Август Зандер. Портрет. Пейзаж. Архитектура

Чтобы создать групповой портрет нации, «от фермера до самого рафинированного интеллектуала и до самого последнего идиота», Август Зандер не только выбрал наиболее типичные, как ему казалось, лица, но и придумал четкую классификацию своего эпохального проекта. С немецкой дотошностью он разбил все многообразие индивидуальностей и людских типов на семь групп. Идеи, легшие в основу проекта, связаны с популярной в то время концепцией физиогномической гармонии, согласно которой маргинальный характер личности выдает тип лица и мимики. Зандер убежден, что универсальное знание может быть достигнуто лишь при тщательном исследовании и правдивом изображении. Поэтому он предпочитает простые фронтальные ракурсы, ясный графический язык и нейтральное освещение. И к тому же он смотрит на германское общество как на фактически средневековую иерархию профессий и классов. Получилась своего рода социологическая арка от портретов крестьян к студентам и учащимся, профессионалам всех видов, государственным деятелям и к изображению неквалифицированного труда, безработных, больных и убогих. Классификационные изыскания Августа Зандера могли бы показаться старомодными и смешными. Но он был великим фотографом, благодаря которому мы видим под масками социальных, семейных, возрастных ролей истинное лицо каждого из попавших в его объектив. Все они — здоровые и больные, мужчины и женщины, высшие чины Третьего рейха и цыгане, калеки, умалишенные — уравнены в своей человеческой ипостаси, немного напряжены под слишком откровенным взглядом, выявляющим самоценность каждого. И если для современников фотографа были ценны его непосредственное наблюдение и злободневность идеи, то для нас важнее ностальгия по утраченной общности, по эпохе, когда задача создать народный портрет не казалась фотографам фантастической.

Карл Блосфельдт и Эккехард Велькенс. Диалоги о природе

Работы фотографа-«нововещественника» Карла Блосфельдта и графические листы современного немецкого художника Эккехарда Велькенса, представленные на выставке в МАМе, не о природе как таковой. Восприятие природы не может быть фрагментарно. «Новая вещественность», или «новая объективность», ― направление 1920–1930-х годов в фотографии (но не только) ― продолжило тему сущности вещей, заявленную в предыдущем десятилетии модернистами. Блосфельдт скрупулезно снимал свой гербарий, путешествуя по всему миру, находил удивительные естественные формы, то похожие на греческие розетки, то напоминающие декор готических храмов или древние восточные рельефы. Фотографировал все это исключительно в прикладных целях: он был скульптором и преподавателем, демонстрировал студентам фотографии «форм искусства», изобретенных Творцом. Ученикам приходилось конкурировать с самим Создателем. Художник созидает всего лишь «слепки» природы. На снимках при увеличении в 20–30 раз мы видим своего рода пластические декоративные элементы: ростки, лепестки, шишки и цветы. Вся эта ботаника стала скульптурой благодаря видению Блосфельдта. Эккехард Велькенс месяцами работает над графикой, тогда как фотограф снимает почти мгновенно. Рисунки «мертвой» природы Велькенса (черепа, сухие ветки, камни, корешки) выглядят скорее как иллюстрации в трактате по естествознанию, то есть несовременно, но при этом они утратили атрибуты реального — человеческий глаз не различает такое количество мельчайших подробностей и деталей предметного мира. Рисунки, похоже, дали фору реализму фотографии. Мастерство рисовальщика просто поражает. Так кто же вышел победителем в этом соперничестве? Фотография, заложница реальности, или рисунок, искусство иллюзии? Удивительна природа вещей!

Михаил Прехнер. Ретроспектива

Советская журнальная документалистика 1930-х поражает почти неправдоподобной искренностью. Имя Прехнера не известно широкой публике. Он участвовал во всех предвоенных выставках отечественной фотографии за рубежом, получал награды, в том числе очень престижную серебряную медаль в Антверпене в 1938 году. После смерти его первая персональная выставка «из семейного архива» состоялась в Москве только в 2008-м. Теперь представлен большой ретроспективный проект, в который вошло около 150 снимков. Большинство отпечатков — современные, 15 фотографий оригинальной авторской печати.

Михаил Прехнер из плеяды молодых фотографов, которым посчастливилось участвовать в модернистских экспериментах. В «классики» его не записали лишь потому, что он погиб в возрасте 30 лет, в августе 1941 года, будучи фронтовым корреспондентом. А в семнадцать работал в редакции «Говорит Москва», позже сотрудничал с другими изданиями, включая «Правду» и «Известия». Ему доверяли снимать военные парады на Красной площади, Чрезвычайный съезд Советов. Идеологическая машина предъявляла к пресс-фотографии определенные требования: человек в СССР должен был быть примерно трудолюбивым и радостным, никаких хмурых лиц, только уставшие, потому что урожаи и надои — рекордные, а юность — цветущая, детство — счастливое и беззаботное. Объективность на деле оказалась не визуальным принципом, а партийным. Валерий Щеколдин как-то сказал в интервью журналу «Афиша»: «… документальная фотография захирела бы в раю!» Но только не в нашем, социалистическом. Многие довоенные фотокорреспонденты потрясающе искренне снимали хронику своего времени, они до сих пор вызывают неподдельный зрительский интерес. Но выставка работ Прехнера не об идеологии―— о художественности. Понятные «милые» снимки, потому что «свои», «домашние», из старого «семейного» альбома, где мама такая молодая, а папа такой боевой. И почему-то нет ощущения идеологической подоплеки этой «жизненной» фотографии.

Михаил Розанов. Избранное

Творчество Розанова легко классифицировать как одно из направлений современного постмодернистского минимализма. Поля, пустыни, горы, океаны — ткань жизни. Не получается назвать эти работы пейзажами. В центре философии этого жанра стоит вопрос отношений человека и окружающей среды. Розановская метафизика выходит за его рамки, она направлена на поиск человека в мировом пространстве, пустынном, безлюдном. Поиск человеком самого себя. Для модернистских течений современности характерна деформация пейзажного изображения, что часто является мостом для перехода к абстракциям, где пейзаж утрачивает свою жанровую специфику. Но фотограф ничего не искажает, а приводит в действие какую-то одному ему известную механику аберрации зрения, порождающую отвлеченные понятия. Особый предмет интереса Розанова — архитектура. Он строит свои фотокомпозиции как «конструктивист» века прошедшего: ракурсы, углы, геометрика чистых структур, провозглашая основой художественного не образ, а умозрительную конструкцию. Абстрактная архитектоника располагается на плоскости наподобие чертежа или кубистической схемы. Кроме пейзажей и архитектуры есть в творчестве Розанова место «малому»: веточкам и цветочкам, ракушкам, букашкам... Розановские «гербарии» — изначально мертвая или умирающая натура. Может быть, так кажется потому, что контрастная съемка, преимущественно черно-белая, уплощает объект, уничтожает его объем, вещественность, телесность. Никакого материального мира! Плоть превращается в тень и тлен, и эта «траурная растительность» заставляет подумать о чем-то более сложном и сущностном.

Патрик Демаршелье. Dior Couture

Диор вновь в Москве, теперь с проектом, который, безусловно, стал одним из ключевых событий биеннале «Мода и стиль в фотографии». В экспозиции более 120 фотографий, созданных знаменитым фотографом моды Патриком Демаршелье в течение двух лет и составивших книгу «Dior Couture. Patrick Demarchelier» (2011). На снимках представлены лучшие модели и актрисы современности (среди которых Жизель Бундхен, Наталья Водянова, Шарлиз Терон, Карли Клосс, Саша Пивоварова и др.) в платьях и костюмах разных сезонов, backstage-показов коллекции haute couture, а также уникальный репортаж из парижского ателье «Dior», где и рождаются шедевры высокой моды. Не имея официального образования, Демаршелье доходил до всего практическим путем, учась на фотографиях своих коллег по журналу «Vogue», а ими по воле судьбы оказались Ирвин Пенн и Ричард Аведон, одни из самых влиятельных фотографов моды XX века. Начав в 1950-х годах с любительской съемки друзей и подработки в фотомастер-ских печатью и ретушью, он постепенно вписался в профессиональные круги. Сегодня маэстро 69 лет, а он до сих пор не имеет звездных привычек, даже в очереди в гардероб Манежа Демаршелье стоял вместе со всеми, смущенно отклоняя предложения посетителей пропустить его вперед. Мечта — яркая, упоительная, сказочная жизнь за гранью серого, холодного, тесного и суетного мира. Аромат «J'adore» исходит то ли от фотографий, то ли светской публики. Голова кружится от эфо-рии или невозможности происходящего... Потому что просто немыслимо представить, что все это «будет носиться». Но уж точно все это следует смотреть! Фотографии как парадные портреты потрясают размером и небывалой холодной сделанностью.

Петр Ловыгин. Луи мой не возвращается ко мне

Он всего несколько лет занимается фотографией и уже достиг широкого признания — во второй раз участвует в биеннале, выставки в разных уголках мира... Он встречался с Жаном Рено и Медведевым, выпустил первый том «Costaricasoul», много путешествует. Какова формула удачи? Фотографическая карьера Петра Ловыгина началась в 2004 году, тогда он, выпускник архитектурного института, купил первую цифровую фотокамеру, а уже в 2008-м был приглашен Ольгой Свибловой на фото-биеннале, где представил три персональные выставки! Петр говорит, что на архитектурном факультете учиться было тяжело и неинтересно, а потом он принял ислам, и пришло вдохновение. И на этот раз представлена очередная сказка Ловыгина, продолжение историй о вымышленной стране «Костарике» и ее героях: Волке-изумрудное сердце, Одномубогу, Такеши Китано, Сатье Саи Бабе и др. Теперь героем стал младой Луи Армстронг, серия называется «Луи мой не возвращается ко мне», еще и три-бьют его бессмертной песни «What a wonderful world». Юный, непорочный, еще неизвестный музыкант как будто спускается с небес, как архангел Гавриил с трубой Божией, играет для всех жителей «Костарики» свое лучшее произведение. Автор отправляет героя в путешествие по своим любимым местам: через поле у ростовского Богослова, константиновские холмы у Оки на родине Есенина, у Покрова на Нерли с его жирафами, вечно гуляющими вокруг... Он снимает сказочные истории. С ложью и намеком и без всяких уроков добрым молодцам.

Владимир Глынин. Реконструктивизм

Главная тема — танец. «Чайка», спектакль 2002 года, в хореографии американца Джона Ноймайера, адаптировавшего чеховскую пьесу для балетной сцены. «Конструктивистский» танец «Душа Чайки» в костюмах, напоминающих «прозодеж-ду» Л. Поповой, А. Родченко, В. Степановой. Из этой постановки Глынин и взял костюмы для своего проекта. Эстет и экспериментатор, фотограф, кстати сказать, из бывших танцовщиков, проделал путь от изысканных «живописных» изображений балерин до острых и динамичных, почти конструктивистских фотографических серий. Виртуозно владея различными приемами печати, приближающими фотографию к графической технике, он приходит к выводу, что художественная фотография может быть выразительной, став декоративной. Его рафинированные ритмические контрастные построения далеки от советских реалий конструктивизма, требующих доходчивой наглядности, призванной воспитывать, агитировать, учить или, наоборот, смело использовать острый ракурс, отдавая предпочтение особой «эпохальной» динамике. Фронтальные композиции Глынина тяготеют к несложной графической структуре, насыщенной ритмическими повторами, порой неожиданными столкновениями яркого с мягким созвучием красок, оттенков и линий.

Арно Фишер. Фотография

Фотограф уже покорил зрителей Санкт-Петербурга осенью прошлого года. Выставка, которая проходит в рамках Года Германии 2012/13 в России, теперь в Москве и представляет около 140 произведений мастера, начиная от ранней серии «Берлинская ситуация», снимавшейся в 1953–1960-х годах. На фотографии «Трещина в стене» — дом, который в любой момент может рухнуть, а в окне над страшным разломом человек. В 1961-м другая стена разделила столицу Германии на Запад и Восток. Тогда же публикация этих фотографий была запрещена. По иронии судьбы политической фигурой стал человек, который просто рассказывал о жизни родного города после войны, о депрессии и ожидании перемен, о взаимоотношениях личности и общества, человека и системы. Фишер снимал не только документальные циклы, но и, например, звездную диву Марлен Дитрих. А еще он сотрудничал с модным журналом «Sibylle», издававшимся в ГДР. Но более всего завораживают тонкие, интимные полароидные карточки, сделанные в городке Гранзе на востоке Германии, где Фишер провел последние годы жизни. Словно нарисованные цветными карандашами или написанные акварелью изображения засохших цветов, поблекших листьев, выцветшей мебели вошли в «садовую» серию Фишера, в 2007 году выпущенную в Германии отдельным альбомом. Зал, где выставлены эти работы, обескураживает, особенно после гигантских полотен, представленных на нижних этажах. Черно-белая глубина и тихие оттенки цвета располагают к неспешному просмотру, что сегодня редкость. Мы все делаем на ходу. Пробежаться быстренько — и дальше в суету мегаполиса. Fast-food, а потом fast-love и в целом fast-life. Смотреть Фишера стоит неспешно.

Пьер Жаме. Ретроспектива. 1930–1970. Дина Верни и другие истории

До выставки в Мультимедиа-арт-музее никто в России не знал имени этого фотографа. Имя Дины Верни ассоциируется в первую очередь с Аристидом Майолем, французским скульптором и художником. Семидесятитрехлетний классик познакомился с Диной Айбиндер (Верни — фамилия ее первого мужа), когда ей было всего 15 лет, она стала его излюбленной моделью. Майоль воплотил ее в виде разнообразных ню в бронзе и мраморе: «Река», «Воздух», «Гармония» и множестве других аллегорических вариантов идеальной телесности. После гибели художника Дина стала наследницей его коллекции, организовала галерею, а в 1995 году открыла Музей Майоля. Пьер Жаме встретил Дину, когда ей было семнадцать. Он ― профессиональный фотограф, снимающий портреты в студии, потом музыкант, певец и снова фотограф. Он тоже влюбляется в румынскую чаровницу с идеальным телом, которую мы не раз увидим на его фотографиях. Все они были так очаровательно молоды. Смотреть приятно. Только юный счастливый человек мог снять таких же, как он, — сияющих красотой, энергией, удовольствием от жизни непосредственно, естественно, просто и заразительно. Молодежь танцует, поет под гитару, шагает по дорогам, загорает и целуется. Красивы тут все, но Дина Верни лучше других.

Игорь Гавар. Бабушки

Русская бабушка… С ударением на «у». Или уже не русская, а российская, без лубочного национализма, но во всяком случае дама третьего возраста. Игорь Гавар нашел свою тему в 2011 году, когда основал блог «Point of People» о пожилых людях, которых он снимает в формате стритфешн. Потом он получил грант от благотворительного фонда «Unhate» компании «Benetton» на реализацию этой социально значимой идеи. Концепция проекта такова: «фотоальбом о красоте людей высокого возраста»; цель — «визуальная демонстрация разнообразия стилистических решений и творческого подхода пенсионеров к своему внешнему виду». Автор стремится показать, что желанию людей выглядеть прекрасно не мешают ни безденежье, ни убогая реальность. Получилось жалостно. Ольга Ивановна из Санкт-Петербурга с красным серпа-сто-молоткастым шарфом. Валерия Николаевна из Москвы в павловопосадском платке. Ирония или злая усмешка. Когда ты молод и СССР — не твое прошлое, наверное, это китч. А если та, советская жизнь — часть твоей биографии… Был такой легендарный персонаж в начале перестройки ― пани Броня, подружка не менее легендарного модельера и перфор-мансиста Петлюры. Чудные были люди, чудные времена. Но то был театр, представление, буффонада! Зрелищно и иронично. Show must go on... Но почему тогда бабушки Гавара не вызывают улыбку? Престарелые клоунессы? Стоп. Я просто слишком серьезна.

Анастасия Кузьмина. Без названия

Настя — «школьница» Школы фотографии и мультимедиа имени А. Родченко. Из пока еще скромной биографии мы узнаем, что она окончила Московский государственный текстильный университет имени А.Н. Косыгина (2011), а значит, хорошо понимает одежду. Сейчас учится в мастерской Сергея Браткова «Фотография, скульптура, видео». На выставке представлена документация перформанса «Без названия». Вещи и человек, их непростые взаимоотношения. Кузьмина собрала одежду, которая накопилась за несколько лет, и надела на себя все, превратившись в нелепый бесформенный объект. Вот и скульптура получилась. Далее она освобождается из этого тряпичного плена, срезая лоскуты тряпок, как ненужную упаковку, пытаясь обнаружить «суть вещей», коей оказалось тело, обнаженное и незащищенное.

ДИ №3/2013