posth», один в Московской консерватории, другой — на Платформе.

ДИ. На чем будет играть?

Гермес Зайготт. На хрустальных чашах. Поющие чаши.

ДИ. А как же корень звука, положивший начало Оркестру неизвестных инструментов?

Гермес Зайготт. На сегодняшний момент корень звука постигла печальная участь — он украден, надо восстановить. И в декабре в Москве опять будем проводить «Сатурналии». Также ведем переговоры о возможном участии нашего проекта в «Манифесте», которая будет проходить следующим летом в Эрмитаже.

ДИ №6/2013