Задуманный в составе такого ожерелья музей на набережной Бранли имеет и явное политическое послание, разъясненное Жаком Шираком в день открытия 23 июня 2006 года: «…воздать должное культурам, отличным от европейских... признать место, по праву занимаемое плодами этих культур во французском и шире — европейском культурном наследии… а также признать [свой] долг перед теми обществами, которые их сотворили, и по отношению к тем государствам, с которыми Франция продолжает поддерживать особые отношения». Такой программе, манифесту новой международной политики Франции XXI века по отношению к развивающимся странам, многие из которых были колониями или зонами влияния Франции, были отведены поистине великодержавные ресурсы: музей поражает зрителя внешним видом и новизной музеографии. Два с половиной гектара земли даны государством в бесплатную и бессрочную аренду, а весь проект обошелся в 232 миллиона евро.

Один из самых запоминающихся внешних элементов музейного комплекса — гигантская стена административного здания (800 кв. м), обращенная на набережную и вертикально засаженная 150 сортами растений, «произведение» ботаника Патрика Блана.

Основное пространство комплекса отделено от набережной полупрозрачным защитным экраном, за которым простирается дикий сад с великим множеством растений, где единственной константой по задумке пейзажиста Жиля Клемана является белый цвет весеннего и летнего цветения.

Главное музейное здание — огромное цветное животное или корабль, парящий над садом. Здание состоит из различных объемов, сочетает разные материалы, а своеобразные 30 параллелепипедов теплых тонов придают ему особый ритм и колорит.

Чтобы попасть в основной зал, необходимо пройти по узкой 191-метровой наклонной и вихляющей дорожке, не имеющей ничего общего с ритуальным обрядом торжественного входа, но позволяющей регулировать поток посетителей в соответствии с нормами безопасности. С 2010 года этот коридор оживляет световая инсталляция Чарльза Сандисона «Река», бегущая, как горная речка, проекция 16 597 слов, генерированных на основе базы данных хранителей музея: названия племен, поселений, географические названия, династии и т.д. Дорожка приводит посетителя в центр огромного пространства, названного «плато» и разделенного цветом стен и пола на четыре части света: Африка (желтый), Азия (оранжевый), Океания (красный), Америка (синий). В этом пространстве нет разгораживающих стен: стеклянные витрины, похожие на скалы, создают перегородки, закутки и полузалы. Все предметы экспозиции — маски, скульптуры, одеяния, которых более 3500 из 300 тысяч предметов коллекции, представлены без иерархии, исключительно с учетом географической и этнической классификации. Экспонирование основывается на желании показать разнообразие форм и материалов в творчестве различных народов. Крепления экспонатов выбра-ны такие, чтобы произведения были полностью видны в прозрачных витринах. Все музыкальные инструменты также собраны в прозрачную колонну-хранилище, пронизывающую все четыре этажа здания.

История приобретения каждого предмета также интересна, так как позволяет узнать о различных французских экспедициях, судьбах путешественников и современных коллекционеров, которые решили расстаться с предметами из своих коллекций и передать их музею. При этом количество информации, размещенное в витринах, сведено к минимуму, но ее можно почерпнуть поблизости на многочисленных компьютерных терминалах и скачать на собственные цифровые устройства.

Подчеркнутую технологичность подачи информации, изысканность архитектурных и декоративных решений, к сожалению, омрачает подчас сумбурное размещение предметов в экспозиции.

Как известно, любое политическое решение ведет к спорам, часто безрассудным, но имеет смысл прислушаться к аргументам сторон. За решением Жака Ширака о создании нового музея стоял его знакомый коллекционер и продавец произведений примитивного искусства Жак Кершаш (1942–2001). В 1990 году, когда готовился проект по расширению и благоустройству Лувра, он опубликовал манифест «За то, чтобы все шедевры мира рождались свободными и равными», ратуя за открытие восьмой секции в Лувре, посвященной неевропейскому народному искусству. В то время манифест поддержали многие известные личности, художники, критики, галеристы. В 2000 году в Лувре был открыт новый зал, Павильон сессий («Pavillon des Sessions»), посвященный произведениям народов, которые доселе не имели доступа в этот храм культуры.

Около сотни предметов отобраны в основном по их эстетическим качествам, доступным для восприятия посетителями Лувра. Произошла эстетизация произведений, представлявших научный этнографический интерес, вопреки намерению музейного сообщества. Реализация проекта в Лувре и далее на набережной Бранли поручалась государственным служащим высшего эшелона, не имевшим ничего общего с музейными хранителями и научными сотрудниками специализированных коллекций.

Но главным камнем преткновения стала реорганизация французского музейного пейзажа вследствие создания музея Бранли. Не считая масштабных приобретений последних десяти лет, в основном из частных коллекций и с рынка искусства, собрание музея основывалось на сложившихся за столетия национальных коллекциях. Два парижских музея пришлось таким образом закрыть при переводе их коллекций на набережную Бранли и в Лувр: Музей человека, открытый в 1937 году во дворце Шайо на основе научного Музея этнографии, располагавшегося с 1878 года в прежнем дворце Трокадеро, и Национальный музей искусств Африки и Океании, в который по распоряжению Андре Мальро в 1962 году превратился Музей колоний, открытый в составе Международной колониальной выставки в 1931 году.

Упразднение этих музеев повлекло создание трех новых: музея на набережной Бранли, Музея цивилизаций Европы и Средиземноморья в Марселе и Национального музея истории эмиграции в здании бывшего Музея колоний.

Упраздненные музеи были местами памяти, где хранили воспоминания о колониальной Франции, изучали это наследие. Некоторые ученые беспокоятся, что новый проект постепенно приведет к стиранию памяти об этом историческом периоде.

Этому может способствовать и привычный функциональный набор постмодернистского музея: кафе, ресторан на последнем этаже с панорамным видом, книжный магазин с другими товарами массового потребления, внедрение новых технологий в ущерб содержанию и впечатляющая, зрелищная архитектура здания.

В основном зале европейскому посетителю, который не так хорошо знаком с творчеством других народов, дают довольно ограниченные подсказки, создают правила игры, к которым зритель не привык в классических музеях. С другой стороны, снятие музейных кодов помогает посетителю освободиться от современного европейского взгляда на выставленные предметы. В музее на набережной Бранли решили отказаться от контекстного метода экспонирования, поощряя так называемое свободное восприятие, которое, однако, обусловлено все тем же европейским этно-центризмом и чрезмерной эстетизацией предметов как результат революции Дюшана. Вопрос в том, ведет ли это к лучшему пониманию и восприятию других культур...

Проект не ограничивается постоянной экспозицией, в стенах музея ведется научная и просветительская работа: обширный документальный фонд, вечерние курсы для всех желающих, часто сменяющиеся выставки, развивающие познавательные темы экспозиции современных художников представленных стран, экспериментальный театр и концерты.

Музей в движении, доступный всем желающим, несмотря на противостояние большой части научного сообщества, был поддержан, в частности, Клодом Леви-Строссом (1908–2009), основателем структуралистского подхода в антропологии, и несколькими другими видными этнологами и хранителями.

Отношение публики к культурам дальних стран изменилось, посетители приходят в музей не столько за научными познаниями или экзотикой, сколько вспомнить свои путешествия, найти вдохновение в необычных формах и красках, как это произошло с кубистами и фовистами в начале прошлого века при посещении Музея человека.

При проектировании использовалось сочетание «музей первичных искусств» (musées des arts premiers), что считалось политически корректной версией устойчивого во французском искусствоведении названия «примитивное искусство» (art primitif), но оно не охватывало в полной мере обозначаемое. Искусствовед Жан Жак Бретон в попытке определить «первичное искусство» перечисляет признаки, с поправкой на неизбежные исключения: это искусство неевропейских народов обычно племенной структуры, не имеющих письменности и проповедующих анимизм.

Феликс Фенеон (1861–1944) в конце XIX века предлагал поэтический термин «дальние искусства» («arts lointains»), таким образом определяя критерии инаковости. Такие дискуссии велись в XIX веке в ходе создания музеев, которые сегодня отдали свои коллекции музею на набережной Бранли. Результат претворения в жизнь концепции музея неевропейского искусства, задуманного как способ легитимации ранее отвергавшихся культур через исконно европейскую институцию музея, еще следует оценить. Пока музей носит топонимическое название, что уже проверено в случае с музеем Орсе и Лувром. Набережная Бранли названа в честь Эдуара Бранли (1844–1940), физика и медика, личности, давно преданной забвению. Есть предложения именовать его музеем Жака Ширака»: он увлекался антропологией и был чутким ценителем «далеких искусств». Ему, как Жоржу Помпиду, любившему современное искусство, тоже полагается музей на карте Парижа.

ДИ №3/2013