Из раза в раз все кураторы и художники, имевшие дело с российским павильоном, сетовали на сложности пространства этой архитектурной постройки. Прекрасная снаружи, коварная внутри, она подобно мифическому Минотавру каждые два года «пожирала» заплутавших в ее лабиринтах смельчаков — подавляла, дробила, рассеивала художественные проекты, умаляя профессиональные усилия опытных кураторов. Неподдающееся пространство вновь и вновь соблазняло, бросало вызов, дразня принявших его возможной радостью обладания. Казалось, что так будет всегда, что критики хваля или ругая очередной проект, будут констатировать — щусевский павильон остался непокоренным. Однако, если следовать логике мифа, на любого Минотавра рано или поздно, фигурально выражаясь, должен найтись свой Тесей. Что и произошло этим летом на 55-й Венецианской биеннале, где Россию представлял художник Вадим Захаров. Куратором павильона выступил Удо Киттельман, директор Национальной галереи Государственных музеев Берлина. Не берусь утверждать, но не удивлюсь, если художник, приступая к работе и размышляя над будущим проектом, чувствовал себя жертвой, предуготованной на заклание, то есть внутри мифической реальности. Во всяком случае, это частично объясняет, почему в качестве литературной основы проекта был выбран миф, а именно миф о Данае и Зевсе, воспылавшем к прекрасной пленнице страстью и пролившиеся на нее золотым дождем плодотворящего семени.

Древнегреческий миф, затронувший тему сексуальности, вдохновлял многих художников от Тициана и Рембрандта, Корреджо и Тинторетто до Густава Климта. Однако для современного художника эта тема слишком узка. Поэтому Захаров хотя и задействует почти все детали, относящиеся к сюжету — подземелье (место заточения дочери царя Аргоса Акрисия), функцию которого несет первый зал цокольного этажа павильона, возлежащую тут же саму Данаю (увеличенный знаменитый снимок рембрандтовской «Данаи», сделанный через час после того, как маньяк облил картину серной кислотой и сделал в ней два надреза), служанку (смотрительница) и золотой дождь (блестящие монеты достоинством One Danaё, сыплющиеся с потолка через огромный квадратный проем, специально пробитый в полу центрального зала верхнего этажа, на пол второго зала цокольного этажа) — вводит новых персонажей и дополнительные детали. Это три спутниковые антенны на крыше и перед павильоном, алтарная преграда вокруг квадратной «черной дыры», фонтан (вмонтированная в одну из стен подземелья папка с надписью «АХ! — категория греха»), ведро, спускающееся на веревке прямо на Данаю через круглое отверстие в потолке, собственная старая работа «Стул для наказания любовью» (кресло-туалет с белой розой), лестница, два джентльмена, прозрачные зонтики, арахис, пять фотографий, документирующих одну из старых акций художника, и… зрители. Да-да, зрителям здесь отведена едва ли не главная роль, в любом случае они по совместительству действующие лица. По форме захаровская «Даная» — перформанс, представляемый внутри инсталляции, ну или пятиактная пьеса, разыгрываемая без антрактов.

Итак, любопытный зритель, прежде чем подняться по лестнице в основные залы павильона, инстинктивно устремляется к таинственно темнеющему входу нижнего этажа. Однако выясняется, что войти в «пещеру» могут только женщины.

И вот «разделились беспощадно мы на женщин и мужчин». Но, конечно, у Захарова совсем не про то, о чем пел Александр Дольский. И сексизм здесь ни при чем. Просто испугавшийся предсказания Акрисий запретил особям мужского пола входить к дочери, собственно, от них он и упрятал красавицу в подземелье. Представительниц же прекрасного пола приставленная к пленнице служанка снабжает для безопасности зонтами и приглашает пройти в пространство той самой «черной дыры», в которую откуда-то сверху сыплются золотые монеты с изображением Данаи и отчеканенными словами «вера», «единство», «свобода», «любовь». Дамам предлагается взять горсть монет и, одну оставив на память, высыпать остальные в ведро, которое поднимет деньги наверх. После этого они могут проследовать за мужчинами на верхний этаж. В первом зале этого уровня, фактически под потолком, на перекладине в ковбойском седле восседает джентельмен в офисном костюме и щелкает арахис, скорлупу от которого бросает прямо на пол. Ореховая шелуха возвышается небольшой горкой, воспринимаясь репликой россыпи золотых монет на нижнем уровне. В следующем зале «алтарная преграда» с подушками для колен обрамляет квадратный проем «черной дыры», через которую можно наблюдать за новоявленными Данаями под зонтиками, предохраняющими от твердых капель золотого дождя, а также за самим дождем. В последнем зале, помимо стула для наказания любовью, конвейер для монет, принимающий все новые россыпи из ведра, поднятого вторым джентльменом из чрева пещеры, и возвращающий золотые капли на «небо», откуда они вновь прольются дождем. Такой вот круговорот.

Все эти добавочные элементы весьма расширяют интерпретационное поле проекта, превращая его, по сути, во что-то близкое к «игре в бисер». Каждый элемент инсталляции можно прочитывать, сопоставляя с другими в самых разных комбинациях, смыслы множатся, то наслаиваясь друг на друга, то, напротив, сталкиваясь. В результате проект начинает напоминать палимпсест, где нижние слои просвечивают сквозь верхние, делая фактуру сложносочиненной и при этом не давая возможности остановиться на одном прочтении послания художника.

Чего стоит один золотой дождь. Помимо собственно Зевса, это и метафора неожиданного и легко доставшегося богатства. И известное сексуальное удовольствие. А любой химик скажет, что «золотой дождь – это реакция обмена, результатом которой является выпадение золотистых кристаллов».

Исходя из этого, вы можете увидеть в проекте отражение современного общества потребления, главный механизм влияния в котором — капитал, текучая и окаменевшая субстан-ция денег. Он производит прибавочную стоимость, тем самым воспроизводя самого себя, разрастается и заполняет собой весь мир. Вы можете распознать в Данае метафору самой желанной дамы современного мира — Информации, а в Зевсе современного вершителя судеб — Биржу. Грубо? Но существует же версия, что красавицу соблазнил не Зевс, а брат-близнец Акрисия Прет, то есть родной дядя девушки. И здесь уже попахивает инцестом, предельным падением нравов и продажностью.

Прозрачные белые зонтики у вас могут как вызвать ассоциации с контрацептивом, так и срифмоваться с белой розой (символом чистоты и непорочности), выглядывающей из очка предтечи унитаза. Эта же белая роза отошлет вас к одноименному сообществу интеллектуалов, придерживавшихся в нацистской Германии тактики ненасильственного сопротивления. Также вы можете гадать, каким цветом окрасится белый цветок после того, как на него прольется «золотой дождь», что бы под ним ни понимать.

В той же пещере можно увидеть не только аналог ждущей своего покупателя Информации, но и буквально женского лона и способного зачать и выносить плод чрева, а отсюда недалеко и до платоновской пещеры мудрецов, а выход из нее — идея, обретающая форму.

Запечатанная в пещере идея — это произведение искусства, ждущее своего зрителя, ибо только он своей интерпретацией оплодотворяет оное. И на самом деле, когда до открытия биен-нале от нас держали в секрете все подробности проекта, нам его уже представляли. Даная была еще непорочна, надежно укрыта крепостью договора между куратором и художником о неразглашении, она соблазняла нас тайной. Мы все были подобны вожделеющему Зевсу. Однако подобен ему был и тот человек, который облил кислотой рембрандтовскую Данаю. Он тоже ведь ее интерпретировал.

И отсюда лишь шаг до вопроса об ответственности художника-философа.

Но тут вы вспомните клерка, грызущего арахис, шелуха от которого ненужным сором покрывает чистый пол. И ваша мысль возвращается к золотым монетам и словам, начертанным на них, — о вере, любви, единении. Вот каково должно быть достоинство капель, проливающихся на мир. Однако монеты фальшивые… Реальное, воображаемое, символическое циркулируют в этом мире — мире желания, где «все возможно». Ведь желать, по Делезу, — это производить реальность. И все мы подобны машинам желания, которые «в отличие от просто машин… работают только в испорченном виде». Что ж, человек по сути своей слаб, жаден, низок, коварен, циничен, корыстен и т.д., короче, грешен, но его страшно огорчает не столько то, что он сам таков, сколько то, что другие такие. Но кто без греха? И вот ведет он со своей природой нескончаемую борьбу, дабы стать высоким, сильным, щедрым, бескорыстным, добрым и т.д. Однако будь человек другим, трудно даже представить, скольких замечательных произведений искусства мы бы лишились, в том смысле, что они даже и не появились бы. Что греха таить, порок, его переживание — величайший источник вдохновения. Да и вообще неизвестно, нужно ли было бы искусство человеку праведному. А человеку грешному даже в удовольствие это переживание от собственного несовершенства, на которое искусство ему вот уже на протяжении не одного тысячелетия указывает. Словом, искусство — это изобретение и душевная потребность человека ущербного.

Итак, вы можете плести и плести кружева смыслов… Насыщенные образы расползаются по вашему рассудку, соблазняя заключенными в них интерпретациями и превращая вас в фабрику по производству смыслов. Проект ведь интерактивный не только в плане физического действия. Так что можно действовать смело, не задаваясь вопросом — а что конкретно хотел сказать художник. Тем более что Захаров сам признается: «“Даная­ — замок, к которому подходят все ключи». И тут уместно вспомнить слова Оскара Уайльда: «Всякое искусство одновременно есть и поверхность и символ. Те, кто проникают глубже поверхности, сами ответственны за это. Те, кто разгадывают символ, сами ответственны за это. Ибо зрителя, а не жизнь поистине отражает искусство». «Ах, вот оно что, скажет кто-то, — Захаров, как это нынче водится у современных авторов, перекладывает ответственность на зрителя. А как же, простите, знание, которое, по его же мысли, должен нести людям философ? А он вместо знания сказал все одновременно и, значит, не сказал ничего. Ускользнул, симулировал интерактивность, заставив нас выполнять действия согласно четко прописанному сценарию».

Да, но ведь в сценарии не прописан финал. Дальше мы сами должны. Кто как может. Кто как понял…. Бросая монеты в ведро и тем самым добавляя свои формы в круговорот идей.

ДИ №3/2013