Формы ледокола отчетливы, строги и мужественны и, более того, позволяют техническому сооружению обрести личностный характер, превратиться в организм. Пройдя все испытания на полезность, производственную функциональность, ледокол «Ленин» открывается бескорыстием, своей внутренней стороной, включая в себя историю нашего времени и наделяясь художественной речью. В биеннальном проекте его структура эстетизируется, формируя новую пластическую драматургию существования и превращаясь в своей топографии в выставочное пространство актуальной культуры. Каждый элемент ледокола обживается художником, искусство в этом положении с пульсирующей настойчивостью начинает задавать вопросы, провоцируя нашу культурную память. Внутренний мир ледокола и его художественная реальность начинаются с вестибюля. Как стартовая площадка, он создает новую систему координат, принципиально меняя прежние функционально-технические ориентиры на художественно-осмысленные, реализуя визуальные маршруты, фиксируя в них начала и концы, повороты, остановки и узловые точки.

«Вестибюль» ледокола несет в себе пограничное состояние; его пространство координирует внутреннюю структуру, как говорилось в античности, «агрегата», и в то же время топография ледокола в этой точке еще не лишается контакта и возможности диалога со стихией океана. Это особое место, где человек обнаруживает новую устойчивость, продолжая свою «земную» жизнь, перенося взаимоотношения с естественностью природы в естественность собственного существования. Образность этой границы в проекте фиксируется инсталляцией Леонида Тишкова, представленной двумя фигурами водолазов практически в человеческий рост. Предметная двоичность художественной системы и свет, излучаемый скафандрами, формируют универсальный контекст человеческого пребывания в мире. Художник в, казалось бы, совершенно конкретной мизансцене показывает неразрывную связь человека, физических законов природы и самих техногенных принципов работы атомного ледокола.

Один шаг — и мы оказываемся в кают-компании, в месте встреч, обсуждений проблем, бесед и отдыха, становящемся центром смысловых контекстов ледокола, его концептуальным диалогом между феноменом атомной энергии и теориями ленинского научного социализма. В своей инсталляции Игорь Макаревич и Елена Елагина обращаются к ядерной физике, к визуализации атомных процессов, в которых элементарные частицы обретают знаки философского дискурса, наполняясь непреложностью ленинских идей, «цитируя» его фундаментальное наследие «Материализм и эмпириокритицизм». Пронизанные марксистской идеологией элементарные частицы классической физики и их наглядная опредмеченность собираются в тройственный союз материи, духа и личности, транслируя философское учение как мистическую практику, снимая блокировки между марксизмом, теософией и волновыми состояниями физического поля.

Развивая идеи теории относительности, московский художник Иван Лысов продолжает визуализировать находки Игоря Макаревича и Елены Елагиной, искривляя пространство ледокола и вводя в него новые энергетические состояния. Его матричный шар диаметром 1,5 метра, реагирующий на включенность в силовое поле человека, заставляет наблюдателя-зрителя превращаться в участника события. Сферическая поверхность шара проявляет уникальную чувствительность к феномену гравитации, она оживает в присутствии зрителя, ее энергия возрастает от количества персонажей, вступающих в диалог с техногенной зоной.

Офицерская столовая ледокола напоминает пустотные пространства кораблей-призраков, в ее дистиллированной чистоте только что завершилась конференция, но участники покинули помещение прежде, чем мы в нем оказались. Австрийские художники Иоханна и Хельмут Кандл (Johanna and Helmut Kandl) выстраивают обезличенный мир дискуссий и иллюзорных соглашений, где важны форма, ритуал, но не содержание. Имиджевые таблички в инсталляции заменяют человека, его личное присутствие становится необязательным в пространстве, в котором подчеркивается значимость стратегий картотек и интеллектуальной коммуникации в современной культуре — от Владимира Набокова до Он Кавары и Льва Рубинштейна. Ритмичность расположения табличек в офицерской столовой создает особый контекст для акустических ритмов музыкального салона. Видео Марко Лулича «Жертвоприношение», свободно трансформирующее «Весну священную» Игоря Стравинского, свидетельствует о рождении музыки, обладающей подлинным соответствием техногенной реальности ледокола, своеобразным акустическим резонансом, построенным на тотальной электронной инструментальности. Образ «Весны священной» неотделим от глубинных состояний ожидания «события», он наполнен ситуацией предстояния весны после длительной полярной зимы. Его драматургия, завершающаяся жертвоприношением, предупреждает о возможностях социальных конфликтов, гармоническое разрешение которых позволяет избежать жертвенных акций. Курительная комната, обязательная в продолжительном плавании, становится парадоксальным пространством в художественном проекте — местом, где не соблюдается экология, где торжествует оксид углерода, нарушая кислородный баланс человека и окружающей среды. Кураторы проекта фокусируют этот нелинейный процесс, предлагая зрителю живописное произведение Таисии Коротковой «Запрещенная Россия», исследующее руинированные и загрязненные «секретные» зоны Кольского полуострова в символических лучах северного сияния. Драматические миражи живописной работы Таисии Коротковой обретают новую фазу своих эволюций в искусстве украинской художницы Жанны Кадыровой, объекты-кристаллы которой, как россыпь алмазов, способны преломлять свет в любой точке ледокола. Они собирают его лестницы, коридоры и переходы между уровнями в энергетические узлы, фокусируют его реалии, превращаясь в нано-молекулы, готовые заменить консервативные технологии атомного реактора. Странность объектов, ведущих непрерывный диалог с техногенными пространствами ледокола, открывают особый мир художественных зон как парадоксаль
ный мир сталкеров. В его нишах сосредотачивается графика Игоря Макаревича и Елены Елагиной, полностью трансформируя наблюдательный пункт с окном у реактора; бюст Ленина, «упакованный» в стекло, как ледяная конструкция из «Снежной королевы» Ханса Кристиана Андерсена (работа Марии Кошенковой); старый якорь, хранящий в своих цементных образованиях всю историю завоеваний Арктики (композиция Александра Повзнера); космические приборы Юдит Фегерл, исследующие процессы темпоральных состояний, происходящих на борту ледокола и за его пределами. Математическая образность инструментария Юдит Фегерл восходит к знаку бесконечности, вобравшему сегодня в себя всю феноменальность современной культуры. Микрокосм объектов, закрепляющий «маршруты» в пространстве ледокола, как разбросанные камушки из сказки братьев Гримм, естественно переходят в вещекосмос, где вещь, сохраненная человеком, начинает спасать его самого. Обычный умывальник в инсталляции Катрин Шрейер превращается в хранителя «освобожденных» мыслей моряка, мыслей, живущих в бескорыстии и нуждающихся в естественных паузах, в состояниях «очищения» и простоты поступка. Их образы абсолютно доступны, они содержатся в специальных отделениях-коробочках, в экологии размышлений человека, приобретая реальность в органике реальных действий, в простом умывании, в естественном ежедневном человеческом ритуале.

Соня Ляймер (Sonia Leimer) привносит в предметный мир ледокола собственные вещи из своей мастерской. Расположенные на палубе, они формируют глубоко личные измерения, обнаруживая свой смысл в органических связях между человеком и окружающей его реальностью. Формы «скульптур» Сони Ляймер подчеркивают обыденность существования предмета, продолжающего образ жизни человека и его символическую деятельность. Обычные вещи из мастерской художницы, «уставшие» от непрерывного труда, неожиданно превращаются в магические сущности, одухотворенные субъекты. Вглядываясь в «скульптуры» Сони Ляймер сквозь окно на палубе, постепенно начинаешь переживать непосредственную действительность медитативной феноменальности, очарованность сновидения, приближая вплотную к себе обычный мир как сновидческую реальность.

Стратегия художественного освоения сновидений полностью раскрывается в радио рубке ледокола в форме радиопьесы. Ее автор, Александра Сухарева, «рассказывает» о своих уникальных состояниях, переживая драматургию сна как странную последовательность событий, произошедших на корабле. Душа художницы пересекает границы радиорубки, путешествуя в пространствах ледокола. Ее голос превращается в медиатор, в сновидческого гида, предоставляя нам видеть пустую кровать и двадцать бронзовых ракушек, созданных Анной Титовой, ритуальных объектов паломников, посещающих сакральные места. Раковины, сохраняя в себе историю морских путешествий, вместе с тем напоминают естественные микрофоны, звучащие голосами океанических волн. Мурманские художники Тамара Зуева и Владимир Кумашев в своих маринах расшифровывают магию этих шумов, визуализируют скрытые в них истории о том, что «наблюдал» ледокол за годы своих странствий в океанических просторах. Классическая живопись, виртуозная акварель свидетельствуют о традиции помещать образный мир искусства в кают-компаниях и столовых, расширяя личные воспоминания моряков, напоминая о драматических рассказах со счастливым концом. Среди живописных «историй» Тамары Зуевой и Владимира Кумашева располагается проекция-фильм Изы Розенбергер (Isa Rosenberger), документальные свидетельства посещения ледокола «Ленин» Ричардом Никсоном в 1950 году во время холодной войны. Строгая художественная система фильма и возвышенная романтическая оптика картин в контрасте и порой даже конфликте открывают новые стороны нашей истории, ее социальные сгущения и медитативные паузы, где зрение встречается с чистым освобожденным сознанием. Визуализация событий, документальных свидетельств, связанных с историей ледокола «Ленин» и завоеванием Арктики, завершается видеоперформансом Михаэля Стрессера, специально подготовленным для открытия выставки в период биеннале. Фиксирование реальности в образности документов, фотографий, видеопроекций, акустических программ постоянно вторгается в экспозицию, заставляя зрителя переживать состояние личного присутствия в истории, становиться участником событий. Фотоинсталляция Владимира Кондратьева, в прошлом офицера, проходившего длительную службу на ледоколе, составляет одно из непреложных достоинств биеннального проекта. Его непосредственные фотосвидетельства подробно рассказывают о «внутренней» истории корабля, повседневном труде моряков и уникальных моментах в обычной регулярности морской службы. Фотография интересует Владимира Кондратьева не как вид из окна, а как система коммуникационных связей, раскрывающихся только через полноту визуального интеллектуального опыта. Подобную точку зрения использует и Светлана Габова, рассматривающая картинную образность как медийную стратегию. Ее пять малоформатных композиций (25х25) формируют своеобразную информационную доску, зону визуальных сообщений, скрывающих в себе принцип концептуального произведения. Развешенные по стене ледокола, эти композиции-объекты содержат иронию и вместе с тем заклинание безопасности плавания.

Весь биеннальный проект «Ленин: ледокол» завершается флаговыми инсталляциями Анны Титовой, Стаса Шурипы и Леонида Тишкова. Именно в них скрываются кодированные смыслы этой интегральной акции — представления ледокола «Ленин» как пространства единения национальных культур, социальных практик и художественных сообществ. Подвешенная под потолком в столовой инсталляция Анны Титовой и Стаса Шурипы превращается в мифологическую конструкцию, объединяющую человечество не только по океаническим параллелям, но и по вертикали, снимая все иерархии и формируя новую демократическую целостность.

Кураторы проекта Стелла Роллинг и Симон Мраз в подборе участников и создании драматургии проекта проявили удивительную чуткость и внимание к пространству ледокола, к его внутренним измерения и его истории, превратив ледокол в организм, в особое художественное произведение, позволяющее переживать рубеж тысячелетий как наше общее личное время, за которое мы несем ответственность.

Современное искусство, вошедшее в проект, повисает на границе будущего, оказывается в его эстетической экологии, в феномене охранительных символов, но не забывает о катастрофах, былых драмах, преображая конфликты в гармонические идеалы и образы счастья художественной реальности. Оно моделирует нового человека, воскрешая его историческую память и восстанавливая утраченные связи с «телом» нашего дома, планетой по имени Земля.

​ДИ №6/2013