В этом году мир празднует 150-летие со дня рождения главного художника Норвегии — Эдварда Мунка. Экспозиция павильона Норвегии предлагает заострить самую болезненную проблему творчества Мунка: плата за свободу от принятых в капиталистическом мире догм и стереотипов. В центре внимания тема женской эмансипации, ставшая актуальной для Норвегии (да и для всей Европы) в начале XX века. В нескольких залах павильона развешены рисунки Мунка. В основном это сатирическая графика, иллюстрирующая его литературные пародии на общество Кристиании (так называлась столица Норвегии). В частности, можно увидеть листы со сценами из его пьесы «Город свободной любви». Пьеса интерпретирует разные тезисы учения Маркса. В ней два героя-антагониста: романтичный Менестрель и прагматичная «Долларовая Принцесса». В них угадываются сам Мунк и его пассия из богатой семьи винопромышленника Тулла Ларсен. На одном рисунке изображена рука, поднимающая над миром молот. Помимо рисунков показаны фотографии, большей частью это автопортреты и портреты медицинских сестер клиники доктора Якобсона, в которой Мунк лечился от психического недуга. В кинозале демонстрируется получасовой фильм Лине Берг «Грязный, молодой, распущенный». Фильм инспирирован образами Мунка и его мыслями.

Большая часть работ Мунка безжалостна и безрадостна. Современный ему социум он изображал наподобие Гойи: как скопище мерзких монстров или зверей. «Прошивают» пространство выставки работы с умирающими в больничных палатах. То тут, то там скалится костлявая смерть. Отдельно выставлена книжка 1908 года доктора Генриха Штедельманна «Психопатология и искусство», на обложке которой репродуцирован мунковский «Крик» как иллюстрация медицинской стадии истерии.

Фотографии Мунка, по свидетельству исследовательницы Анжелы Веттесе, сделаны с учетом принципа двойной экспозиции. Одна и та же сцена представлена в различных условиях освещения, динамики, пространства. Очень уместна параллель с разными состояниями напечатанных офортов, особенно рембрандтовских.

Тут-то и вспоминаешь, что Эдвард Мунк был большим фанатом идеи вечной незавершенности. Он с маниакальном упорством возвращался к однажды найденному мотиву и повторял его десятки раз в разных вариантах и техниках. Одного только «Крика» существует сорок опусов, включая графические. Кстати, эта одержимость найденными темами потрясает на огромной, двухчастной юбилейной выставке Эдварда Мунка в Осло. От закатов с бегущей по воде сияющей дорожкой мы переходим к постелям больных, затем к женщинам-вамп, от них — к «мадоннам». И вновь потом попадаем в мглистые лесные пейзажи. Каждый раз психологический нюанс восприятия знакомой композиции иной. От света, скорости движения мазков, цвето-насыщенности меняется фабула картин. В них постоянно обнаруживаются доселе потаенные темы и эмоции. Анжела Ветессе точно сблизила подобный метод с бергсоновским представлением длительности, наглядностью течения времени.

Такую преданность раз найденному можно интерпретировать и согласно логике детектива, и разные варианты одного считать некими уликами. Вот только уликами чего?..

Снова обратимся к лейтмотиву выставки павильона: дилемма эмансипации. Именно в «Богеме Кристиании», сообществе художников, философов, литераторов, в котором Мунк был своим, активно обсуждались проблемы новой сексуальной свободы, равноправия мужчин и женщин, преодоления пороков капиталистического мира, один из которых — проституция. Душа богемы Ханс Йегер убеждал в том, что проституцию можно искоренить, упразднив институт брака, введя принцип свободной любви и уравняв зарплату женщин и мужчин. Очень соблазнительно этому поверить, но пример его собственной жизни катастрофически низвергает блестящий тезис: всю жизнь Йегер невыносимо мучился от любви к жене художника, учителя Мунка Кристиана Крога Оде. И существование любовного треугольника назвать идиллическим было никак нельзя. В конечном счете провозглашаемая младоанархистами свобода должна была сопровождаться добровольным уничтожением в себе всех «слишком человеческих» чувств. Любовь и уважение к ближнему оказывались в числе первых изгоев. В конце концов, что если фанатичное следование принципу свободной любви не поможет искоренить проституцию, а, наоборот, узаконит ее в душе каждого, сделает внутреннюю подлость нормой жизни?

Возможно, эта пришедшая с антикапиталистической протестной волной диалектика проблем эмансипации и волновала Мунка. В своих картинах он раз за разом предлагал новые инсценировки одного сюжета. Представлял проблемы в буквальном смысле в разном свете. И в своих сценах мучительно искал улики того, что позволит предъявить сюжет уже не в плане только памфлетном или только эстетическом, но в плане этического обращения к каждому — в плане совестливости.

Этическая проблема эмансипации повлияла на беспощадное, сатирическое, отнюдь не комплиментарное представление норвежской элиты в рисунках художника. Эти рисунки и предыстория их рождения вдохновили режиссера Лине Берг на создание фильма. Название отсылает к кинофильму 1971 года Райнера Фассбиндера «Предостережение святой блудницы». Там речь шла о съемочной группе, которая деморализуется в ожидании «главной звезды», которая, возможно, окажется «святой блудницей». У Лине Берг все жестче. Никаких призраков надежды. Только три маленьких человечка, не умеющих совладать с искушениями тотальной эмансипации. Поэтому название можно заменить на «Бойтесь святой шлюхи». Действие происходит в наши дни в гостиничном номере. В фокусе тоже треугольник. Женщина явно наследует фам-фаталь героинь Мунка. Ее сообщник — тинейджер, симпатичный и бессмысленный. Вдвоем они на спор совращают богатого старичка, чтобы весело провести время и проверить содержимое его бумажника. Все заканчивается небольшим эксцессом и перебинтованной головой тинейджера, которого в приступе ревности (?) увесистым томом огрела женщина-вамп. В финале каждый герой отвечает на вопросы то ли полиции, то ли социальной службы. И нам с экрана рассказывают, что все было по взаимному согласию, никто не виноват, никакого криминала, в психологической помощи никто не нуждается. Все с миром разошлись. Только совесть осталась за кадром.

​ДИ №5/2013