На вопросы ДИ отвечает Алиса Прудникова, директор Уральского филиала ГЦСИ, комиссар Уральской индустриальной биеннале
|
ДИ. Вы стали директором филиала в две тысячи пятом году, но он был организован в девяносто девятом. Как он создавался?
Алиса Прудникова. Это не было централизованным процессом, филиалы возникали по инициативе на местах, на чистом энтузиазме таких людей, как Наиля Аллахвердиева и Арсений Сергеев, которые много делали для продвижения современного искусства. Открытие филиала институциализировало этот процесс. В принципе все филиалы ГЦСИ начинались просто с комнаты-офиса, большого количества энергии и открытости международному опыту. Когда к работе приступила наша команда, нам всем было чуть за двадцать, то есть мы не играли в экспертов, но постоянно занимались самообразованием, ну и конечно, параллельно образовывали других. Каждый проект мы старались сопровождать лекциями, конференцией, научным исследованием. Наш студенческий журнал «ZAART» стал публикационной площадкой Екатеринбургского ГЦСИ.Без своего выставочного помещения было непросто. Но именно его отсутствие динамизировало процесс и стало первым шагом к биеннале. Мы инициировали партнерские проекты с музеями и искали альтернативные площадки, не связанные с искусством: организовывали выставки в заброшенных клубах, пустых бетонных коробках и цехах заводов. В две тысячи восьмом году мы сквотировали пустующее заводское пространство. В течение двух недель шестьдесят российских и французских музыкантов, художников, танцоров, видеохудожников, архитекторов жили и работали на заводе, и из их взаимодействия что-то возникало. Тогда основным нашим инструментом были междисциплинарные проекты, визуальных арт-практик на Урале не хватало, зато из творческих, готовых экспериментировать людей из разных сфер складывалось целое движение. Опыт «Арт-завода» оказался настолько вдохновляющим, что на следующий год мы пошли уже на действующий завод. Это был пик кризиса, и мы стали им полезны для рекламы помещений и привлечения арендаторов. А нам требовались их пространства. Так возникла бизнес-схема, которая казалась универсальной, но все-таки понадобилось гораздо больше аргументов и смыслов, чтобы привлечь на свою сторону таких гигантов, как Уралмаш, ВИЗ-Сталь, а в двенадцатом году и Уралтрансмаш. Градообразующие предприятия стали частью биеннального движения, определив специфику нашей работы.
ДИ. А как строится жизнь филиала вне биеннале?
Алиса Прудникова. Биеннале, конечно, влияет на всю нашу деятельность. Но у нас много и других постоянных программ: «Урал — регионы», «Уральские заводы: индустрия смыслов», «Культурная журналистика», «Сотрудничество», «Образование». На другой уровень выходит программа «Арт-резиденции», где мы предоставляем художникам возможность для создания произведений. Такая производственная практика сегодня вообще не включена в сферу деятельности российских центров современного искусства. Определенную специфику задает и наше здание, которое мы наконец получили несколько лет назад: это бывшая земская школа, находящаяся в очень плохом состоянии и требующая реконструкции. В полном объеме центр начнет работать, думаю, только в пятнадцатом году, а пока ведутся ремонтные работы, логично использовать бывшие учебные классы как студии-мастерские. Еще во время подготовки второй биеннале стало очевидно, что уже пора думать о третьей. Так важную для нас тему невыставочных стратегий современного искусства мы стали прорабатывать за полгода до открытия биеннале. Это актуальный вопрос, потому что в кризисе находится не только биеннальное движение, но и в целом выставочная практика. Работая с форматом биеннале, тоже, надо заметить, не самым инновационным и много рефлексирующим о самом себе, мы постоянно задаемся вопросами, что такое индустриальное и что такое выставочное, а также в чем сила искусства? Мы хотим проблематизировать эту ситуацию, сделав ее исследовательским полигоном не только регионального и российского искусства, но и международного.
ДИ. Мы наблюдаем, как в последнее время вновь набирает обороты институциональная критика, но развитие современного искусства невозможно без системы его институций. Что бы вы посоветовали людям, которые хотят создать у себя центр или музей современного искусства, с чего нужно начинать?
Алиса Прудникова. Да, институций не хватает и Екатеринбургу. Мы каждый раз пытаемся понять, а что, собственно, изменила биеннале в городе, какой от нее эффект, помимо очевидного информационного поля и прирастающей аудитории современного искусства? Думаю, что биеннале — это мощный двигатель, запускающий какие-то процессы, в результате которых у людей возрастает потребность действовать, то есть это постоянная работа с контекстом, с городом, с сообществом, это опыт столкновения со взглядом извне. Например, мы знаем, что молодые творческие люди хотят создать в городе независимую арт-институцию. Конечно, есть некое очарование в этом энтузиазме и желании что-то сделать, но важно понимать, зачем это нужно, что они собираются делать и какая у них мотивация. И здесь начинаются серьезные противоречия. Ведь самое важное — не организационные формальности, они решаемы, а концептуальный уровень деятельности. Я думаю, что все получится у того, кто сможет ответить на вопросы: «Что я хочу изменить, создав еще один центр современного искусства?», «Как сделать то, что действительно необходимо этому конкретному региону (городу, району, кварталу)?», «В чем заключается моя миссия?». То есть главное — определить цель и задачи, а не формат, юридический статус и помещение.
ДИ. Мне кажется, что это связано с ответом на вопрос, что есть современное искусство, его роль для человека, города, социума в целом.
Алиса Прудникова. Когда я пытаюсь ответить самой себе на этот вопрос, то думаю, что современное искусство — это сила, которая дает людям возможность почувствовать себя частью той реальности, которую они хотели бы изменить. Погружаясь в идеи и концепции художников, ты должен быть готов к тому, что в тебе что-то изменится. Искусство может заставить тебя, даже помимо твоей воли, посмотреть на привычные вещи с неожиданной стороны. Когда оказываешься в пространстве современного искусства, то оно прежде всего делает тебя более открытым, даже к тому, к чему ты изначально был совершенно не расположен. Это искусство бередит, делает неравнодушным, заставляет аналитически относиться к окружающему миру. Оно может быть неэстетично, отталкивающе, ужасно и вообще непонятно. Но если ты открыт новому опыту, то оно очень много может тебе дать.
ДИ. Во время подготовки второй биеннале вы инициировали партнерство с региональной биеннале ZERO в Сан-Хосе в США с какой целью?
Алиса Прудникова. Нам вообще интересно соотносить нашу практику не с российским, а с международным контекстом, и биеннале — самый действенный инструмент для этого. О биеннале в Сан-Хосе я узнала совершенно случайно, путешествуя по Калифорнии. Даниель Фауст — художник основного проекта на нашей первой биеннале — рассказал мне о Джоэле Слейтоне, который делает биеннале в Силиконовой долине. Задача организаторов биеннале в Сан-Хосе была в том, чтобы переосмыслить территорию, которая создавалась как экономический эксперимент, и никто не задумывался о собственной идентичности этого места. Приехав в Екатеринбург, Джоэл Слейтон сказал: «Ну вот, вы делаете индустриальную биеннале, а мы — постиндустриальную». Независимо друг от друга в разное время мы начали работу с городской средой, с самоощущением города, в котором современное искусство является инструментом, способным менять что-то в жизни людей. И мы решили не ограничиваться знакомством и форматом публичной лекции и дискуссии, а сделать совместный проект.
В прошлом году в Уральском регионе появилась особая экономическая зона с льготными условиями для иностранных и отечественных инвесторов, где предполагается строить новые предприятия и создавать инфраструктуру. Этот масштабный проект реализуется в региональном городке Верхняя Салда, где местный завод ВСМПО-АВИСМА является монополистом в производстве титана. Поэтому возникло название «Титановая долина». Именно здесь была развернута одна из арт-резиденций биеннале. Полгода команда российских и американских студентов под руководством Джеймса Моргана сначала участвовала в игре «Minecraft», затем ездила в Титановую долину, где пока только чистое поле, жила в палатках и проводила полевые и социологические исследования. В итоге возник образ новой Титановой долины, созданный на первом этапе виртуально в пространстве игры, а затем в виде реального арт-объекта, который и был представлен на итоговой выставке арт-резиденций биеннале. Я так подробно рассказываю об этой резиденции, потому, что производственный формат художественного проекта очень перспективен именно для Уральской биеннале, мы, несомненно, больше сконцентрируемся на нем в рамках третьей.
ДИ. Как вам кажется, вы продвинулись по сравнению с первой биеннале?
Алиса Прудникова. Конечно, биеннале развивается, и очень стремительно. Изначально я понимала, что наша задача не просто делать выставку раз в два года, а организовать полноценный исследовательский процесс, который бы не прекращался в период между биеннальными выставками. На первой биеннале в основном проекте работала команда приглашенных кураторов, а я курировала специальные проекты. В итоге два направления не пересеклись, получились как бы два мировоззренчески противоположных мира. Основную выставку первой биеннале делали Екатерина Деготь, Космин Костинас и Давид Рифф. Политически и стратегически это было верное решение. Проект получился революционный и манифестационный, но вызвал больше агрессии, чем расположения у местной публики. Для многих зрителей это было первым масштабным соприкосновением с современным искусством, и к глубокому погружению, которого требовал основной проект, многие оказались не готовы. Вторая биеннале больше обращалась к публике. Куратор Яра Бубнова проделала большую работу, общаясь с местной аудиторией, с художниками, специалистами, студентами. Ей было очень важно видеть тех, для кого она работает. И мне кажется, проект Бубновой более деликатен, выверен и настроен на диалог, он продуман для конкретного места и конкретной публики. И это, конечно, основное отличие второй биеннале. А главным результатом мне кажется то, что общественная дискуссия разгорается сейчас не вокруг вопроса, нужна ли нам биеннале, а по поводу того, какая нам нужна биеннале.
ДИ №2/2013