Оргкомитет фестиваля имеет логотип «Pikene pao Broen» («Девушки на мосту», по известной картине Эдварда Мунка). Девушки из оргкомитета сочинили название юбилейной программы: «Barents is Ticking», «Тикающий Баренц». Оно ассоциируется с нервным ритмом, процессами жизни в городе, где проводится фестиваль — Киркенесе. Киркенес — пограничная территория сразу трех стран: Норвегии, России и Финляндии. Это и порт, и промзона, связанная с добычей железной руды. Город очень живописно лежит в мягких объятиях холмистого фьорда Варангер на берегу незамерзающего залива в Баренцевом море. Большую часть года он укутан сверкающей белоснежной шубой, так как находится на крайнем северо-востоке Норвегии, на расстоянии 400 км от Полярного круга. До границы с Россией всего 8 км. Главной достопримечательностью маленького городка (статус города Киркенес получил лишь в 1998 году) является большая модернистская (1959 года) церковь на холме у берега моря, ставшая одной из площадок феста. Собственно, церковь (самая древняя, не сохранившаяся, упоминается с 1565 года) и определила название городка — Киркенес — «Церковь на мысе».

Приехав на фестиваль в начале февраля, оценив красоты свечений среди снегов, воды и сопок при морозе 25 градусов, неминуемо придешь к выводу, что нет места более медитативного и спокойного, которому всякое тиканье, суета, эмоции просто противопоказаны. Да и людей на центральных улицах и площадях раз-два и обчелся. О тиканье напоминает разве что скрежет льдин у береговой кромки. И все-таки пульсация энергии в городе немалая. Ее можно ощутить по большому количеству судов в порту, по дымящим трубам производства, по многочисленным листовкам и афишам предстоящих событий культурной жизни.

Поверх барьеров

Парадокс, который сразу замечаешь, совершая нетрудную прогулку по берегу фьорда: в порту Киркенеса стоят суда сплошь с российскими названиями. Причину следует искать там же, где и ответ на вопрос, почему международный фестиваль встречи культур проводится на норвежской, а не на российской земле. Чтобы зайти в порт ближнего к Киркенесу (около 200 км) Мурманска, рыболовецким судам надо пройти столько согласований, предъявить столько бумаг, что весь груз на борту — рыба и морские гады — неизбежно станут, по-булгаковски говоря, «второй свежести». А в Киркенесе судам с российскими буквами рады. Входят в порт они без лишних проволочек. Легко и беспрепятственно. Похоже обстоит и с культурой. В Мурманске, чтобы устроить интернациональный фест, требуется пройти тысячу инстанций, добраться до самого Кремля. В Киркенесе организация подобного фестиваля — вопрос дальновидной имиджевой политики. Он нужен, ему зеленый свет.

Собственно, лейтмотив программы: культура поверх барьеров. И очень здорово, что этот сюжет понят не в стиле восторженной агитки, лозунга, а как проблемное, противоречивое поле, в котором иные темы так и остаются неразрешимыми. Фестиваль структурирован по нескольким жанровым блокам: перформансы, видеоарт, современный театр (включая танец), конференции-дискуссии, музыкальная программа, архитектурные инсталляции и даже сделанная французским дуэтом Magali&Cedric работа в жанре smell-art: пустой фургон, наполненный специально собранными запахами Арктики. Руководитель фестиваля Любовь Кузовникова предложила зрителям и участникам воспринимать все события не дискретно, а в общем пространственно-временном континууме, единым текстом, в котором на уровне конструкции, монтажа в самом деле нет границ и барьеров. Для достижения этого впечатления события феста устраивались в самых разных местах Киркенеса, от площади перед старой фабрикой до стадиона, бара, ночного клуба, конференц-холла гостиницы, библиотеки и даже внутри плавательного бассейна. Зритель вынужден был дефилировать от одного адреса к другому и своим перемещением скреплял и сшивал топографию фестиваля, обеспечивал единство его восприятия.

Дискуссионное поле включало в себя вопросы: кто мы в глазах мира? насколько адекватно понимаем себя? насколько можем быть свободны и хотим ли этого?

Одним из важных событий дискуссионной платформы «Talking Barents» стал вечер под емким названием «Путинизм». Организаторы вечера, участники панельной дискуссии — журналисты и общественные деятели из России и Норвегии. Они дали замечательную экспозицию сегодняшнего времени. Поведали и о своем понимании причин кризиса оппозиции (отсутствие сильного лидера, программы, летаргический сон общества). Россиянам все эти прелести отечественного варианта демократии хорошо известны, а вот для многочисленной группы европейских, американских, азиатских, африканских гостей многое было уточнено и прояснено. С этим собранием интересно сочеталась встреча с активистами нового протестного движения с разных континентов. Бейрутский и каирский художники Омар Хури и Шеннави рассказали, как им удается издавать и распространять в Ливане и Египте сатирические комиксы-памфлеты. Участник московской группы «Партизанинг» Игорь Поносов поделился фактами развития движения за позитивные изменения гражданской урба-нистики и общественных пространств. Один пример. Созданную участниками «Партизанинга» без госзаказа и до официально объявленного конкурса отличную карту московского метро, учитывающую реальную географию и транспортную систему столицы, «партизаны» повесили в вагонах и выложили на сайте. В добрых традициях первых шагов фейсбука их сайт рухнул: было более двадцати тысяч обращений в минуту.

Самоидентификации Баренц-региона в контексте мирового природного, экономического и политического ландшафта были посвящены большие конференции. Запомнился доклад историка, сотрудника радио «Свобода» Кирилла Кобрина о Киркенесе как микромодели больших процессов европейской экономики. Модернистские идеи индустриализации и прогресса сменились в конце 1960-х темой local crafts, разочарованием в утопических схемах, сегодня же стратегия двусоставная: индустриальный путь снова актуален, однако локальная схема развития также берется в расчет, она зиждется не на утопизме, а на прагматизме. Киркенес, с его драматическими поворотами жизни в XX веке, с его процветанием промышленности до Второй мировой войны, большим спросом на местную руду в послевоенное восстановительное время, стагнацией 1980-х, возрождением промышленности в новом веке, оказывается маленьким зеркалом жизни индустриальной Европы.

Стереотипы личные почти несокрушимы

О том, что трудности общения и преодоления границ связаны не только с глобальными социополитическими схемами, но и с психотипом конкретной личности, рассказывали арт-проекты фестиваля.

По интересному стечению обстоятельств просмотр этих проектов оказывался в буквальном смысле поступком для фестивальной публики. Почтенная прародительница искусства современного танца американка Мэйда Визерз выступала внутри освещенного зала второго этажа гостиницы с окнами во всю стену. На улице перед окнами стояли два динамика, из которых раздавались звуки электронной музыки давнего партнера Мэйды Стива Хилми и фразы, произносимые самой танцующей Мэйдой. Там же на улице на протяжении часа на двадцатиградусном морозе подскакивали от холода зрители. Они смотрели на странные движения Мэйды в окне, которые были похожи на танцы призраков с картин экспрессионистов. Это даже не танец, а череда неких жестов-заклинаний. Мэйда не желает нравиться, не желает зрителю комфорта, пытается растормошить его охочую до удовольствия сытость. Как большая и страшная черная бабочка, бьется она о стекло, о ту стену, за которую сама себя заключила. Ее проект называется «Пространство Occupied» и является реакцией на мировой рост движения «Окупай». Танцем Мэйды прописана партитура: массовые попытки захватить что-либо, остановить регресс системы всегда связаны с трудностями преодоления лично установленных каждым из нас границ и клеток из стереотипов, догм, популизма, тщеславия.

Другой морозный проект о кризисе общения между людьми разных культур — «Приграничный мюзикл» санкт-петербургской группы «Что делать?». На фест в Киркенесе лидеры группы, семейный дуэт Ольга Егорова и Дмитрий Виленский, привезли почти часовой видеофильм. Его приходилось смотреть на открытом воздухе, глядя на экран в перспективе снежных шапок сопок. Смотреть и, вторя звучащей музыке Михаила Крутика, подпрыгивать на двадцатиградусном морозе. На самом деле фильм больше похож на советскую оперетту. Условный Киркенес и город-побратим Никель обозначены раздвигающимися ширмами. На их фоне разыгрывается немудреная любовная история о встрече руководительницы хора Тани, приехавшей на гастроли в Киркенес, с работающим на производстве норвежцем Ола. Таня переезжает к Ола, оставляет на родине угрюмое шахтерское братство, выступающее в данном фильме как активно вторгающийся в судьбу героев античный хор. Все шахтеры поющие. Сыграны артистами хора Мариинки. Они осуждают Таню и предрекают ей многие неприятности. Таня ставит им в вину дикую беспросветную жизнь. Но после переезда в Норвегию к Ола не оставляет собственных диких привычек: орет на ребенка и лупит его. Ола выносит поведение новой жены на суд общественности. Заботясь о свободе личности, общественность обращается в суд. Суд отбирает ребенка у Тани. В финале поется гимн Норвегии, самой свободной и счастливой стране, где даже с птицами можно говорить по душам. Едкий сатирический месседж мюзикла, конечно же, разоблачает дефекты национальной психологии, что могут стать темой для анекдотов про норвежцев и русских. В то же время высокий художественный уровень спектакля и музыки освобождает от памфлетности толкования, дает объем и воздух. Потому фильм смотрится легко и интересно, а незадачливым героям симпатизируешь и, невзирая на дикий мороз, относишься с теплом.

Музыка все связала

Царицей фестиваля все-таки можно выбрать музыку. Многие серьезные темы о национальной идентичности, диалоге культур, границах и мультимедийности нового мира были вдохновенно раскрыты в замечательном спектакле — открытии, подготовленном артистами и музыкантами, сотрудничающими в Москве с музыкальным руководителем театра «Школа драматического искусства» Петром Айду, а также норвежским трио POING, певицей Майей Ратке и ансамблем из Архангельска «Сполохи». На стадионе, прорубленном внутри скалы, творилось что-то необыкновенное: ансамбль тончайшего консерваторского пианиста Айду превратился в шумовой оркестр эпохи авангарда 1920-х годов. Этот «шуморок» (так называли в послереволюционное время агитационные оркестры самодеятельных инструментов) на пилах, стульях, бутылках, гребенках, ложках и пузифоне из метлы и бычьего пузыря играл «Оду к радости» Бетховена, пьесу Чайковского, Интернационал и вместе с архангельскими артистами пел песни 1930-х годов, славящие «отца народов». Действо вышло сочное, яркое, веселое и озорное. Для интеллектуалов отличный ребус, лабиринт, в котором хитроумно переплетены разные дорожки культурных традиций. Простота исполнения «шуморка» кажущаяся. Все композиции сыграны были по-своему виртуозно и с отменным чувством исторического стиля. Любопытно, что самые одиозные опусы про «простого советского человека» и «Боровицкие ворота» были сыграны внахлест, когда одна советская государственная традиция исполнения перекрывается альтернативной ей фольклорной, терпкой и ражей, как лубок. И пафос финального хора развивается чириканьем птичьих свистулек.

Принявшие эстафету норвежцы продолжили тур по музыкальной истории XX века: от эпохи тоталитаризма к песням на стихи Бертольда Брехта, гимну ГДР, джазовым и рок-импровизациям послевоенного времени, к гей-гимну Синди Лопер «True Colors». Такой полифонизм программы, поддержанный суперуровнем исполнения, красноречиво свидетельствует о преодолении границ и барьеров, о свободе.

В течение фестивальных дней в городском ночном клубе выступали солисты и любимые среди новых хипстеров группы, среди них — украинский этно-хаус-квартет «ДахаБраха» и норвежский бард Сондре Лерке.

А завершился фестиваль требующим большого душевного труда концертом в церкви Киркенеса. Петр Айду на органе, Григорий Кротенко на контрабасе, Фруде Халтли на аккордеоне исполняли программу от Вивальди, Баха до Шостаковича и Губайдулиной. Филигранная работа со звуком, точное согласие будто бы обменивающихся тембрами инструментов сделали этот концерт событием не только фестивальным, но и современной музыкальной жизни как таковой.

ДИ №2/2013