Часто такое понимание города делает его синонимичным «городу будущего», что подразумевают идею эволюции, более комфортной среды обитания и более справедливого общественного устройства и среди прочего — новой рациональности: географии, построенной вокруг креативных проявлений индивидуального. Противоречия в понимании мегаполисаа на рубеже ХХ и ХХI веков в разных формах и на разных языках выражают и жители города, и те, кто им управляет, и планировщики, и теоретики. Город — это пространство свободы и меритократии или жесткая конструкция, трансформирующая любого, кто в нее попадает, согласно безжалостным законам производительности? Это подвижная среда, либо совершенствуемая ее обитателями, либо опасная, антиэкологичная, наполненная мусором и асоциальными элементами. Создатели сетевых теорий, такие как М. Кастельс или Я. ван Дейк, рассматривают концепцию сетевого общества как способ разрешения давних социальных проблем за счет освобождения интеллекта и снятия ограничений на коммуникацию.

Город всегда был если не центральным, то неизбежным объектом изучения для теоретиков сетевого общества. Как же актуализировано пространство города в теориях сетевого общества, каким образом могут быть применимы к описанию новых форм активности горожан такие понятия теории новых медиа, как «интеграция» и «интеракция» (WEB 2.0), а также modularity и cultural transcoding1? Может ли подобная методология способствовать не только пониманию особенностей функционирования и воспроизводства пространства современного города, но и изменению роли горожан в определении и перенаправлении этих процессов? В каких формах возможна сегодня децентрализованная система принятия решений в процессе городского планирования?

Первоначально город рассматривался как «пространство информационного взрыва», порождающее постиндустриальное общество, но и растворяемое последним. М. Кастельс писал: «Один из основных мифов футурологии в отношении эпохи Интернета — это миф об отмирании городов. Зачем сохранять эти нескладные, перенаселенные, отвратительные создания из нашего прошлого, когда мы располагаем технической возможностью работать, жить, общаться друг с другом… на вершинах наших гор, в нашем тропическом рае или в нашем маленьком домике в прерии?»2. Но вместо отмирания городов мы наблюдаем все более обширную урбанизацию, причем наименее урбанизированные регионы мира демонстрируют самую высокую скорость роста3.

Аргументом против гибели городов стало положение, что только город является пространством жизни и профессионального воспроизводства «информационных специалистов», именно привлекательность мегаполисов для них — главная причина гиперсемантизации города в сетевую эпоху: профессиональная группа, а впоследствии и социальная структура, которая создает культуру Интернета, обитает в городах.

Теоретики современного общества постепенно переходят от изучения трансформаций в системе занятости и их влияния на городское пространство к изучению структурных и семантических изменений города (публичных мест, таких как парки, мегамоллы и т.п., транспортных узлов, домашнего и околодомашнего пространства) в ситуации виртуализации многих сфер жизни. Так, голландский исследователь сетевого общества Ян ван Дейк пишет, что гипотеза «нулевого пространства» не оправдала себя, и возникновение метафоры «город как сеть» означает не только интерес к технологическим свойствам городских сред обитания, но и прежде всего внимание к «бытийным» и физическим свойствам города, быстро меняющимся под влиянием нового типа социальной коммуникации. Интерес исследователей к «невидимым сетям» города можно уподобить интересу исследователей, изучающих миграцию микробов, конфигурацию труб, подземные пространства метро4.

То есть сетевое общество — это не просто общество, связанное Интернетом. Основным условием его возникновения является смена типа социальной коммуникации: от вертикального к горизонтальному. Вертикальный тип социальной коммуникации характерен для бюрократического, административного общества, общества массмедиа, где коммуникация происходит не от адресата к адресату, а «вверх» — к административному или массмедийному посреднику и «вниз» в качестве директивы или единой для всех «новости». Общество в этом случае напоминает зрителей фейерверка: все завороженно смотрят в одном направлении и общаются только по поводу увиденного.

Горизонтальная коммуникация, главный признак сетевого общества, предполагает коммуникацию без административного посредника5: сообщение индивидуализировано, оно принимается непосредственно тем, кому адресовано, адресат не пассивен, он может сразу же отреагировать на сообщение, делая коммуникацию непрограммируемой и бесконечной. Феномен WEB 2.0 c социокультурной точки зрения и определяется стиранием границ между создателем и потребителем сообщения. Таким образом, метафора Сети, от которой сегодня уже сложно отказаться, немного обманчива: она подчеркивает лишь горизонтальный характер коммуникации, но не ее поли(интер) активность. Принципиальная изменчивость, перестраиваемость Сети — ее главная характеристика.

Казалось бы, сетевое общество невозможно без соответствующих технологий. Но есть большое количество доказательств того, что идея нового типа социальной коммуникации возникла задолго до сетевых технологий. Очевидно, речь идет о более универсальной социкультурной тенденции: о потребности в изменении самой ситуации общественной коммуникации, которая порождает и новые формы медиа, и новые формы городской среды.

В своей книге «Сетевое общество» Ян ван Дейк развивает гипотезу о том, что сеть — наиболее органичный тип социальной связи, которая существовала с момента появления общества как такового. Именно утрата людьми единого пространства привела к лавинообразному развитию массмедиа и бюрократии, что, с точки зрения автора, исторически неизбежно, но в социокультурном отношении является деградацией. Таким образом, развитие и быстрое укоренение сетевых технологий было лишь ответом на потребность общества в возвращении ему горизонтальных коммуникаций. Для Мануэля Кастельса также самая объемная составляющая культуры Интернета — «виртуальные общины».

Широко известно и высказывание Маршалла Маклюэна, который описывает мир как глобальную деревню, и т.п.

То есть гипотеза об определяющем значении виртуального и, следовательно, об уменьшении значимости физических составляющих человеческой онтологии, времени и пространства только кажется принадлежащей именно теориям сетевого общества. В действительности же наиболее абстрактные и общие идеи такого рода появляются в досетевую эпоху. Так, кроме уже упоминавшихся рассуждений Маклюэна интересно, например, вспомнить в этой связи понятие «отделение от времени и пространства» (time-space distantiation), предложенное Энтони Гидденсом в середине 1980-х годов6.

С возникновением Глобальной сети дискуссии о «конце эпохи расстояний» (the death of distance) и «времени без времени» (timeless time) возобновились, но уже в конце 1990-х эти положения начинают признаваться ошибочными, так как накопленные факты не позволяют довольствоваться упрощенной гипотезой победы «сетевого» над «физическим» и перемещения общества в виртуальное пространство. Воздействие сетевой культуры на пространство физического обитания человека точнее описываются такими понятиями досетевой эпохи, как, например, «отделение общества от географии» (the detachment of society from geography7). Речь здесь идет прежде всего о том, что пространства обитания человека становятся все менее естественными, в них все меньше природных характеристик, факторов естественного ландшафта и климата и все больше физических воплощений технологических, социальных и культурных феноменов. Так, в случае конкретного примера «сетевого» города, его места — моллы, парки, транспортные развязки — сконструированы по образу и принципу Сети. Пример другого рода — влияние способов видения пространства, доступных через Сеть, на планирование городов. Так, в очень интересном, но пока не опубликованном исследовании Скотта Крича «Мир в миниатюре»8 рассматривается влияние Google maps на восприятие и трансформацию городского пространства.

Например, Я. ван Дейк пишет: «Сейчас много говорят о конце эпохи расстояний и двадцатичетырехчасовой экономике. Тем не менее действительно ли пространство и время в сетевом обществе больше не значимы?! Я отстаиваю прямо противоположную точку зрения: в определенном смысле важность этих базовых категорий возрастает»9 (перевод автора). Две ключевые характеристики пространства в сетевом обществе согласно утверждениям ван Дейка — его социализация и индивидуализация, а «технологическая возможность пересекать пространство и время (bridging space and time) вынуждают людей (и позволяют им) быть более избирательными в выборе координат, чем когда-либо еще в истории»10 (перевод автора).

Таким образом, пространство, все более отделяемое от географии, становится все более зависимым от социальных процессов, фактически, начинает их портретировать, и мы имеем дело не с перемещением общества в виртуальный мир, а со все более смелым воплощением фантазий виртуального мира в физической реальности. Однако воплощение этих фантазий — не безответственное и амбициозное доказательство могущества правящих элит (не стройки века и не обращение рек вспять), а сумма ежедневных действий и решений всех граждан. Инициативы grass-roots становятся неизбежным следствием развития сетевого общества, необходимость выбора и ответственность за него — повседневностью городской жизни.

Говоря о социализации и индивидуализации пространства, ван Дейк рассматривает, как ценности и установки сетевой коммуникации меняют форму домашнего приватного пространства и, что наиболее важно, устанавливают новые правила для публичного пространства, делают его подвижным, легко перестраиваемым, поливалентным и многофункциональным, наделяют его свойствами Сети, то есть такое пространство не просто интерактивно, оно приобретает характеристики WEB 2.0. С этой точки зрения, такие явления современной городской жизни, как работа вне дома и офиса, моделируемость публичных пространств, их ежедневные трансформации (что возможно лишь при использовании специальных материалов и конструкторских решений), различные городские собрания, стрит-арт, переосмысление взаимодействий города с природой на экспериментальных пространствах парков — все это уже не является единичными девиациями или протестом против официального городского плана, но скорее проявлениями, вполне соответствующими новому социокультурному облику «сетевого», интерактивного города.

Мы сконцентрировали внимание на оптимистических сценариях развития мегаполиса, в основе которых заложена сетевая теория. В теориях сетевого общества городу отводится важная роль, так как именно он становится и средой обитания и главным объектом приложения сил креативного класса, который в достаточно короткое время способен изменить город в соответствии со своими ценностями и образом жизни.

1. Manovitch L. The Language of New Media.

2. Кастельс М. Галактика Интернет. Екатеринбург: У – Фактория, 2004. С. 259.

3. Цит соч.

4. Трубина Е. Город в теории: опыты осмысления пространства. М.: Новое литературное обозрение, 2011. С.149.

5. Идея об отмирании бюрократии в информационном обществе была принципиальной уже для Д. Белла в 1973 году, то есть задолго до начала коммерческого распространения Интернета. См.: Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования. М.: Academia, 2004.

6. См. об этом: Giddens A. The Constitution of Society: Outline of the Theory of Structuration. Cambridge: Polity. (1984). Giddens, A. Modernity and Self- Identity: Self and Society in the Late Modern Age. Cambridge: Polity. (1991).

7. Burgers, 1988.

8. Scott Krzych. The World in Miniature. Доклад в рамках ReSet Seminar on Media and Philosophy (August 1–13, 2012) Akbuk, Turkey. (2012).

9. Dijk J. v. The Networl Society. Sage Publications, 2006. P. 156.

10. Там же. С. 157.

ДИ №2/2013