Впрочем, по словам Эрдемчи, она не ставила задачу осмыслять нынешние протесты. События разворачиваются быстро, делать выводы рано. Но обстоятельства вынудили проект «перекроить»: отказаться от ВИП-событий и сократить число площадок. Изначально биеннале планировалось рассредоточить по всему городу, заняв покинутые здания и публичные зоны, не тронутые массовой застройкой, но на фоне протестов против агрессивной джентрификации этот ход выглядел бы конформистским, а художников обрек бы на «освящение» своим присутствием будущих бизнес-центров и супермаркетов. Биеннальных площадок осталось четыре — комплекс «Antrepo no.3», галереи «Salt» и «Arter», а также нефункционирующая греческая школа. Вход на все площадки сделали бесплатным, к выставке издали каталог-путеводитель стоимостью 5 турецких лир (менее ста рублей), что, в общем, создавало ощущение большей открытости публике.

Однако «замедление» ритма биеннале в противоположность стихийному реагированию на происходящее, не сделало проект сглаженным и аполитичным. В гуще событий куратору, напротив, удалось нащупать наиболее болезненные точки. Практически весь спектр актуальных проблем политики и общества оказался представлен в экспозиции, причем не поверхностными агитками и спекуляциями, а исследованиями, требующими не беглого осмотра, а вдумчивого погружения. Куратору, кажется, хотелось заставить зрителя не просто досмотреть до конца все фильмы и дочитать пространные тексты, но и по возвращении домой залезть в Интернет, ввести в строку поиска встреченные имена и события, вникнуть в суть нелегких перипетий. Таковы, например, работы немецкого художника Томаса Шефера, одного из идеологов проекта «Park Fiction» — публичного пространства в Гамбурге, спасенного местным жителями от коммерческой застройки и превращенного в парк. История борьбы горожан с местными властями, длившаяся несколько лет, заслуживает особого рассмотрения. В знак солидарности с протестами в Турции парк переименовали в Гези. Художник представил на выставке исследование, посвященное Стамбулу с его уникальными расположением и планировкой, доказывающее бессмысленность любого перекраивания города. Голландцы Ваутер Остерхольт и Элке Уитентуйс сделали проект о сносе памятника геноциду армян в турецком городе Карс на границе с Арменией. На телеге по Стамбулу художники возили копию оригинального монумента — скульптурное изображение руки, а после предложили свой вариант реконструкции объекта (руки, торчащие из земли) и даже осуществили его на месте разрушения прежнего, но простоял объект не более часа. Памятник разрушили по настоянию премьер-министра Турции Реджепа Тайипа Эрдогана, чья политика исламизации страны во многом и спровоцировала нынешние протесты.

Биеннале озаглавлена «Мама, я варвар?» — цитата турецкого поэта Лале Мюльдюр. Слово «варвар» здесь отсылает не к разрушению цивилизации, а к исключению из нее: в античном мире варварами называли людей, живших вне полиса и потому не являвшихся гражданами. В условиях глобализации и перестройки социально-политического ландшафта мира часть людей неизбежно «выносится за скобки». Об этом проект американской художницы Латойи Руби Фрейзер, документировавшей кампанию против закрытия госпиталя в ее родном городе Бреддок (Пенсильвания). До 1980-х годов он был важным промышленным центром, но лишился поддержки правительства в эпоху Рейгана и начал приходить в упадок из-за разгула наркомафии. Нерентабельный госпиталь снесли в 2010 году, люди лишились рабочих мест, а заодно доступной медицинской помощи. Гротескный фильм аргентинки Мики Роттенберг символически изображает производственный процесс, отданный на аутсорсинг в страны третьего мира. В тесных конструкциях-ящиках рабочие из Азии выполняют стереотипные действия простыми орудиями, не понимая, над чем работают в данный момент: сырье поступает им через окна, а интенсивность работы зависит от возникающих по ходу действия неизвестных субъектов, функция которых остается неясна.

Куратор не просто фиксирует некоторые процессы, происходящие в мире, но задается вопросами, как должен на них реагировать художник, может ли он на что-либо повлиять? В поисках ответа Фулия Эрдемчи обращается не только к опыту современных активистов, но и к хрестоматийным проектам институциональной критики и паблик-арта (примечательно, что все «классики» преимущественно из 1970-х). Разговор о строительном буме не обошелся без Гордона Матта-Кларка, незаконно вторгавшегося в помещения подлежащих сносу зданий и вырезавшего из них куски (фрагменты стен или полов), превращая дома во временные памятники своему исчезновению и сохраняя частички каждого из них. Проблему социального исключения наиболее остро представила американская феминистка Мерил Лейдерман-Юкелис. В «Манифесте подсобного работника» она провозгласила ценность неприметных и непрестижных занятий вроде мытья полов и уборки грязи («После революции кто будет выносить мусор в понедельник утром?»). На своей выставке художница мыла лестницу в галерее, а на видео демонстрировалось как она пожимает руки мусорщикам на улицах Нью-Йорка. Уместным оказался опыт художников соцстран в лице поляков из объединения «Akademia Ruchu» с их замаскированными городскими интервенциями вроде протирки окон в автобусах и создания на улицах очередей, ведущих в никуда.

Независимый коллектив из Аргентины «Проект средней школы Лилиана Мареска» в 2007 году организовал детский художественный кружок на окраине Буэнос-Айреса, через два года они смогли получить аккредитацию от министерства образования. Дети из квартала, не нанесенного даже на официальные карты города, сами нарисовали план района, дали названия безымянным улицам и сделали для них указатели. Знаменитый «торговец временем» мексиканец Хосе Антонио Вега Макотела предложил заключенным исполнить их жела-ние на воле в обмен на услугу с их стороны при условии, что время обоих действий должно было быть одинаковым. Один узник, например, попросил Макотелу отметить день рождения своей матери в обмен на историю каждого шрама на своем теле. Эти примеры «удачных» интервенций (включая уже упоминавшийся проект Шефера) не только противостоят десяткам «неудачных» акций, не принесших никакого результата, они напоминают, что мало выйти на улицы с плакатами «Протест движет историю!» (британский коллектив «Freee»), необходимо сделать шаг в сторону от искусства и заняться менее интересными вещами вроде бюрократических согласований и административных тяжб, оставив амбиции, превратить это в художественный проект хотя бы на время.

Что касается большинства остальных работ, то выводы напрашиваются пессимистические: возможность повлиять на что-либо у художника ничтожно мала. Даже бескомпромиссные авторы вроде Сантьяго Сьерры оказываются бессильны, оставаясь исключительно в поле искусства. Для конкурса на памятник Свободы и Единства в Лейпциге художник предложил «концептуальный монумент»: предназначенную для его строительства площадь оставить нетронутой, выделенные средства передать во владение горожанам, чтобы те смогли сами распорядиться ими согласно своим нуждам. Проект, увы, не прошел даже в шорт-лист.

Художники оказываются гораздо успешнее в «партизанских» стратегиях. Так, уроженка Каира Амаль Кенави предложила участникам своего перформанса ползти по городу на четвереньках, провоцируя гневные реакции прохожих на «унижение людей». Француженка Бертиль Бак разучивала с жителями обреченного на снос дома в Бангкоке своеобразную симфонию протеста, исполняемую при помощи карманных фонариков.

Интервенции в реальность иногда не призваны даже покидать музейных стен. Такова одна из самых трогательных работ на биеннале — проект египтянина Басима Магди: абстрактные фото пейзажей и натюрмортов сопровождают комментарии типа «В каждом тонком жесте нарастала революция» или «Любой пейзаж — замаскированное кладбище». Ощущение тревоги никак не объективировано, но буквально разлито в проекте. Остроумный комментарий на тему джентрификации придумала турчанка Айше Эркмен, установив перед входом в «Antrepo no.3» подъемный кран с таранящим стену резиновым шаром, попутно намекнув, что музей, расположившийся в бывших портовых складах, сам продукт новой экономики. Возможно, настанет время, когда и музеи начнут сносить, приспосабливая их подо что-то еще.

Не следует думать, что куратор оценивает художников как несостоявшихся активистов-провокаторов. Все участники проекта — прежде всего художники, их задача — доступными средствами выявлять ускользающее от обыденного взгляда. Розелла Бискотти посетила заброшенную тюрьму Сан-Стефано на острове в Средиземном море и сделала свинцовый слепок с напольных плит. Представленный ею фильм повествует о поиске и опознании могил заключенных по картам, сделанным одним из анархистов, посетивших тюрьму после ее закрытия. Бельгийский дуэт Вермеир и Хеиреманс создал фильм, в котором авторы размышляют о двойственной позиции художника в условиях джентрификации. Китайский художник Ма Вэнь, получивший мастерскую в одном из недавно построенных элитных жилых комплексов, как истинный ударник производства в полной мере использует предоставленные блага и ресурсы, но прекрасно осознает, что его привлекли для того, чтобы повысить цены на недвижимость, создав в жилом районе «кре-ативный сектор». Закадровый текст, напоминающий журнальную статью, художник читает холодно и отстраненно, но в его словах ощущаются одиночество и бессилие.

Хедлайнер биеннале — знаменитая немецкая художница Хито Штейерль, представившая на выставке лекцию-перформанс «Является ли музей полем битвы?». Выясняя обстоятельства смерти своей коллеги-фотографа в одной из горячих точек, Штейерль обнаружила, что производители оружия, которое использовалось в конфликте, выступают спонсорами крупных мировых музеев и выставок (такого сотрудничества не избежала и Стамбульская биеннале). Свои построения художница превращает в метафору, согласно которой пуля, выпущенная в одном месте, проходит сквозь невидимое облако данных, превращаясь в инсталляцию или материалы пресс-службы, которыми музей «обстреливает» зрителя. Прекрасно осознавая неоднозначность своего положение (работа выставлена на биеннале), художница закачивает работу призывом сохранять бдительность в пространстве, где, возможно, до сих летает невидимая пуля, а искусство на самом деле произросло вне его стен. Видимо, об этих незаметных ловушках — в самом искусстве и за его пределами — и стоит задуматься после посещения биеннале.

​ДИ №6/2013