Безнадежность в данном случае понимается двояко, живопись умерла, ее место заняли инсталляция, перформанс, акционизм, медиаарт и т.п.; надежды на общественный интерес нет. Вместе с тем мы, живописцы, не в силах отказаться от любимого дела, как его понимаем, и перестроиться, стать востребованно «современными»… Но все же человек устроен так, что должен питать душу и разум, и заменить здесь живопись вряд ли удастся. И пусть живопись не самое массовое искусство, но уж точно искусство меняющееся.

Институт имени И.Е. Репина Александр Румянцев окончил в 1975-м, живописный факультет, мастерскую профессора А.А. Мыльникова. У молодого художника явно хватило бы смелости стать изобретателем какой-нибудь эпатажной новации. Смелости хватило бы, а вот желания изменить своей своеобычной художнической натуре не появилось.

Этот автор любит натуру. Хочет, чтобы пейзаж и особенно портрет, узнавались, сообщали зрителю интерес и восхищение, что вызвали у него самого. Сообщали живописным языком, выразительно-экспрессивным и свежим.

Художник вполне органично причисляет себя к «безнадежным живописцам» (и много лет совместно с ними выставляется) — по духу, генерационной близости, взаимной личной и творческой приязни, многим пластическим пересечениям и т.п. Его вещи не претендуют на глубокий психологизм. Лишенные философствования и «биографии» объекта, они несут в себе волшебство сиюминутной встречи, будь то встреча с человеком, городом или сельским пейзажем.

Знакомство с творчеством живописца лишний раз убеждает в том, что наиболее верное впечатление о сути художнического естества возникает часто не на выставке. Почти тактильно ощущаемая пастозность и запах свежей краски, возможность отойти, прикрывая ладонью ту или иную деталь… Подобного рода удовольствия близкого контакта трогательны. Но они же порой отвлекают от целого, приводят к частному, а значит, поверхностному восприятию. Вспоминается персональная выставка Румянцева. Там были разные по цветопластической структуре вещи. А в памяти отложилось общее: свет, смелость и вместе с тем некая осторожность-деликатность. Особенно явственно из внушительного временного пространства выплывают портреты друзей-художников, например А. Задорина, автопортрет мастера и др.

Одно из сильнейших качеств Румянцева — искренность. Живя с 2000 года на два города, в Петербурге и Гамбурге, художник подходит к их живописной интерпретации различно. Не делает, скажем, вид, что уловил пульс немецкого мегаполиса. Вот знаменитый гамбургский вокзал, целый мир, не засыпающий и ночью. Он у художника, безусловно притягателен и даже завораживает своей брутальной массой. В то же время авторский интерес здесь — это интерес к привлекшему внимание прохожему. Мазок импульсивен, цвет нельзя сказать, что открытый, но густо-решительный, даже при сухой кисти, тональные отношения активны. Картинная плоскость осваивается победительно и быстро; чуть задержался — и замедлится живописное творение.

…«Лес» (2006) воздействует ритмом лилово-розовых, зеленых и синих стволов, мерцающих в плотном мареве далей. «Нева. Завод» (2008), в сущности, тоже лес, урбанистический. Вместо мягкости и цветового богатства рублено-черные силуэты корпусов. Последние агрессивны к перламутровому небу и его отражению в воде. И это не противоречит неразрывности природы, мастер видит в единстве структурную сложность. Любопытен «Пейзаж с лодками» (2010). Почти монохромное на первый взгляд произведение: залитая закатным светом деревня. Благодаря по-своему богатой гамме и выстроенной тональной партитуре воспламенившиеся плоскости изб соперничают с солнцем в светоносности. Но вспомним Ренуара: «Подлинное произведение искусства нельзя повторить и нельзя рассказать».

При всей узнаваемости Румянцев — очень разнообразный живописец; в ассоциативном ряду можно узреть экспрессионистов, радостного Дюфи, примеры наивного искусства, русский авангард различных временных преломлений. Ню автора, например, могут быть жемчужно-изысканны в своей размытости («Сидящая», 2008), а могут обернуться напряженно-ярким силуэтом («В ванной», 1999). Одни холсты исполнены динамики («Пейзаж с поездом», 2008), другие по-детски декоративны, располагают к медитации («Пальмы и море», 1999).

Яркий и взбалмошный европейский город, забитый суетливыми авто («Улица», 1999), может соседствовать с вечно золотой безмятежностью Востока («Иерусалим»,1999). Озорно раскованные, не боящиеся быть вызывающими вещи («Зеленая женщина», 1999) — и рядом сдержанная, с печальной ноткой живопись («Человек с зонтом», 2007). Или же привычное и вместе с тем «румянцевское» очарование туманной петербургской зимы («Канал Грибоедова», 2009).

Автопортрет художника строгий, грустноватый, что-то в нем от вангоговских самообращений, что-то от колючести Бюффе. Работа над автопортретом — подтверждение серьезности, нужности, выстраданности того внешне празднично-легкого дела, которому отдается жизнь…

Материал подготовлен в рамках проекта «Живопись двух столиц», который осуществлялся на грант Президента Российской Федерации для поддержки творческих проектов общенационального значения.

ДИ №2/2013