Лет шесть назад в одном из интервью Айдан Салахова разъяснила собственный метод так: «Мне важна разница интерпретаций сюжета. Я часто несколько раз изображаю один и тот же мотив. Меня интересует развитие темы, процесс поиска разных версий ее решения». Нынешний

проект, отчет в своем роде, подтверждает это положение. Есть нечто полифоническое, музыкальное в развитии темы, возвращении к ней в различных интерпретациях, в разбивке на части, с постепенным усложнением или же, наоборот, упрощением.

Подобный способ жонглирования понятиями, символами, медиа (живопись, графика, видео, скульптура) напоминает поиск фирменного стиля, выражаясь на сленге графических дизайнеров, айдентики. Берал Мадра употребила термин, который невольно слетал с уст многих коллег, пришедших на вернисаж, Gesamtkunstwerk, тотальное произведение искусства. Собственно, тема, которую Айдан начинает разрабатывать еще в 1998 году в проекте «Саспенс», стержень ее творчества: «гендер», «женщина», «поиск всего женского». «Персидская миниатюра» была отрефлексирована Айдан в одноименной выставке 2006 года в Ермолаевском переулке, однако работа над ней продолжается. Графика, отсылающая к первоисточникам, причем не только к мусульманским рукописям, но и к иконам византийского письма, доведена до предельной линеарности, упрощена до трех красок: золота, черного и белого. Кисти рук, книга, складки ткани — все это поводы для размышлений, поисков, карандашных набросков, эскизов, вариаций. Принято считать, что женщина в парандже — ключевой персонаж творчества Айдан последних лет. Однако мягкие, плавные очертания хиджаба рождают ассоциации еще и с мандорлой, овальной формой нимба, принятого как в христианстве, так и в буддизме. Мраморные и гранитные, черно-белые барельефы были представлены на площади итальянского города Каррары, где Айдан уже в течение трех лет работает регулярно, и восприняты зрителями как силуэты католических монашек. И про шахидок никто не вспомнил.

Заимствования из классического арсенала в творчестве Айдан довольно явственны. Ее считают художницей-феминисткой, ставят в один ряд с Ширин Нешат, Синди Шерман и Моной Хатум. Самой же Айдан хотелось бы, чтоб в ней видели последовательницу Луиз Буржуа. Но, думается, природа и эстетика работ француженки куда тревожнее, и вообще, там гораздо больше «скелетов в шкафу». Салахова смело и бесцеремонно воспроизводит конкретную форму того, о чем все и так постоянно думают. Причем формы эти и визуально, и фактурно тактильно-эротические, коммерчески соблазнительные и в известной степени не лишенные иронии. В подобном «радикализме» можно было заподозрить разоблачение эксплуатации женского тела и сопротивление запретам, узреть борьбу за права женщин, однако формы, сотворенные Айдан, зачаровывают. Американский арт-критик Люси Липпард еще в 1973 году описала особенности женского творчества: «плотность, однородная текстура, преобладание округлых форм и центральная фокусировка, повсеместно линеарные, выпуклые или параболические, самодовлеющие формы, слои и напластования», вполне соответствующие работам московского автора.

Эффектная экспозиция «Fascinans and Tremendum» выстроена весьма театрально. Впрочем, пространство особняка на Гоголевском, где имеются просторные анфилады, парадные гостиные и камерные затененные кабинеты, как нельзя лучше подходит для подобных шоу.

Согласно идее куратора выставка трехчастна, состоит из разделов: «Руки», «Тело», «Объекты». Начало осмотра: зацикленное цифровое видео, где женская рука медленно и по-хозяйски скользит по торсу мужчины — или мулата Джонни, или белого Майкла. Если в видео руки передают страсть и вожделение, то в выставленных в следующем зале живописных работах изображение рук обрамлено характерными исламскими орнаментами, здесь жесты наделены иными смыслами, в них сдержанность, смирение, защита, нежность, поучение, молитва. «Руки выражают то, что женщина чувствует и думает», утверждает художник.

Орнамент в искусстве ислама компенсирует отсутствие изображений живых существ, у Салаховой он обрамляет антропоморфные силуэты. В экспозиции орнамент получает развитие: увеличенный и оптически искаженный, он перетекает с картин на стены, на белом фоне происходят новые графические метаморфозы, пока орнамент не станет фоновым дополнением для экспонирования мраморно-гранитных барельефов. Так Айдан трансформирует графику в камень, открыв для себя искусство ваяния, и тем самым завершает круг Gesamtkunstwerk. Для этого она отправилась в Каррару, в мастерскую, где высекаются в мраморе вещи Сантьяго Калатравы, Ильи Кабакова, а также Луиз Буржуа.

Айдан освоила сложнейшую технику высекания из камня, об этом свидетельствует видео, стилизованное под кино времен итальянского неореализма; оно повествует о москвичке, орудующей резцом в каррарской мастерской.

Торжественное шествие трех фигур из гранита и мрамора, трех «Предстояний», выделенных подсветкой, увлекает зрителя в главный зал к центральному экспонату — триптиху «Троица» (2009). Три фигуры на золотом фоне иллюстрируют идею троичности единого Бога. В смежном зале экспонируется множество притягательных лоно- и фаллоообразных форм, выполненных из оникса и алебастра, источающих внутреннее сияние. Завершают экспозицию нервные складки белоснежной ткани, вырезанные из мрамора. Эти белые нерушимые формы как завет. Но о чем? Вопрос Айдан оставляет открытым.

ДИ №2/2013