В 2010 году в перформансе «Все, что есть — то мое» на 6-й Берлинской биеннале художник, лежа в прозрачном саркофаге, примерил на себя чужую боль: его обнаженное тело было исписано латинскими названиями болезней, потенциально свойственными каждой части тела.

В «Основном вопросе» Кузькин решился пережить реальную физическую боль: с помощью скальпеля сам вырезал на своей груди слова «Что это?». Этот лаконичный жест — операция над собой и одновременно историей искусства. Стараясь устранить разрыв между идеей и телесностью, соединить две ветви русского искусства — концептуализм и акционизм, автор действует подобно легендарному связисту, соединившему зубами порвавшийся провод и восстановившему связь. Жест можно рассматривать и как вливание крови, а вместе с ней — новой жизни и энергии в концептуализм, как ритуал его символического воскрешения. Этот программный метапроект, который можно отнести к традиции «искусства об искусстве», отсылающий к известным акциям 1970–2000-х — от Бердена через Катрин Опи до Олега Мавромати, — на сегодняшний день самый зрелый и умный проект Андрея Кузькина. Одновременно перформанс носит экзистенциальный характер. «Основной вопрос» — проект-инициация, подводящий некоторый итог жизни и творчеству перформансиста, попытка обрести целостность мировосприятия. Художник пропускает мир через себя (здесь присутствует перекличка с названием выставки — «Мир»). Осмысление этого процесса болезненно. Кузькин обращает «основной вопрос» прежде всего к самому себе: что есть Я? Человек? Художник? Тело? В преодолении боли и страха смерти, жертвоприношении художник видит свободу. Неожиданно перформанс приобретает и политическое измерение, звучит актуально, напоминая: сегодня искусство — это больно.

​ДИ №6/2013