×
Иррациональное mostwanted
Диана Мачулина

Первая триеннале в Бергене интриговала еще в проекте. 

Как получилось, что для cтоль масштабного события пригласили не мировых поп-звезд кураторства или кого-то из местных, а русских кураторов левого толка Екатерину Деготь и Давида Риффа? Как будет понятна скандинавам выбранная лейтмотивом книга Стругацких «Понедельник начинается в субботу», критикующая советскую бюрократию с идеалистических, истинно коммунистических позиций? И зачем Бергену триеннале в стране, где самый известный современный художник — Эдвард Мунк? На последний вопрос на пресс-конференции ответил бергенский чиновник, директор департамента по культуре, спорту и делам церкви: «Тohavemorefun» — «Чтобы было веселее». Судя по его должности, церковь и спорт служат этой же цели.

Объясняя журналистам книгу Стругацких, кураторы отметили, что НИИ чародейства и волшебства (НИИЧАВО), главное место действия в книге, занимается разработками всеобщего счастья для человечества. Современные художники заняты тем же, если не просто делают деньги и славу. Корреспондент гламур-ного журнала спросила — «про всеобщее счастье — это шутка?». Рациональному миру сложно поверить в такие смешные цели. Однако то, что среди предложенных на конкурс идей была выбрана именно эта, говорит о том, что кураторы смогли найти актуальную тему и для Норвегии, и вообще для современности.

Кстати, с развлечением местного населения кураторы справились отлично, хотя это не было их целью — причем методом от противного, при полном отсутствии «аттракционов». Одиннадцать выставочных площадок названы именами придуманных научных институтов, вроде Института Безграничного Накопления или НИИ Лирической Социологии, и каждый требует в ответ исследования от зрителя. Большинство представленных работ, видео длительностью до 2,5 часов, их не посмотришь за один день, значит, будет интересно возвращаться еще и еще раз.

Труд по любви

Один из важных моментов книги, проявленный уже в названии триеннале — «труд по любви», когда праздник или выходной раздражает как помеха для целеустремленной работы. В России это чувство знакомо — количество народных гуляний, марафонов и объединенных выходных растет с каждым годом — правительство праздниками выдает населению компенсацию за всю несправедливость жизни, и за то, что честная работа не сулит хорошего будущего. Но для энтузиастов это мертвые дни, когда любимый процесс парализован.

В Норвегии все заведения стараются работать по минимуму. Национальная галерея в Осло с выставкой к 150-летию Мунка закрывается на час раньше, чем обычно. Большой наплыв посетителей — нет бы, радоваться, что людям интересно и продлить часы работы! Но ведь кассиры и смотрители устают. В Норвегии стараются охранять людей от труда, ведь это — тяжело и неприятно. Не только в Норвегии — в начале фильма Изабель Койшет «Тайная жизнь слов» девушку с завода отправляют в отпуск принудительно, так как других работников очень раздражает, что она ни разу не попросила даже больничный. В отпуске она устраивается на временную работу. В Норвегии иногда даже бравируют нежеланием трудиться. На закрытой двери большого магазина скандинавских товаров в центре Осло записка от хозяина: «Мы открываемся где-то в 11–12, закрыты примерно с 17–19, чаще всего нас здесь вовсе нет, но мысленно мы на самом деле здесьJ».

С тех пор, как в Норвегии нашли нефть и распределили доходы по населению, работать для выживания уже не нужно. Начинаешь задумываться про Россию, экономика которой так же базируется на природных ресурсах. Отнять все у элиты и поделить, чтобы все смогли вволю бездельничать — это какая-то унылая справедливость, а где дальнейшие цели? Абсолютный комфорт — угроза развитию человечества, люди не выносят стабильности. Недаром Берген — родина музыкального стиля «черный металл», и как говорят местные, случаются погромы церквей сатанистами. Идеальный распорядок невыносим, и людей начинает выбрасывать в иррациональное. Но отнюдь не всегда протест против рационализма предвещает злодейство, иногда это просто необходимость пересмотреть правила жизни.

Юрий Лейдерман и Андрей Сильвестров показывают очередной эпизод своего многолетнего геопоэтического проекта «Бирмингемский орнамент», снятый на Крите. В окружении вкусных пейзажей критянин в черно-желтом «пчелином» костюме рассказывает о том, что критские дворцы были по сути своей складами продовольствия. Идея хранения освободила человека от ожидания милостей природы, но после закабалила в ней самой. Древнее критское изобилие как праздник, танец пчелы, исчезло — и остался только труд муравья, который уныло и бескры-ло волочит добычу в подземное хранилище. «Хранение — больше не «прыжок через быка», но долг и накопление». Аллегории авторов напоминают басню Лафонтена о рачительном муравье и легкомысленной стрекозе. Современность дает другую мораль для басни — Франсуаза Саган написала свою версию этой истории. Пока стрекоз играл на гитаре, муравьиха запасалась провизией, но за зиму не смогла ее распродать. Наступила весна, предусмотрительная муравьиха прогорела, оставшись без процентов, а стрекоз ликовал, радуясь природе.

Быть обреченным на счастье

Первое из пространств триеннале — «Институт исчезающего будущего». В каждом из них есть медная табличка с цитатой из книги Стругацких. Тут — фрагмент, где герой спрашивает директора НИИЧАВО, знающего, что произойдет вплоть до конца света, можно ли зайти к нему завтра, и получает ответ — нет, завтра вам придется уехать в командировку в Китежград. Герою становится не по себе: «Я всегда знал, что плохо быть обреченным, например, на казнь или слепоту. Но быть обреченным даже на любовь самой славной девушки в мире, на интереснейшее кругосветное путешествие и на поездку в Китежград (куда я, кстати, рвался уже три месяца) тоже, оказывается, может быть крайне неприятно». Это некий приговор благополучному статичному обществу — люди, уверенные в своем будущем, парадоксальным образом приговорены.

Почти все работы в этом НИИ — о неудачных попытках выстроить альтернативное будущее. Килуанжи Киа Хенда фотографирует в Анголе заброшенные постройки социалистического периода как космическую станцию Icarus 13, готовившую полет к солнцу. Икар обжегся — социализм в Анголе не состоялся. В подборке советских фотографий, прославляющих науку, и коллекции фантастики 60-70х годов, которую собрал Антон Видокль — очень ясное видение будущего. Теперь оно размывается — в серии интервью Видокля с жителями Берлина люди растеряны и не знают, как сделать жизнь лучше.

В работе Ивана Мельничука и Олександра Бурлаки киевские архитекторы гипертрофируют обычную для постсоветского пространства ситуацию превращения общественного в частное. «Ненужный и пустой» остров с городским пляжем в центре Киева будет превращен в роскошную резиденцию для неведомого заказчика, где есть не только дворец, церковь, теннис и гольф, но и пруд, в котором должны топить слуг, предавших хозяина. Единственная открытая для горожан постройка резиденции — Музей современного искусства, черный юмор о том, что вложения в contemporary-art для богатых очень часто попытка откупиться за неравенство.

Только одна из работ здесь без чувства безнадежности — фото группы «Гнездо», где тогда еще юные концептуалисты подпрыгивают, пытаясь то ли успеть увидеть себя секунду назад, то ли перескочить в завтрашний день.

Artistresearch

Что делать художнику на территории всеобщей справедливости — организовать «morefun»? Одна из работ — «Художественные произведения будущего» Мариуша Таркавяна, который сидит в зале и рисует эскизы-предположения о том, что будут делать известные художники через 20–30–40 лет. И все эти произведения — про секс, насилие, смерть, извращения. Получается, что смысл работы художника — внесение дозы порока в комфортную жизнь для выработки адреналина у заскучавших зрителей.

На триеннале показывают совсем другое искусство — artistresearch. Деготь на симпозиуме в Бергене подводит итоги за последние 10 лет: «Если раньше художник, представляя себя, говорил, что критикует то-то, теперь художник говорит — я исследую это».

Зачем нужно альтернативное «исследование художника», если есть реальные научные проекты? Ученые работают в своих узких областях, а современное искусство интердисциплинарно и может создать более широкое видение проблем. В реальности от исследований ученых, как правило, ждут немедленной практической пользы. Деготь и Рифф ставят в центр триеннале исследовательские институты именно как область, где человек должен мечтать и быть свободен от необходимости быть практичным. Отчасти в этом есть отзыв на российскую политику реорганизации образовательных и научно-исследовательских учреждений с попыткой сделать их «эффективными». У Стругацких девизом работников департамента Абсолютного знания было: «Познание бесконечности требует бесконечного времени», из чего они делали неожиданный вывод: «А потому работай не работай — все едино». Именно таких персонажей показывает Джозеф Даберниг в фильме «Гиперкризис», снятом в неомодернистском здании Дома для творческих командировок кинематографистов в Армении. Фильм постоянно переключается с одного канала на второй. Люди в белых халатах «священнодействуют» под классическую музыку в кабинетах — поглощают сосиски с картошечкой в обшарпанных креслах и любуются прелестями ассистентки. Альтернативой им — несерьезный мужчина в толстовке, меряющий шагами зимний парк и думающий в ритме рока. Дабернига можно критиковать за уровень почти плакатный, но разброс в подходах к работе дан отчетливо. Надо думать, при чистке НИИ выживут именно те, кто научился создавать видимость возвышенной и серьезной работы, а ищущих — аннигилируют.

Иррациональное mostwantedx

Рядом с работой Дабернига — перформанс Доры Гарсиа, разбирающей вместе с группой энтузиастов особенности речи героев «Поминок по Финнегану» Джойса и мифологические фигуры, стоящие за каждым из персонажей. И наблюдения за повседневностью Ольги Чернышевой: «бывают дни, когда не можешь сказать, осень это или и весна, и различаешь только по запаху. Так облик человека не даст нам понять, находится он в стадии деградации, или развития, и только его слова помогут определить, куда он движется». У Чернышевой, у Гарсиа — слова, слова, слова. Все так неэффективно….

Арт-критик Ян Вервоэрт в лекции в рамках симпозиума в Бергене говорил, что вера в результаты делает нас слепыми к открытиям. Тот, кто движется напролом к горизонту, не понимает, что горизонт уже лежит у нас под ногами, и, споткнувшись о философский камень, отшвырнет его ногой, даже не заметив, думая, что бессмертие далеко впереди. Вервоэрт в рамках своей речи создает мифические исследовательские организации, такие как Институт Качества, в котором, в частности, занимаются исследованием Мокрости. Наука знает, из каких элементов состоит вода, но не может объяснить, как именно возникает ощущение влажности на коже человека. Это нечто иррациональное, а ощущения — в ведомстве художников. Почему человек, будучи абсолютно обустроенным, всё равно может чувствовать себя несчастным? Почему, будучи поверженным, находит силы действовать дальше?

В Институте сосен и тюремного хлеба Имоген Стидуорси рассказывает о работе ученых в «шарашках», и над видео и голосами парит изображение куска хлеба из тюрьмы, сохраненного Солженицыным. Его пористая поверхность напоминает научные препараты — микрокосмос, и в то же время — поверхность планеты. Внутренним усилием человек в неволе и унижении раскрывает перед собой вселенную. Фильм «Красный Восток» Вонг Мен Хоя — о полуподпольной партии Норвежских маоистов, отколовшейся от тех левых, что выступали за союз с СССР. Ныне эти люди занимают привилегированное место в обществе. Они отказались от своих идей, разочаровавшись в Мао из-за войн, развязанных Китаем, из-за того, что Мао умер, а никто этого не ожидал, из-за политики Дэна Сяопина. Но также и потому, что семья, дети, карьера. Рифф обещал показать «нескучное политическое искусство» — и этот фильм такой. Интервью с реальными норвежцами перемежается историей юного китайца, который идет по горам Норвегии с красным флагом, встречает старых скандинавских богов, деревянных истуканов, на лицах которых вдруг появляются записки иероглифами — иностранцы говорят с ним на его языке. Заснув в охотничьем домике, он просыпается висящим вниз головой на ветке дерева, может быть того самого Иггдрассиля викингов, и рассуждает: «Говорят, один день на небе равен десяти годам на земле. Сколько дней на небе должно пройти, прежде чем на земле наступит коммунизм?». Позже мы узнаем, что его отца репрессировали, он бежал в горы — молодой китаец ищет его, чтобы сказать, что у него все хорошо, и его жена ждет ребенка. Даже судьба отца и ребенок не заставили его бросить флаг. Даром, что местность, по которой он идет, напоминает выставленные рядом неизвестные фотографии Родченко со строительства Беломорканала.

В Институте оборонной магии — фильм «Как солнце» Дмитрия Венкова и Антонины Баэвер. Молодые люди посетили несостоявшиеся утопии второй половины ХХ века в поисках трех магических компонентов. Первая точка — город Ауровилль в Индии, задуманный в 1968 как столица человечества без национальностей и границ, город бесконечного познания и вечной юности. Сейчас Ауровилль устарел функционально — построенный последователями Ле Корбюзье, он, так же как и Чандигарх, скорее является архитектурным аттракционом. Рассчитанный на 50 000 человек, Ауровилль служит приютом для 2000 безумных хиппи, и о производстве знания там говорить не приходится. Внутренняя валюта заменена присвоением идентификационного номера, благодаря которому все движения его обладателя отслеживаются. Денег нет, а госконтроль есть.

Вторая точка путешествия — «Биосфера» 1991–1994 года в пустыне Аризоны– здание с копией земных условий внутри, проверка — смогут ли люди жить на самообеспечении в замкнутой искусственно смоделированной ситуации вроде биостанции на Марсе, или после атомного взрыва на Земле. Эксперимент не удался, природа оказалась намного сложнее. Бетон конструкций поглощал кислород, деревья начинали ломаться из-за отсутствия ветра — он им нужен как зарядка для гибкости и т.д. Психология тоже была не учтена — восемь участников внутри сферы быстро разделились на враждующие группировки.

Третья точка утопии — Москва, но в отличие от двух первых, она имеет будущее, как структура естественная и не замкнутая. Художники в трех местах мира собирают элементы, необходимые, чтобы зажечь над Москвой второе солнце. А оно нам надо? Пожалуй, да. Когда известного мастера кино-реэнактмента Питера Уоткинса власти Дании пригласили сделать кино про страну, он снял фильм про то, почему в Дании так много самоубийств. Властям не понравилось, потому что они полагали, что в стране все в порядке — но самоубийств ведь правда много. Может быть, дело в малом числе световых часов? Второе солнце нам бы не помешало — замахнувшись на климат, возможно, мы поймем, что по сравнению с такими глобальными задачами то, что нам сейчас кажется неразрешимым — вполне по силам.

Белые снаружи, черные внутри

Латиноамериканский куратор Инти Герреро создал в Бергене целый Институт тропического фашизма. Его проект «Человек среди руин» основан на истории Коста-Рики, самой «белой» стране Центральной Америки, где только 2,4 % населения — индейцы.

В начале выставки размещена архивная фотография знаменитого ученого Клодомиро Пикадо, начинавшего разработку пенициллина, в белом халате, со змеей, зажатой в руке. Это образ художника или куратора, исследующего фашизм, в надежде извлечь из этого яда противоядие. Чем не сюжет для фашистского плаката — белый человек душит черную змею! Рядом газета 1939 года, в которой опубликовано расистское письмо Пикадо «Наша кровь темнеет». Фашизм все время говорит о чистоте, но, возможно, никогда не осознает, что ему жизненно необходим «темный оппонент».

Здание фашистского монумента в Коста-Рике, увенчанное золотым орлом построенное около 1939 года, копирует пирамиду майя. Белый человек среди руин, в которые он превратил предыдущие «дегенеративные цивилизации», на них же и опирается. Так же «Исследовательская группа по детерриториализации дисциплин путем коллажа и его эпистемологического горизонта» представляет фильм о последних днях Гитлера в бункере: фюрер в отчаянии в первую очередь от того, что срывается выставка дегенеративного искусства, так как многие произведения древних «дегенератов» оказались подделкой. В проекте Герреро представлены материалы о выставке «Entartete Kunst» и образцы «правильного» неоклассического героизма. Фашисты уничтожали гомосексуалистов, но в их арийских статуях часто нет ничего, кроме порнографического любования совершенным мужским телом. Три кадра из фильма канадского режиссера Брюса Ла Брюса «Skin Flick» (2010), своего рода скинхед-порно, доводят линию арийских оргий до наших дней. После всего ряда ассоциаций цинично звучит цитата из речи Геринга на Нюрнбергском процессе: «Я бы хотел, чтобы германский дух выражался в одной фразе: “Полижи мою задницу”.

Чистота оборачивается грязью. Костариканцы по сей день увлечены составлением генеалогических древ, одно из которых представлено на выставке. При либеральном правительстве Коста-Рики достаточно сильно влияние нацистов, упирающих на свободу слова. Поэтому большинство населения встало на защиту Рональда Херреры Боргеса, арестованного за открытое высказывание нацистских взглядов, объявив его мучеником тоталитарного режима. На выставке он красуется на странице газеты с полуобнаженным торсом и цитатой: «Быть арийцем — не значит быть мачо со светлыми волосами и голубыми глазами. Это внутреннее ощущение — я сын Солнца».

Темы древних руин и мачизма сходятся неожиданно в неэроти-ческих фрагментах, вырезанных из гейпорнофильма «Перекрестки желания», снятого в руинах городов майя и развалинах испанских городов XVII века. Там двое красивых мужчин встречаются на фоне руин отнюдь не для того, чтобы предаться меланхолии и пофилософствовать, как парочки в картинах Каспара Давида Фридриха.

Выставка не затрагивает нордический фашизм, но при взгляде на коллекцию фото нацистских статуй сразу вспоминается парк скульптур Густава Вигеланда в Осло. Эпическое повествование о жизненном пути человека в силу сочетания натурализма в изображении идеальных тел и аллегорического подхода к сюжету превращается в какую-то нелепую арийскую камасутру. Это сходство эстетик напоминает о втором параграфе норвежской Конституции (1814–1851): «Всем иудеям, также без исключения запрещен въезд и пребывание на территории королевства», который был продолжением действия закона короля Кристиана V от 1687 года. К 1940 году на территории страны проживало всего 1800 евреев, из которых почти 770 было отправлено нацистским правительством Видкуна Квислинга в лагеря, а около 850 тайно переправлены за границу норвежцами, не поддерживавшими нацистов. До сих пор в стране есть антисемиты, прикрывающиеся лозунгами о защите прав палестинцев. А в соседней Швеции в 1997 году разразился скандал, когда стало известно, что в период с 1934 по 1975 год насильственной стерилизации ради чистоты расы были подвергнуты несколько тысяч человек с нежелательными генами и антисоциальным поведением.

Может показаться, что в ХХI веке репрессии и псевдонаука евгеника остались в прошлом. Но недаром всемирно популярными стали скандинавские детективные книги и сериалы, среди которых главный хит — романы Стига Ларссена и сериал по ним, соотносимые с темой бергенской триеннале — artist research. Журналист Калле Блумквист отрицает официальную точку зрения на то, что правильно, и какой элемент общества подлежит устранению. В альтернативном расследовании его главным помощником становится тот самый нежелательный элемент — гениальная хакерша с гомосексуальными наклонностями Лисбет Саландер.

Они вскрывают ряд преступлений, совершенных высокопоставленными лицами. Оказывается, современная судебная система европейского государства может быть слепой по отношению к авторитетным личностям, совершившим преступление.

Именно к научным и общественным авторитетам призывает с подозрением относиться Рената Салецл в своей статье «Извращенная вера в науку». Наука в наши дни оказывает сильное влияние на криминалистику, людям внушают, что тест ДНК — «окончательное решение вопроса», и в недалеком будущем станет возможно определить, кто потенциальный преступник, и предотвратить его действия. Это напоминает нацистские идеи, но никто их так не воспринимает. Люди увлеченно смотрят криминальные ТВ-программы, неосознанно надеясь, что наука приблизит их к реальности, как она есть. Однако это вовсе не так. Стоит вспомнить цитату из Роберта Крамера на выставке Герреро: «Власть заключается в возможности определять, что такое реальность. “Реальное” — это политическая конструкция».

Раньше в суде тест ДНК не принимался во внимание, если не было психологических оснований для совершения преступления и свидетелей, но теперь он служит основанием для обвинительного приговора без дополнительных доказательств. Фетишизируя «научные факты» и презирая психологические факторы, мы забываем, что научной машиной также управляет человек. Американский судебный эксперт Фред Зайн сфальсифицировал экспертизы, по которым было вынесено минимум 36 обвинений. Но даже после этого его не удалось посадить в тюрьму, и суды продолжали сотрудничать с ним: зачем помимо очевидной необходимости держать хорошую статистику раскрытия преступлений? Салецл называет это «удовольствием от неприятного». Все эти облеченные властью люди находят наслаждение в подавлении свободы других. Извращения могут начинаться с выбора профессии, в которой можно говорить с позиций носителя истины. Салецл предлагает присмотреться, какой тип девиации скрывается за теми, кто вещает от имени морали, манипулируя чужими жизнями — хорошая задача для artist research.

Впрочем, на откровения Стига Ларссена, подрывающие авторитеты, уже снят ответ — шведско-датский сериал «Мост», где смешаны те же ингредиенты, но вывод противоположный. Серийный убийца оставляет первый труп ровно на границе между двумя государствами, принуждая две полиции к сотрудничеству. Выясняется, что это двойное убийство, верхняя часть тела женщины-политика, нижняя — от проститутки. Тут вам и намек на генную инженерию, и на моральный облик политиков. С помощью каждой жертвы преступник заставляет общественность взглянуть на одну из проблем «благополучного» общества: множество бездомных, урезание средств на помощь душевнобольным, темные действия корпораций. Дело широко освещается в прессе, преступник подтверждает свои обвинения документами, и общественность становится на его сторону — идет жечь магазины и склады указанных корпораций. Но благодаря усилиям полицейских вскрывается, что за всеми этими действиями стоит изощренная личная месть. Будут ли решены указанные преступником проблемы, уже не имеет значения.

Положим, всеобщее равенство достигнуто, но оно оборачивается двойником бесправия. Фашисты боролись с инаковостью, и тут выходит нечто подобное. Герой фильма «Пограничный мюзикл» группы «Что делать?» слушает радио, в эфире выступает известный норвежский писатель: «На деле речь идет о смирении, когда признание своих способностей сопровождается чувством вины, своего рода “неудобной гордостью”. Например, в школе не следует добиваться особых успехов…» В предельно рациональном обществе людей так и тянет совершить нечто неконвенциональное, отличиться от других, и, возможно, просмотр детективных сериалов компенсирует им стресс постоянного принуждения к порядку. Фильм дарит на время переживание нарушения основ, а потом плавно возвращает к действительности по мере раскрытия преступления. Впрочем, возвращает не всегда. Норвежский сериал «Лиллехаммер» — о мафиози, выдавшем своих соратников властям и направленном в норвежский городок по программе защиты свидетелей. Там ему показалось скучно, и он стал перекраивать жизнь доверчивых скандинавских аборигенов по своим правилам. Может быть, это тайная мечта норвежцев?

​ДИ №6/2013

12 декабря 2013
Поделиться: