Гамлет

(Откидывает ковер и обнаруживает Полония).

Прощай, вертлявый, глупый хлопотун! Тебя я спутал с кем-то поважнее.

Ты видишь, суетливость не к добру.

А вы садитесь. Рук ломать не надо.

Я сердце вам сломаю, если все ж

Оно из бьющегося материала

И пагубные навыки не сплошь

Его от жизни в бронзу заковали…

Перевод Б. Пастернака

Проект Владислава Мамышева-Монро, режиссер-постановщик Слава Випзон, хореограф Алекс Орлов и дизайнер Катя Филиппова. Именно на Монро снежной ночью в зал Политехнического музея собиралась артистическая Москва. Неожиданная смерть художника вскоре после премьеры превратила спектакль в метафору, в которой хочется искать и находить смыслы, возможно, заложенные создателями, но проявишиеся только благодаря трагическому финалу.

В новой постановке Шекспира создатели решили переставить акценты и сделать главным героем не Гамлета, а Полония, королевского советника, отца Лаэрта и Офелии, роль которого и исполнял Мамышев-Монро. Он же одновременно выступал в роли могильщика и Тени отца Гамлета.

«Эта пьеса удобна тем, что применима к любой политической ситуации. Поэтому у нас тоже через призму пьесы переломлена современность, весь абсурд нашей жизни», — предварял премьеру Монро. И действительно, авторы сразу же напоминают нам о другом значении слова «полоний»: элемент № 84 — полоний — первый, вписанный в таблицу Менделеева после открытия радиоактивности. Он же и самый легкий из тех, что не имеют стабильных изотопов. Утверждают, что с помощью этого радиоактивного элемента в Лондоне был отравлен бывший офицер ФСБ Александр Литвиненко.

Имя Литвиненко фигурирует в истории с Борисом Березовским, опальным «царедворцем», умершим вскоре после премьеры «Полония». Примечательно, что ближайшей подругой Владислава Мамышева-Монро была художница Елизавета Березовская, старшая дочь Бориса Березовского.

Внезапная смерть Монро после премьеры по времени совпала с такой же внезапной, а потому кажущейся еще более загадочной смертью Березовского в Лондоне. И если Монро играл трагически погибающего Полония на сцене, то Березовский таким Полонием в представлении того же Монро был в реальной жизни. Оба погибают в одно и то же время и одинаково случайно, как заколотый по ошибке Гамлетом герой-«крыса»: «Прощай, вертлявый, глупый хлопотун! Тебя я спутал с кем-то поважнее. Ты видишь, суетливость не к добру…» Как будто судьба, увлекшись вымыслом художника, решила воплотить его в реальности.

Перед нами современная трагедия, рассказанная языком Шекспира. Поверхностная игра слов — «Полоний» и «полоний» соблазнила «Политеатр» сделать данную постановку, без участия Монро невозможную.

Отсылка к отравлению Литвиненко была задумана, об этом говорит рекламный плакат спектакля — Мамышев-Монро в образе лысой королевы Елизаветы, внешне напоминающей знаменитую фотографию Литвиненко из больницы — худого и лысого, с безумно вытаращенными глазами.

Существует и подробно рассказанная автором предыстория постановки:

«Когда в 2006 году Литвиненко умирал в прямом эфире всех телеканалов, я путешествовал с Лизой Березовской по Камбодже. То волосы есть, на следующий день нет, пижама каждый раз новая, потом трубки вдруг появились… Меня завораживало это шоу. Я накупил пижам в Камбодже и уже было собрался делать фотосессию. Но Лиза сказала: “Не надо дразнить гусей, дай вывезу детей в Лондон — и делай что хочешь”. Спустя много лет история отравления полонием настигла меня в более роскошных формах. На исторической сцене Политехнического музея, на «бунтарской трибуне», в роскошных костюмах Кати Филипповой, а не в дурацких пижамках из Камбоджи. Смерть Литвиненко еще раз доказывает: то, что на первый взгляд кажется прекрасным, оказывается гнилым. Одна из первых книг Владимира Сорокина иллюстрирована очень красивыми картинками, похожими на сюрреалистические акварели. А на самом деле это увеличенные раковые клетки. Они выглядят живописнее, чем здоровые ткани, но на деле... Художнику сложно определиться, чему он служит — смерти или жизни и любви. Я балансирую между этими крайностями. Так много в искусстве символики, связанной со смертью. Это как ком снежный, который катится, собирая по дороге все больше трупов и костей. И зрители видят это нагнетание. Пока не знаю, искусство — это спасительный путь или дорожка в пропасть».

«Полония» изначально предполагалось играть в режиме постоянной импровизации. «Чтобы не учить текст, я записал фонограмму за всех актеров, — рассказывал Монро. — Гертруда может рухнуть со сцены, но действие не остановится, потому что фонограмма записана и нужно импровизировать. Кстати, эта фонограмма вызвала восторг у режиссера Тома Стоппарда. Я ездил в Англию и встречался с медийными компаниями, которые будут раскручивать наш спектакль. Стоппард лично представит «Полония» в этом году на Эдинбургском международном фестивале искусств. Тома подкупила наша непрофессиональность. “У меня было ощущение, что я присутствую при рождении новой жизни”, — сказал он о постановке. А это самое интересное в искусстве — когда нечто рождается на твоих глазах...»

Шекспира волновали великие страсти (любовь, честь, предательство, месть, дружба), смысл жизни. Акценты спектакля расставила фотосессия, которая была сделана Монро по мотивам «Полония». Выставка работ прошла в ММОМА на Ермолаевском в рамках биеннале «Мода и стиль в фотографии». Одна из лучших работ — Владик в образе Гамлета, читающий книгу или задумчиво смотрящий в камеру, да и сам Полоний на этих снимках — довольно молодой человек, и Клавдий — вовсе не коварный, а наивный злодей. Образ Тени отца Гамлета Монро позаимствовал у любимого им Милляра, и это оказалось одним из наиболее точных его попаданий.

В период работы над спектаклем художнику было 43 года, он уже прошел путь от хулигана от искусства, который закрепился за ним в бытность его дружбы с Тимуром Новиковым, до авторитетного участника художественного процесса. Если первые его образы, включая всю ту же Мэрилин Монро (откуда и пошел псевдоним художника, «на нее была очень похожа в юности моя мама», признавался Владик в одном из интервью) были построены именно на провокации общественного мнения, то позднее он стал ставить перед собой более сложные задачи. Одно дело примерить маску Гитлера или Путина (и даже появиться в подобном виде на вернисаже), другое — сыграть любимого героя, создавая его образ во времени, и в процессе работы разбираться и в себе, и в герое. Одной из первых удач я бы назвал проект «Любовь Орлова» (галерея Марата Гельмана, 2000). Серия черно-белых фотографий отсылала нас к советской диве, но напоминала и любимую им Монро. Но если последняя была для него иконой, загадочной Золушкой из страны «Hollywood», то «Любовь Орлова» предстала на снимках почти реальной женщиной, обладающей даже понятными слабостями (как, например, любовью к молоденьким морякам), готовой сидеть с любимыми подругами Татьяной Окуневской и Екатериной Фурцевой за чашечкой чая, или даже... лежать в гробу под пристальным взглядом строгой Марецкой. Позже он создает свой вариант фильма «Волга-Волга», в котором триумфально играла молодая Любовь Орлова. Во всех сценах с помощью монтажа голову Дуни Петровой (героини Орловой) заменили на голову Владислава Мамышева-Монро в образе киноактрисы. Этот проект был представлен на Роттердамском фестивале, а в 2007-м удостоен премии Кандинского в номинации «Медиапроект года».

Последняя работа Мамышева-Монро, «Полоний», объединила в себе все то, что влекло его на протяжении жизни: интерес к «расширению сознания», когда с помощью подручных средств можно оказаться в новой реальности (не удивлюсь, если видение Тени отца Гамлета Монро мог регулярно наблюдать в своей повседневной жизни); тяга к переодеванию, ощущение трагизма жизни, воспринимаемой глазами шута (роль шута Владик все время норовил занять в любой компании); и недостижимая любовь, и райские кущи, которыми стал для него остров Бали, где в последние годы Владислав проводил все больше времени. Возвращаясь изредка в Россию, он старался как можно интенсивней использовать это время для создания больших проектов. Среди них совсем новые для него образы — «Достоевский в Баден-Бадене», «Немое кино, или Рак сердца» (Чаплин и др.), «Метаморфозы монарха» (Людовик XIV). Однако соавторы его поздних проектов требовали от Монро лишь одного: быть смешным, кривляться, перевоплощаться. Но и здесь Монро старался придумывать такие мизансцены, чтобы максимально выразить свои эмоции. Впрочем, череда подобных историй уже переставала его интересовать. Проект «Полоний» выделялся на их фоне соединением театра и фотографии. Имея за плечами хороший театральный опыт, Монро опирался на поэзию античной трагедии, когда жесты максимально утрированы, превращая действие в набор застывших кадров. По его мнению, это такой архаический театр, который можно сравнить с театром кабуки: «Вот в театре кабуки только крики слышны, они ничего не переводят». И в данном случае можно было вполне отказаться от речи. Происходит утрирование образов, когда игра актеров подменяется чередой сцен, без слов понятных зрителю.

Примеряя на себя образы своих героев, Мамышев-Монро примерял на себя и их судьбы. На вопрос журналиста, не боится ли он встретиться на том свете со своими героинями, Монро почти серьезно ответил: «Во время китайского нового года у азиатов принято сжигать огромное количество специально напечатанных денег с пожеланиями, чтобы твои родственники или другие упокоенные дорогие тебе люди получали посылку, так как в загробном мире существует та же самая система товарно-денежного оборота. Я подумал: ничего себе! Они все там жируют, а наши несчастные супергероини Любовь Орлова, Мэрилин Монро не могут себе ни косметики новой купить, ни квартирку нормальную снять, ни очередную пластическую операцию сделать. Поэтому во время своего путешествия в Юго-Восточную Азию я разжег не поддающуюся подсчету сумму за своих героинь, просто гуглгуглов в “их” валюте. Правда, из-за того что Мэрилин открыто заявляла о сексе на киноэкране, ее образ часто использовался машиной секс-индустрии, и еще из-за того, что она покончила жизнь самоубийством, Монро могла попасть не в рай, а в ад. Я даже думал сделать такую фотосессию — “Мэрилин Монро в аду”. Я представлял, вот она в аду, все так же прекрасна, с огромной белой прической, напоминающей нимб. И черти, которые все, конечно же, в нее влюбились, держат для своей королевы отдельное гнездышко в уголочке. Всячески за ней ухаживают, приносят ей то ногу чью-то, то руку, чтобы она покушала, а она все время, конечно, отказывается. В итоге все-таки она должна перебраться в рай при окончательном разборе полетов...»

Проект «Полоний» дал возможность Монро примерить на себя обстоятельства трагедии и последующей смерти, побывать поочередно фактически «в шкуре» всех убиенных — Гамлета, его отца и матери, короля Клавдия, Полония, его детей Лаэрта и Офелии… Только со стороны этот опыт может показаться легким. Художник не раз рассказывал, с каким трудом ему приходилось вживаться в образы тиранов. Так что игра на сцене и фотосессия требовали от него немалых затрат душевной энергии. Видимо, чтобы восполнить ее, он неожиданно для многих и поехал сразу после первых спектаклей на Бали. Можно полагать, что он направился туда для того, чтобы действительно набраться сил, его душевное состояние было не самым лучшим.

В начале 2012 года его уговорили покинуть остров ради мифического проекта в Камбодже, перед этим у него пропала любимая собака «пани Броня», единственная близкая душа Владика (позже он даже стал вести страницу на Фейсбуке от ее имени) . «Мы с ней удивительно сроднились, она стала моей семьей, — признавался художник. — Ей нравилось кусать волны, и я снял дом на побережье…»

Проект в Камбодже не состоялся, и он вернулся на родину одиноким, опустошенным и обманутым (историю несостоявшегося проекта можно проследить в переписке с критиком Артемием Троицким, выложенной в Интернете). Его тяготила политическая ситуация в стране, и он неоднократно публично высказывался по этому поводу. «Я себя в Москве чувствую, как солдат из “Аватара”, безногий, искалеченный, на бесчеловечном космическом корабле сволочей. А там как будто попал в конец игры “Джуманджи” — в рай». Еще одним таким высказыванием стала пьеса Шекспира. Владику было привычно играть роль шута, с возрастом он стал мудрым шутом, который позволял себе все чаще говорить правду. Его раздражала политизированная ситуация в художественной среде, от которой он бежал «в рай», сначала в фигуральном смысле этого слова, а потом и в прямом.

ДИ №3/2013